— Весенья, — магик дланью по лицу провел обреченно, — зачем ногой-то сразу?
Даже лягухи притихли, и ветер стих от той картины и сопровождавшей ее похабщины.
— Хозяин! — заорало басом с той стороны, куда башка улетела, — что за баб дурных ты вечно с собой таскаешь? Я в кусту застрял!
Веся рот ладошкой зажала, осознавая уже, что выкатившее на дорожку нечто было кем-то разумным, а не просто отрубленной головешкой.
Магик вздохнул тяжело, бормоча что-то из серии «как вы все мне дороги», и, раздвинув заросли осоки, с тропы сошел.
— Здесь обожди, — велел девице, отправляя к ней пару светляков. Веська и не собиралась с тропки уходить, не хотелось в трясину угодить. — Ты хоть голос подай, каравай.
— От каравая слышу! — пророкотало в ответ.
Не прошло и с полминуты, как страшный треск раздался, брань очередная, басистым голосом произносимая, а после воротилилсь уж вместе, и Лесьяр, и катившийся по земле… незнакомец.
— Прости, пожалуйста, — залепетала Весенья, — не со зла я, напугалась.
— Напугалась она… — ворчал недовольный.
— Колоб… — вздохнул Лесьяр, отряхиваясь, — ты что ночью в лесу делаешь?
Веша непонятливо на магика воззрилась. Они знакомы?
— Да вот как сказать, — а на лице круглом этакое натянутое выражение неловкости, — проблемы у меня случились, ха-ха, — и смех-то натужно прозвучал. О том, что Веша его в кусты зашвырнула пинком, уж и говорить не стал боле.
Весенья тем временем пригляделась и немного подуспокоилась. Поняла теперь, что вовсе не голова перед ними человечья, а нечто круглое, да с лицом. Щеки, испещренные тонкими бороздками, напоминали корочку румяного пирога.
— Это что? — все же шепнула на ухо магику, да только на нервах слишком уж громко-то прозвучало в ночной тиши.
— Не «что», а «кто», барышня! — возмутилось румяное нечто, — Я Колоб! И это, чтоб ты знала, звучит гордо!
— Что опять натворил? — Лесьяр головой покачал.
— Да проигрался я… в берлоге собирались. Косой, Потапыч, Волче и Лиска. Всех обставил, а с рыжей не совладал.
— И на что играли?
— Так ясно на что — на годы.
Веша вовсе уже потеряла нить разговора. Только взгляд заторможенный переводила с одного на другое.
— И? — кажется, магику уж надоедало вытягивать из Колоба каждое слово.
— Что «И»? Не осталось у меня лет уже! На той неделе проиграл последние, десяток месяцев осталось. Все хорошо шло, уже полтинник наиграл, так рыжая во все тяжкие пустилась, все на кон поставила! Я то уверен был, что карта нужна пойдет, а она… — и вздохнул горестно.
— Отыгрался бы, как в прошлый раз.
— Не дали. А я ставку не отдал, сквозь пол провалился, да так и сбег. Слушай, подсоби, а?
— Да что происходит, Лесьяр? — Веся снова магика за рукав потянула.
— Этот кусок заколдованной булки…
— Я бы попросил!
— Проси… так вот, этот кусок заколдованной булки очень любит азартные игры. А нечисть, знамо дело, на деньги редко играет. В основном годы жизни на кон ставят. Свои, али чужие, тут уж что есть. И он проигрался, — и тут уж к самому Колобу обращаясь, — надо думать, прежде чем с оборотнями за стол садиться. В берлоге тем более.
— Да кто ж знал…
— Берлога — место в лесу известное, — продолжил девушке пояснять, — там часто нелюди собираются, браги кикиморовой выпить, новости последние узнать, или вот — в карты поиграться. Да только все знают, что с оборотнями играть — себе дороже.
— Да ты б знал, какие они ставки делают! — а у самого глаза заблестели.
— Вот ты и доставился. Ладно, бывай, — махнул магик рукой, и вместе с Вешей пошли они по тропе дальше.
— Эй, Хозяин! Что значит «бывай»?! — круглый за ними покатился.
— А что с ним будет теперь? — украдкой спросила у Лесьяра, через плечо на скачущий колобок оборачиваясь.
— Да почем я знаю… — плечами пожал, — может, сожрут. Оборотни, они такие, вечно в пасть тянут что ни попадя.
— Как сожрут? — Вешка даже остановилась и спутника за рукав потянула. — Нельзя ж его бросать вот так!
— Весенья, — снова этот строгий тон, — я его уже не единожды выручал. Поверь, кроме проблем, это ничего не приносит и его самого ничему не учит. Я уже зарекся.
— А я не зареклась! — не могла Веша оставить колобочек этот махонький, хоть и мужским басом говоривший. Как представила, что оборотни его на части рвут в своих пастях зубастых, так похолодела целиком.
— Послушай девицу, Хозяин, ну не бросай ты меня на произвол, а?
Магик голову назад запрокинул да простонал громко от осознания своей ноши тяжелой.
— За что мне все это? Мало мне своих забот? — запричитал магик, да под двумя жалостливыми взглядами вздохнул, глаза закатывая. — В башню за нами катись. И Весенье спасибо скажи. Я бы тебя еще одним пинком куда-нибудь отправил, как ты мне осточертел, хлеба кусок.
— Хлеб — всему голова! — с достоинством известил Колоб.
— Так ты что ж, из хлеба? — удивилась Весенья. Втроем они уж двинулись дальше по тропе.
— Можно и так сказать, — ответил задумчиво, — женка моя оказалась страшная ведунья, но это я уж после свадебки прознал. А так вроде баба и баба. Ну а я — мужик, стало быть. А какой мужик за одну юбку удержится? — и хохотнул еще похабно, — вот я и не удержался. А как моя прознала — прокляла. Усох я весь. Она уж пожалела, да воротить ничего взад не сумела, на глазах я иссякал. Времячки уж не оставалося вовсе, она и нашла, во что душеньку мою упихнуть — спекла колоб на скору руку, по сусекам, считай, наскребала. И вот — подселила. Вот и вышло, значится, что вышло.
Веська слушала, а сама и не знала, то ли верить этой дикости, то ли брешет этот Колоб.
Лесьяр увидав, с каким удивлением Веша на хлебного глядит, едва сам не рассмеялся. Глаза круглые, на лице — неверие прям читается.
— Не брешет он, — фыркнул Лесьяр. Хватит с девицы потрясений на сегодня, — я женку его знаю справная ведунья. Жаль только, что мужика непутевого повстречать не повезло.
— Очень даже путевого!
— Мучится теперь, — магик, казалось, и не замечал возмущений их нового спутника, — сколько уж лет прошло, а она все ищет способ ему человечий облик вернуть.
— А я ей уж говорил, чтоб прекратила зазря напраслину возводить, — вздохнул Колоб. Кажется, супругу ему и правда жаль было. — Свыкся как-никак.
— Не все такие беспечные.
— Какая история грустная, — посочувствовала девица, уже с жалостью на круглого глядя.
— Да ничего не грустная, — фырчал тот, — корка толстая, портиться не порчусь, а коли подмокну — в муке отлежаться и как новый! Еще и прочней становлюся! Зато волшбу теперь творить могу. Раньше-то дураком слыл деревенским, знай, коз, да коров пас.
— И сейчас не умнее, — проворчал магик. Весенья его за то в бок ткнула, на что Лесьяр зашипел сердито, — больно ведь!
— А ты языком не мели зазря. Помочь ему надобно.
— Тебя слушать, так каждому встречному помогать стану, — отмахнулся магик.
— Да неужели нет ни единого шанса заклятие снять?
Лесьяр на то плечами пожал. Впереди мостки показались, почти уж до башни добрались, когда раздался над болотами вой леденящий.
— Нашла… — севшим голосом просипел Колоб.
— Быстро к башне, — поторопил магик, обоих своих спутников вперед пропуская.
Глава 28
Дверь хлопнула, отсекая леденящие кровь звуки.
— И что ты мне предлагаешь, а, тесто? — прошипел на Колоба магик.
— Дак известно, что — прогони их, да дело с концом! — взбудораженный, он подскакивал на месте. Для Веськи оставалось секретом, как то получалось, ведь ни рук, ни ног он не имел.
— А что сам не прогнал? — еще более яростно вопросил Лесьяр, руки на груди скрестив.
Колоб лыбу на лицо натянул.
— Что теперь будет? — обеспокоенно спросила Весенья у магика. Тот вздохнул.
— Оборотни народ вспыльчивый, а лисы еще и больно ушлые, своего не упустят. Ссориться с такими себе дороже. Но и в няньки я не нанимался, — последнюю фразу Лесьяр особенно выделил, да на круглого глянул сердито.
— Но нельзя же его просто выставить… — Веша снова принялась руки заламывать, — не чую я в нем злобы. Непутевый какой-то, да и только.
— Твоя правда. Колоб много кому приходит на выручку. А сколько детей из леса вывел — не счесть, — кажется, Лесьяр сам себя уговаривал, чтоб этот комок с хрустящей корочкой в окошко в пасть лисы не выкинуть.
— А давай, коли ты мне подсобишь, да не выдашь, я тебе женкину книжонку почитать притащу! — выпалил мучной и на магика с мольбой в очах круглых уставился.
Лесьяр аж в лице переменился. Хищный блеск в глазах его Весенье совершенно не по нраву пришелся.
Со стороны лестницы Мрак вылетел.
— Вы случайно не знаете, — начал он недовольно, — почему у нас за порогом оборотни трутся? — и вслушавшись, да в сторону кухни покосившись, добавил, — ты кого опять в башню приволок? Вроде Топи Хозяин, а не института благородных девиц!
— Не верещи, пернатый, — отмахнулся от него магик. И в тот же миг в дверь требовательно постучали, да с такой силой, что со стен посыпало.
— Отворяй, Хозяин, — пробасило с улицы. Как-то лисий голос Веша себе иначе представляла.
— Брысь отседова, — махнул на Колоба, тот в кухне скрыться поспешил. А Хозяин к двери направился. Веша же, насупротив, попятилась. Прежде оборотней видать не приходилось. Лишь в небылицах и слыхивала, потому сердечко девичье теперича в груди ходуном ходило яростно.
Прежде чем магик поспел створку отворить, по двери еще не раз бухнуло огромным кулачищем. Вешка уж и не знала, кого готовиться увидать. А как увидала — обомлела. Компания, мать честная, такое с намерением не придумаешь!
Мужик, весь из себя косматый, с густой темной бородой под самые глаза, под два метра ростом, да в плечах аккурат косая сажень. Рядом с ним — хищного вида паренек чернявый. Поверх рубахи жилет нацеплен, на волосах платок наискось повязан, а через все лицо шрам тянется ото лба до самого подбородка, глаз рассекая. Перед ними же девица вида разбойного с копной рыжих волос, вьющихся мелким бесом. В штанах (вот срам-то!), что ноги обтягивали, точно вторая кожа, в рубахе мужской, да широким платком-поясом затянута, что фигуру обрисовывает да подчеркивает. Веська даже покраснела, на такое глядя. Это что ж она, все время так ходит?