Айра растерянно опустила плечи.
— Тогда я ничего не понимаю, — прошептала она. — Мы с Кером пришли сюда из Занда. Пробудили Иголочку. Всколыхнули прошлое дер Соллена. Заставили его снова вспомнить, страдать… Он должен нас ненавидеть! За то, что такой же игольник, как моя Иголочка, когда-то убил его единственную любовь. За то, что я не позволила отомстить ему за это. И за то, что мы с Кером навязались на его голову. Он был так жесток с нами, он причинил нам столько боли и сделал так много для того, чтобы… — Она вздрогнула. — Чтобы и я начала его ненавидеть… Господи, Марсо, я думала, что сойду с ума от ненависти!
— Наверное, в чем-то ты права, девочка моя, — вздохнул Марсо, присаживаясь рядом. — Викран действительно многое пережил. Но даже теперь он не дает себе ни мгновения отдыха, чтобы память не вернулась и не начала терзать его снова. Я видел, каким он был, Айра. Я вижу, каким он стал после Занда. Я понимаю, что даже это очень хорошо для того, кто пережил гибель Эиталле. И точно знаю — ни один из его учеников не относится к нему иначе, как с искренним уважением. А это чувство, согласись, у строптивых адептов еще надо заслужить.
— Тогда почему?! — Айра зажмурилась почти до слез. — Почему он так со мной поступил?! Зачем он вообще на это согласился?!
— Если бы я знал ответ, я бы тебе сказал. Но поверь моему опыту: Викран скорее ушел бы из академии, чем провел инициацию. И не стал бы готовиться к ней, как Легран. Для этого он слишком горд. И честен. А сама инициация доставит ему не больше радости, чем тебе. Для него это предательство. Как нарушение обещания, данного Эиталле. Это словно себя самого предать и уничтожить все то, что делает его таким, каков он есть.
— Но он сделал все, чтобы я его ненавидела! Разве он не понимает, что я скорее позволю отдать себя на растерзание Леграну, чем… — Айра неожиданно осеклась и ошеломленно застыла. — Да нет, не может этого быть!
Призрак непонимающе нахмурился.
— Айра, в чем дело?
Девушка в прострации опустилась на бортик бассейна и невидяще уставилась перед собой, торопливо перебирая в памяти все, что успела узнать, понять, выстрадать и пережить.
Короткие оговорки Бриера насчет растяжки, его болезненную гримасу всякий раз, когда он вспоминал этот трудный день, нервный смех, с которым он смеялся над воплем, который издал, несмотря на предупреждение учителя, бесконечные зачеты, задания, поединки…
Бриер сказал, что наставник живет на войне и требует от учеников того же. Викран дер Соллен вообще много требует и жестко пресекает попытки оспорить свое право на лидерство. Но, по словам того же Бриера, он никогда не переступает черту, за которой его перестанут воспринимать как сурового и опытного вожака.
Да, Бриер не раз признавался, что обучение далось ему нелегко. Со смехом говорил, что у другого учителя его жизнь непременно была бы гораздо спокойнее, потому что таких нагрузок, как у мастера Викрана, нет больше ни у кого в академии. Но при этом совершенно серьезно заявлял, что не желает иного. Он уважал и признавал правоту учителя, когда тот после очередной растяжки или короткого боя с легкостью доказывал: вот видишь? На самом деле ты можешь лучше…
А Викран дер Соллен всегда делал лишь то, что считал нужным. Говорил столько, сколько полагал необходимым. И нередко помогал ученикам восстановиться, если нагрузка оказывалась чересчур велика, хотя нет, неправильно. Айра не могла этого не признать — за все время обучения он доводил ее лишь до той грани, где она смогла бы справиться сама. Правда, в отличие от Бриера, он не предупреждал ее о своих намерениях заранее. Да и скидок на возраст и пол никогда не делал. А ведь мог бы…
Проведя этот странный, непонятный и совершенно перевернутый с ног на голову день, она понимала — действительно мог бы. К примеру, сказать насчет «дыбы». Если уж ее никак нельзя было избежать, то стоило хотя бы объяснить, подбодрить, успокоить — это ведь так естественно! В конце концов, он мог бы сделать это осторожнее. Мог бы помочь словом. Заранее подготовить их с Кером к трансформации, чтобы не было страшно, а безумная боль, от которой он не мог их избавить, не стала сильнее вдвойне.
Однако наставник не старался, чтобы его понимали. Ему это было не нужно. И учеба эта тоже была не нужна. Хотя делать что-то наполовину он, видимо, не умел. Поэтому обучение Айры и стало таким сложным.
Но в то же время она видела, каким он может быть. Увидела, что он умеет объяснять без боли. Способен учить нормально и причинять ровно столько мук, чтобы их можно было вынести.
Но почему он не сделал всего этого раньше?!
Айра устало прикрыла веки и с силой сжала виски.
— Скажи мне, Марсо, — наконец бесцветным голосом спросила она. — Как бы ты поступил, если бы тебя заставили делать что-то очень неприятное? Что-то, чему отчаянно противится душа? Что ты искренне презираешь или даже ненавидишь? Что-то, что способно оскорбить тебя больше, чем плевок в лицо, но чего ты при всем желании не смог бы избежать?
— Ну… мне пришлось бы поломать голову, — невесело хмыкнул призрак. — Придумать какой-нибудь способ выкрутиться. Например, сбежать, как ты. Или уничтожить помеху.
— А если сбежать нельзя? Если помеху нельзя уничтожить?
— Ну… в этом мире нет ничего, что нельзя было бы уничтожить.
— А что, если эта помеха — нелепая, невесть откуда взявшаяся и ничего не умеющая девчонка, которую тебе навязали силой? — прошептала Айра. — Сумел бы ты от нее избавиться?
Марсо разом помрачнел.
— Нет.
— Смог бы ее убить?
— Нет. Я же не чудовище.
— Хотел бы нарушить клятву, которую держал много лет?
— Нет, конечно! — воскликнул призрак. — Так я ж про это и толкую! Нельзя винить Викрана за то, что ты самим своим присутствием приперла его к стенке! И что Альварис — мерзавец, которому нет дела до того, что вы терпеть друг друга не можете!
Айра на мгновение прикрыла глаза.
— Марсо, а ты смог бы, не найдя другого выхода, довести меня до отчаяния? Сделать так, чтобы я в конце концов закатила истерику и побежала жаловаться директору? Смог бы сделать так, чтобы я расписала эти ужасы как можно красочнее? Так, чтобы лер Альварис ужаснулся и понял, что не того учителя выбрал для дурехи, у которой оказалось слишком мало выносливости, чтобы выдерживать тот темп, который ты задаешь всем своим ученикам? Скажи, Марсо… в этом случае меня оставили бы тебе?
Призрак вздрогнул.
— Если бы ты попросила — возможно. А если бы потребовала другого учителя, то тебя бы перевели и, несомненно, отдали Леграну. С его Землей и настойчивым стремлением к инициации… таковы правила, ведь ученики тоже имеют возможность выбора. Но, поверь, для Викрана это была бы такая пощечина, что он потерял бы уважение всего коллектива.
— А если тебе наплевать на мнение коллектива? — помертвевшим голосом спросила Айра. — Если для тебя не имеет значения ничего, кроме прошлого и тех снов, в которых ты клятвенно пообещал быть кому-то верным?
— Айра…
— Ты бы смог заставить ненавидеть себя так, как и сам ненавидишь уже много лет? Смог бы сделать это ради того, чтобы не нарушать клятвы? Смог бы сделать так, чтобы у директора тоже не осталось выхода? Точно так же, как он поступил с тобой, навязав ученицу, для которой вскоре потребуется полноценная инициация? Скажи, Марсо? Ты бы пошел на то, чтобы буквально убить меня известием о грядущем бале? Заранее это сделать, вопреки правилам? Смог бы ты каждый день смотреть в мои глаза и с нетерпением ждать: когда же… ну когда я злорадно усмехнусь и скажу, что с завтрашнего дня ты больше не сможешь меня мучить? Что я ухожу к другому учителю — более мудрому, понимающему и не такому мерзавцу? К тому, кому из чувства мести охотно отдалась бы во время инициации? А если бы этого не случилось, то рискнул бы ты начать трансгрессию? Посмел связаться с боевым метаморфом? — она прерывисто вздохнула, мучительно пытаясь разобраться, а потом внезапно поняла самое главное и содрогнулась. — Очень злым на тебя метаморфом, Марсо? Рискнул бы ты его провоцировать?!
Призрак жутковато побледнел и тихо выдохнул:
— Господи…
А Айра тихо закончила:
— И подумал бы ты о том, что, быть может, лучше умереть от его когтей, чем предать ту, для которой когда-то жил? Ведь после ее смерти твоя собственная жизнь потеряла всякий смысл.
— Насчет себя — не знаю, — беззвучно прошептал призрак. — Не уверен, что дошел бы до конца. Но Викран… Святые небеса! Если ты права, то он действительно безумец!
ГЛАВА 29
Долгая церемония по поводу первого бала прошла, как обычно, скучно: с поздравительными речами, отчаянными зевками преподавателей, радостным нетерпением молодежи и торжественным вручением ленточек, которые первокурсники с гордостью нацепили себе на грудь.
Затем были шумные обсуждения, восторженные визги по поводу новых платьев. Тосты. Музыка. Танцы. А еще приветливые и предельно вежливые незнакомцы, впрочем, и незнакомки — тоже, многие из которых таинственным шепотом предлагали адептам покинуть зал и впервые в жизни показать запертым в четырех стенах первогодкам чудесные парки старшекурсников.
На торжественную часть Викран дер Соллен, как всегда, не пошел. Всеобщее лицемерие вызывало в нем слишком противоречивые чувства, которые он хотел бы держать в узде. Особенно в связи с тем, что порядок вещей и грядущая для части учеников инициация оставались неизменными уже много веков.
Нет смысла вмешиваться и портить приятный вечер. Незачем просвещать ничего не подозревающих адептов и напрашиваться на очередной жесткий разговор с директором.
Пускай…
Прислонившись плечом к незаметной в тени колонне, он устало прикрыл глаза.
Все будет так, как и много раз до этого. Правила инициации оставались неизменными много веков. И здесь не имеют значения чей-то страх, смущение, сопротивление… и даже его нежелание в этом участвовать ничего больше не решало.
Заслышав шум возле входа в бальную залу и поняв, что официальная часть подошла к концу, маг невольно поморщился: как всегда, никто из первогодок, кому следует пройти инициацию, не устоял перед возможностью заглянуть на бал к старшекурсникам. Сегодня им можно все. Сегодня они станут старше и поймут наконец, почему их так долго держали порознь.