— Больно надобно. Мне с Хозяином Топи вздорить не резон, — а страдания-то в голосе сколько, вот лицедей, — давай-ка мы подальше отойдем, больно много в этом месте пришлых, — и взглядом многозначительным обвел тварей, что под музыку невдалеке отплясывали. Веся на них поглядела, да поежилась чуточку. Силуэты нечеловеческие на фоне огнищ все боле сходствовали с ожившими кошмарами. Ярились, скакали, точно одурелые, руками размахивали. Музыка уж и ни чуточки не сладкозвучная слышалась, а какая-то исступленная, жуткая. Аккурат сошедший с ума музыкант перепутал все ноты, да в таковом озлоблении те песни сочинял, что исключительно нечисти под такое и выплясывать.
Хмеля уж в голове не оставалось почитай, беззаботность, пляской наведенная, тоже на нет сошла. Пополз по коже ознобом липкий страх. Миланьи с подружками тоже не видать было. Вот ведь вверилась, сами обязывались рядышком обретаться непрестанно, а как танцы завязались, Веська русалок и не видала. И ежели по первости, когда сама меж танцующих ритмами дышала, все казалось таким верным, то ныне, наблюдая со стороны, Веся начинала разуметь, отчего Лесьяр не хотел допускать ее в эту ночь.
Вслед за Арьяном отошла к краю поляны. От полоза приходилось тоже на расстоянии придерживаться, не доверялось ему. Давеча вожделел ее себе прибрать, а тут после одного только Лесьярова слова отступил? Как-то слабо в то верилось. Впрочем, быть может, шибко много брала на себя ведунья? Разве ж стоила она того, чтоб царевичу с Хозяином Топи враждовать приниматься. Да и слова о любви из уст Арьяна уж до чрезвычайности искусственно звучали, не естественно.
Зевнула, рукой едва поспев рот прикрыть. Усталость вот тоже нахлынула. Ноги так гудели, стоптанные. Да, тело собственное на утро ей «спасибо» не вымолвит после этаких плясок. Ко всему в некоторых местах тянуло кожу болезненными ожогами. Даст, интересно, Лесьяр ей ту чудодейственную мазь?
Вздохнула… Даст. Догонит и снова даст. По первое число.
Кто-то толкнул в спину, мимо проходя, от чего Веся непроизвольно вперед шагнула, едва в траву носом не ухнувшись.
— Эй, поосторожнее! — рыкнул Арьян, подхватывая девицу, — ты в порядке? — А сам за плечи ее лицом к себе придерживает. И глаза-то какие зеленые. Уж и зрачок вертикальный таковым жутким не мерещится. И взор теплый, ласкучий. Руки его вот тоже нежданно мягкие этакие, согревающие, и придерживает ее эдак трепетно. Ей-то помнилось, что хапал ее едва не до синяков, когда супротивничать силилась, а тут все как-то иначе. Хорошо… надежно, покойно.
Улыбнулся, чуть ближе к ней подаваясь, и Весенья уж и сама улыбку смирить не сумела. Звуки все на задний план отошли, притихли. Точно голову под подушку сунула. И легко столь же стало, точно на мягкой перине уж почивала.
Тело таким невесомым сделалось, а сон все пуще в свои объятия закутывал. А почему-бы и не прикрыть на секундочку глаза? Она ведь так умаялась… Арьян-то вот он, держит ее, упасть не позволит. А супротив слова Хозяина Топи не пойдет, значит и не грозит ей ничего… Можно и вздремнуть, пока они Лесьяра дожидаются. Всего-то на секундочку глаза закроет.
Перед внутренним взором затопило все зеленью изумрудной, погружая в тишину и покой.
Лесьяр уж во всеуслышание ругался, да нецензурно так, что даже лешие, неподалеку стоявшие, и те шапки в уважение сняли.
— Вот рассерчал! — перешептывались, вслушиваясь в витиеватые словеса.
А магик того и не замечал. Злой был, точно сам бесом вот-вот обернется.
Мавки треклятые, с чертями развлекавшиеся, едва защиту не снесли. Страшно подумать, чтоб случилось, коли б свита князя сумела в эту ночь до окрестных селений добраться. Сколько люда могло пострадать от опьяненных Явью навских гостей. Благо, подоспели вовремя.
Поправил все, вот последняя точка опоры оставалась, когда позвали знакомые голоса.
— Хозяин! — Славка с Зарькой, точно от пожара удирали, один другого перегоняли, неслись по тропе во весь опор. Всклоченные такие, подраные, волосы в разные стороны торчат, одежка лоскутами висит. То-то Весенья им устроит, она эти кафтаны им не один вечер в размер подгоняла.
— Вы с кем подраться успели? — хмыкнул Лесьяр, снова к столбу поворачиваясь, да плетение завершая.
— Базановы прихвостни нас держали, Хозяин! С самого утру как перехватили, засунули в мешки, да держали! Хозяин! — трещали один другого перебивая, да чуть ли не на голову друг дружке вскарабкаться пытаясь, — мы пока тама сидели много чего подслушали! Нас же всерьез то не воспринимают, вечно думают, что раз мы мелкие, да с хозяюшкой водимся, прислуживаем, пакости не творим особливо… вот болтают почем зря! Про камень все говорили! И про хозяюшку! Веники им крапивишные под зады! Что век вышел, стало быть. Век — не век, а откуда считают и чей — не ясно!
— Ну-ка, успокойтесь, — Лесьяр наскоро докинул последние узлы и, напитав их силой, замкнул контур. Повернулся к потанятам, растащил их в разные стороны. — Еще раз и по одному!
— Базановы прихвостни нас в мешки сунули! — начал Зарька, шикнув на друга, когда тот снова его перебить собрался. Славка замолк, но в нетерпении на месте приплясывать принялся, — болтали что-то про камень, что хозяюшка чем-то подсобит с ним. Больше хохотали, много не услышали, но неладное затеяли, Хозяин!
— Надобно хозяюшку отыскать! Она на праздник собиралась!
— Знаю, — зло выдохнул Лесьяр, уж явственно чуя неладное. Неспроста мавки с чертями защиту расшатали, ох, неспроста. Быстрым шагом двинулся он обратно к поляне возле озера. И чем ближе к берегу, тем сильнее сердце в груди колотилось. Остаток пути уж бежал, кровь в венах вскипала.
Воротился к месту, где Весенью с Арьяном оставил, всех на пути в разные стороны размел, что уж сама нечисть с дороги сбегала. И зарычал натурально, когда не обнаружил ни девицу, ни полоза. Заметался, пытаясь разглядеть их в толпе, за волосы схватился, осознавая, какую глупость совершил, да к чему идет все. Лишь бы только с Вешей все в порядке было… только бы зла ей не учинили.
Кругом хохотали, скалились из темноты, гоготали, ржали, пальцами в него тыкая, да упиваясь яростью и горечью маговой. Глумились над ним, чуя отчаяние человеческое. Хоть и не понимали, чем то вызвано, но много ль нечисти требуется, чтобы довольствоваться горем чужим?
Замер, мысли из хаоса пытаясь в порядок привлечь. Круговерть нечистой силы отвлекала, сбивала с толку. Те уж совсем обнаглев, стали ближе подбираться, дергать за одежду, тянуть в разные стороны, кутать черным туманом. Лесьяр точно в ступор впал, отчаянно складывая два и два.
— Камень… — слово с губ сорвалось, а взгляд устремился туда, где за деревьями башня стояла укрытая. Не понимал только, зачем полозу Весенья возле малахита? Она ведь точно сказала, что не любит змея, а заклятие только кровь любимой, отданная через силу, способна разрушить.
Ноги сами понесли к тропе. Нет времени думать. Нечисть на пути выбросом сырой силы размел, вслед лишь хохот князя раздался.
— Упустил ученицу… — эхо голоса Коща в сознание обухом топора рухнуло.
Не упустил. Не мог Арьян ей ничего сделать. Незачем ему это. Полозов царевич хоть и падок на власть и силу, да только Кагару сам боится. Сколько раз заговаривали о камне, извечно змей выказывал тревогу о том, что у того заклятие слабеет, и собирается ли Лесьяр с тем что-то делать. Токмо вот теперь, когда мчал во весь опор обратно к башне, те вопросы уже как-то иначе заиграли.
А что ежели не из страха о том спрашивал, а выведать что пытался? Лесьяр, конечно, не глупец, не посвящал полоза ни в какие подробности ритуалов, но мало ли что мог сболтнуть и сам не заметить? А что ежели во хмелю был, али полоз на него свои чары направлял..? Вряд ли, конечно, не хватило б тому сил пробиться. Сколько раз дуэли устраивали со скуки. Ни разу Арьян его одолеть не сумел…
Зубами скрипнул.
А что ежели и здесь все обыграно было?
Обернулся коротко, заслышав позади шуршание, но то оказались потанята. Верные своей хозяйке, за ним поспешили.
К мосткам на болоте почти одновременно выскочили. Малышня лишь немного припозднилась. И тут уж Лесьяр снова выругался в голос — над башней черная тучища силы клубилась, молниями искрилась. Воронье дикое кругом металось и орало. Из всей стаи шумливой один птиц выделялся, коего остальные и гоняли. Он-то, что было сил, пытался тучу от башни отогнать, швыряя в ту заклятия.
— Мрак! — взревел магик, на ходу рывками в воздухе зигзаги выписывая, да волшбу выплетая. В заключительный аккорд резко пред собой ладони свел. Кружево сорвалось с места, расширяясь на лету, да превращаясь в вал лютой ярости. Чужое воронье в той волне черномагической сгорало мигом, хотя и пыталось уцелеть, крыльями напропалую работая. Но не успевали. Лишь Мрака то заклятие обошло. Пернатый немедля метнулся к туче, даже не обернувшись на Хозяина. Пиететами можно и позже перекинуться.
Лесьяр же уж у самой башни очутился. Тишина здесь воцарившаяся хуже прочего давила. Казалось, мир весь замер, точно в ожидании темном.
Магик глянул на распахнутую дверь входную, но на полпути остановился, а после, огибая башню, поспешил ко входу в подземелье.
Просыпаться было тягостно. Муторно как-то. Нестерпимо мутило. И так неловко чувствовалось. Поелозила, руки к лицу потянула, желая глаза протереть, да нечто неестественное с ними творилось… Глаза продравши уставилась на смотанные веревкой запястья.
— Очувствовалась, красавица? — голос полоза в голове эхом отозвался. Поморщилась, озираясь. И как разума картинка осмысленно достигла, так и посерела лицом. — Ох, никак ведаешь, где мы. Стало быть, Хозяин твой ненаглядный про малахит тебе сказывал?
Весенья с ужасом взирала, как Арьян водит пальцами по вязи светящихся букв на черном камне. Совершал он сие этак предвкушающе, упоительно. Словно бы ожидал давненько таковой возможности, сколько трепета в тех касаниях таилось.