— Давай уж до подъезда довезу.
— Там просто выезжать с другой стороны…
— Ну ничего страшного. Или ты боишься, что я узнаю, где ты живешь?
— Да, очень боюсь! — засмеялась Воскобойникова. — Особенно если учесть, что в классном журнале есть все адреса и телефоны учеников.
Девчонка притихла, вытащила мобильник. Андрей Викторович поиграл желваками. Он не мог бы сказать почему, но его охватило странное предчувствие, которое уже бывало и раньше. Томительное волнение. Может, из-за рассказа о Зинаиде Ивановне, которую увезли с сердечным приступом. Может, из-за точеных ножек.
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и тут же отвел взгляд. Воскобойникова ведет так себя специально, он просто не должен вестись на провокацию. Слишком широко раздвинула ноги, так что видны проступающие сквозь колготки трусики.
Просто молчи, больше ни слова. Вот уже и двор. Хриплым голосом историк спросил:
— Где-то здесь? Или дальше?
— Можно и здесь, — протянула чересчур томным голосом Воскобойникова. — Хотите тут?
— Если луж нет.
Она смотрела на него затуманенным взглядом, а потом тряхнула челкой:
— Луж? А… Кстати, я почти просохла у вас тут. Правда, креслу не завидую.
— Ничего, постираю чехол.
— Да. Чехол, — Воскобойникова хихикнула, щелкнул замок дверцы. — До свидания, Андрей Викторович.
Она выпорхнула из салона и захлопнула дверцу. Преподаватель поглядел девушке вслед: юбка в разводах и капельках грязи, как и курточка. Побарабанил пальцами по рулю — у него просто тяжелый день, вот и все.
И да, правильно сказала Воскобойникова: в классном журнале есть контактные данные учеников и их родителей.
Турка занял наблюдательный пост на четвертом этаже. На подоконнике воняла набитая бычками банка из-под «Нескафе». Он вспомнил, как они с Леной тут курили, как целовались. Раньше он и не подозревал, что влюблен в Конову так сильно. Вообще не размышлял об этом. А теперь каждое воспоминание болезненной иголкой вонзается в грудь, как будто он и не парень, а размазня какая-то.
На месте он усидеть не мог и вот услышал шаги на лестнице. Показался хмурый мужик с кустистыми бровями и пакетом из супермаркета. Он протопал мимо, зашел в квартиру и захлопнул дверь.
Спустя еще несколько томительных минут Турка глянул в проем между лестничными пролетами и увидел Аню. Она тоже подняла взгляд, но даже виду не подала, что знает его. Надо же, как в роль вошла. Он отошел к подоконнику и принялся кусать заусенец на пальце.
Аня ткнула пупочку звонка. Поджала губу, сделав испуганное и одновременно страдальческое лицо. Девушка надеялась, что тени под глазами придадут лицу достаточно бледности, и что ей поверят, что она просто молодая мамочка.
Сердце у нее билось слегка неровно, вспотели ладони, сперло дыхание. Девушка не могла понять, находится она на грани обморока или настолько вжилась в роль беременной, что организм сам выдает такую реакцию.
Аня постучала по двери, обитой дерматином. Послышались шаги и недовольный голос «иду я, иду!».
Заворочался ключ в замочной скважине, дверь рывком распахнулась. Аня пробормотала невнятицу и стекла внутрь квартиры.
— Ой, ой… Что такое?! Что с вами…
Аня выжидала. Есть ли дома еще кто-то? Запахло кислятиной. Ноздри защекотала пыль. Только бы не чихнуть, только бы не чихнуть… Тогда спектаклю конец.
Слушая причитания склонившейся хозяйки, которая явно не знала, что предпринять, Аня тихонько застонала и пошевелилась. Во рту растекалась боль, девушка случайно прикусила язык во время падения.
— Девушка! Да что с вами… Ох, вы в положении! «Скорую» вызывать?
— Нет… Не надо «скорую», у меня… Еще рано, я… Водички. Плохо стало, в глазах потемнело. Можно, я у вас посижу? Буквально пару секунд.
— Д-да, конечно, заходите! Грязно тут, дальше идите, по коридору. Нет, не разувайтеся, все одно полы мыть, не успела уборку еще сделать. Ох, как вы меня напугали, милая. Разве ж можно так! На каком месяце-то?
— Эм… шестой.
— Надо же, животик-то большой. Проходите на кухню, сейчас, вот, ага. А я думаю, кто там пришел, может, сосед буянит? Газовщики звонят только, так не барабанят. Ну или милиция…
Аня села за стол, растирая левую сторону груди. Табуретка слегка заскрипела. Хозяйка — без возраста, ей можно было дать и сорок пять и шестьдесят лет, — налила в стакан воды из графина и подала Ане. Та жадно напилась, ведь у нее и впрямь пересохло в горле, плюс болел прикушенный язык. Кухня не блистала чистотой — локти прилипали к заляпанной пятнами клеенке, воняло жиром, как будто здесь только и делали, что целыми днями жарили картошку на сале. По углам болталась паутина, а с вытяжки свисали коричневатые «козюли». Отставив стакан, Аня поинтересовалась:
— А почему про милицию подумали?
— Племянница у меня пропала. Двоюродная, — тетка налила в другой стакан воды и себе тоже, выпила залпом. — Что ж за несчастья-то такие, одни расстройства. Ничего хорошего, так и ждешь чего-то эдакого, сидишь, как на иголках.
— Да почему же? Ой… — Аня поморщилась, растирая грудь.
— Может, валидольчику? Или все-таки «скорую»?
— Нет, нормально все, поплохело что-то, по лестнице поднялась, воздуха как будто не хватало. Да мне и так на прием плановый скоро. В центр репродукции, ну, что на Бодрой, может, знаете.
— Знаю, как не знать. Но дело такое… Выйдешь от меня и того самого, — потрясла вторым подбородком тетка. — Вот как сестра моя. Увезли в больницу, лечили не лечили и все… Похоронили пару месяцев назад. Потом вот племянница пропала. Ленка и так от рук отбилась давно уже, с пацанами таскалась, курила, пила… И вот — на тебе, пропала. Может, чаю? Я все равно собиралась греть. — Женщина плюхнула заляпанный жиром чайник на не менее заляпанную плиту, щелкнула поджигом, и синие лепестки затрепетали вокруг конфорки.
— Пропала? Может, загуляла, — сказала Аня.
— Я именно так и думала! Так и говорила тем, кто сюда шлялся, спрашивал про Алену.
— Так Лена или Алена? — нахмурилась Аня и тут же прикусила язык. Только сейчас девушка поняла, что ей показалось странным в газетной статье, но она как-то выбросила из головы вопрос, который хотела задать Давыдову.
— Да, племянницу зовут Алена, но все Ленкой кличут… Пропала она, значитца, из школы вот названивали. А что я могу сделать? Решили, может к бабушке умотала? Она иногда летом у нее гостила, та ее пускала, баловала, но нету ее там. Я сразу все выложила милиции, они и проверили. Сама тоже съездила старушку проведать, но мы с ней не очень в ладах, семейное, знаете ли. Но все ж таки дама пожилая, значитца, надо изредка навещать. А она меня только и попрекает тем, что мол, вот, смерти моей дожидаешься, чтоб домик с участком получить. Там такой домик, я вас умоляю… А участок — даже если и попробовать продать, так никто в такой глухомани селиться не будет. Грош цена землице…
«Однако ты проверяла стоимость, да и ездишь все-таки явно не затем, чтоб старушку проведать», — подумала Аня, кивая. Хозяйка меж тем приготовила чай, вытащила из буфета зефир и конфеты. Еще тут у Ани возникло сосущее предчувствие, она вспомнила дурацкие фильмы, где вот такая женщина оказывается сумасшедшей, которая держит людей взаперти. Как, например, Энни Уилкс из романа Стивена Кинга «Мизери». Вдруг Конова там, в комнате? Нет, но как же милиция, твердила здравая часть рассудка.
А что, если никакая милиция не приезжала? Чего это тетушка так переполошилась от стука, а теперь заговаривает зубы?
Хозяйка отпила чай, хлюпнув кипятком. Аня прикусила нижнюю губу и решила, что нужно бросать в бой припасенное оружие:
— Знаете, я ведь квартиру хотела посмотреть, только…
— Ту, что внизу? Пустует которая? — перебила тетка. — Знаю, там хозяева — приличные люди.
— Да-да, внизу… — протянула Аня, радуясь внезапному совпадению. Хотя если бы и не оно, то можно было наплести что угодно. — Так вот, приехала, и так получилось, что хозяева не смогли добраться, у них случился форс-мажор, и мы перенесли встречу. Что вообще о них скажете? И стоит ли в этом доме покупать квартиру?
Женщина замерла, потом ответила:
— Если честно, то лично я бы не стала. Потому что дом старый. Вот мое мнение. Хотя могла бы расхвалить тут все, потому что… — она запнулась. — Я тут несколько месяцев живу, вот как сестра умерла. Расположение нравится, район неплохой, близко к центру, магазины, опять же, остановка. Но вот сам дом древненький. Не для молодой семьи, на мой взгляд, — она кивнула на Анин накладной живот.
Девушка вздохнула и погладила выпуклость:
— Так сейчас попробуй нормальную квартиру приобрети… Только ипотека.
— У-у-у… С ипотекой лучше не связываться. Считай, всю жизнь выплачивать, рабство какое-то… Хотя многие берут — что еще делать? По-другому никак.
— Говорят, лет через десять только так и будут квартиры покупать, в основном. Ну а все-таки, у вас ведь похожая планировка с той квартирой? Понимаю, что где-то звучит нагло, но можно посмотреть, как это все выглядит? Метраж, планировка…
— Да можно, пожалуйста. Тем более вдруг вы надумаете покупать… Я ведь и сама собираюсь эту квартиру продавать, вот в право наследства вступлю. Ну и племянницу разыщу. Хотя вы же прям сейчас хотите купить, а у меня раньше чем через пять месяцев вряд ли получится собрать необходимые бумаги. Но если вы до лета так и не разберетесь с жильем, то заходите, так сказать, — тетка как-то странно рассмеялась. Аня встала слишком резко, потом вспомнила, что «беременна», и стала изображать поступь женщины в положении. Одернула сумку на плече, вытащила телефон, будто бы проверяя на предмет новых эсэмэсок.
Хозяйка повела ее по пыльному коридору. На полу мотались клоки волос и паутина.
— Здесь зальчик. Самая большая комната. Вот там спаленка глухая, посмотрите… Алена там обитала.
Аня кинула вызов на номер Артура, убедилась, что пошел гудок, и ткнула отбой.
Чувствовалось, что глухая уютная комнатушка ныне пустует, хотя здесь еще оставался легкий намек на эту самую Конову. Запах, и что-то неуловимое, может, энергетика. И конечно, фотографии на стене. На них с трудом можно было различить знакомые черты той девушки из газетной статьи. Вот Конова едва улыбается, мягко-мягко. На щеках у нее ямочки, в глазах пляшут искорки, ладони лежат на сведенных коленках.