спасти Реннедон.
Хелена вздохнула, сгорбилась, но не выпустила руку Эви.
– В деревне Сердца шепчутся о Бенедикте. Не все так преданы ему, как вам кажется. Играясь с магией, Бенедикт разрушал целые семьи, и, если хотите знать моё мнение, мне кажется, он собирается забрать всё волшебство себе.
У Эви бешено колотилось сердце, мысли толкались в голове. Может ли быть такое, что порыв Бенедикта исполнить пророчество из «Сказа о Реннедоне» – просто прикрытие для его истинных целей? Что, если Злодей – просто козёл отпущения, нужный, чтобы спрятать тёмные делишки короля? Но пришлось отвлечься от этих размышлений: Хелена достала из кармана юбки мешочек и положила его в дрожащие руки Эви.
– Тётя Нура оставила это. Нужно было отправить по почте, но она попросила подождать нужного времени. Наверное, оно настало.
Бархатный мешочек весил, кажется, килограммов пять.
– Думаю, она знала, что ты явишься искать её, глупышка. Она отдала мне это за день до того, как снова пропала, и ещё записку. – К мешочку был привязан красной ленточкой маленький свиток не больше указательного пальца. – Я не читала.
– Она не говорила, куда собирается? – спросила Эви куда мягче, чем за миг до этого. Внутри неё словно боролись две её версии. Одна во весь голос вопила от ярости, а другая сидела тихонько, глубоко обиженная, и ждала, что кто-нибудь заметит. И утешит.
Хелена покачала головой, наконец-то проявив хоть крошку сочувствия.
– Нет. Просто попросила обязательно передать тебе.
Эви нахмурилась, но решила быть выше обид.
– Спасибо, Хелена, – искренне сказала она.
Хелена кивнула и присела в театральном реверансе.
– Тебе пора. Может, я и не собираюсь тебя сдавать, но тут и без меня желающие найдутся.
Она была права: пора было уходить, но сперва Эви требовалось попрощаться.
– Хелена? – Кузина остановилась. Её волосы стеклянным блеском сияли на солнце. – Мне жаль, что… что волшебство иссякает и это вредит тебе.
Хелена ответила безжизненным голосом:
– Это всем вредит, Эви.
Та стиснула в руке мешочек вместе со свитком, а Хелена со своими актёрами направилась к задним дверям театра.
Остановилась, обернулась к кузине.
– Проверь-ка дом. Мне всегда казалось, что она попробует туда вернуться.
Эви зажмурилась, прижимая к груди кинжал.
– Она так и не вернулась, Хелена.
Сестра пожала плечами.
– Ты её не видела, но это ещё не значит, что её там не было.
Кинжал задрожал в руке, шрам отозвался, будто они оба предупреждали Эви, что не следует слишком приближаться к бушующей в сердце тьме. Будто оба просили её держаться, надеяться.
Но когда все молча пошли обратно к мосту – без Нуры, открыв ещё одну неприглядную сторону этого мира, Эви невольно задалась вопросом, а стоит ли вообще бороться с этой тьмой.
Глава 41Эви
И снова они остались без единой зацепки.
Домой ехали в молчаливой, серьёзной атмосфере. У Эви болели мышцы живота от верховой езды и зудели стёртые бёдра, но она не обращала на это внимания. Удивительно, как физические неудобства отступают перед более серьёзными проблемами. Мысли её были далеко-далеко, и плохие новости, которые принесли Татьянна и Клэр, не помогали.
– В таверне сказали, что заклинательницу никто не видел уже одиннадцать лет, – невозмутимо поведала Татьянна, перебрасывая косу через плечо.
Босс крепко сжимал поводья своего чёрного жеребца, весь собранный, подтянутый – кажется, он изо всех сил старался не смотреть на Эви. И хорошо, она тоже предпочла бы больше никогда не встречаться с ним взглядом.
– Крайне бесполезно, – буркнул Злодей. – Больше ничего не узнали?
Клэр тоже вела себя несколько странно, как и её брат, – спина прямая, как палка, глаза избегают взгляда Татьянны.
– Заклинательница теперь в южном королевстве, Тристан. Король с королевой бросили её в темницу за убийство наследного принца.
Все трое обменялись жгучими тревожными взглядами. Даже Кингсли, обычно такой милый и невинный, выглядел… беспокойным. Эви что-то упускала, а после этого немого обмена взглядами вовсе чувствовала себя посторонней.
Татьянна, кажется, заметила, как Эви насупилась, потому что подхватила фразу Клэр, глядя на Эви, чтобы включить её в беседу. Как мило.
– В любом случае, трактирщик упомянул, что есть ещё дочка заклинательницы. Когда они с матерью жили в деревне Сердца, она была совсем девочкой, но теперь выросла, ей лет двадцать. Такой дар обычно передаётся по наследству.
Кингсли оживился, посмотрел на Татьянну.
Тристан покачал головой.
– У нас нет времени болтаться по южному королевству. Нужна идея получше.
Татьянна быстро кивнула:
– Да, сэр. Мы поищем.
Они поехали дальше молча, но Эви никак не могла отвести взгляда от Кингсли, который, если можно так выразиться, выглядел несколько опечаленным.
Когда они добрались до замка, уже стемнело. Татьянна и Клэр решили с утра заняться растущей проблемой с завесой, а остальные собрались на кухне, чтобы обсудить дальнейшие шаги по поиску Нуры. Босс накинул рубашку – увы! – а сама Эви надела удобные туфли на каблуках, чтобы быть повыше, и тёплое красное платье – она до сих пор не отогрелась после купания в холодной воде и всех этих открытий.
Она вошла в уютную кухню, улыбнувшись своему любимому окошку, и аромат свежего хрустящего пирога слегка развеял её тоску. Блэйд, замерший рядом с Гидеоном, отсалютовал ей кружкой бодрящего зелья. Гидеон прихлёбывал напиток и морщился.
– Ты привыкнешь, – заверила его Бекки и залпом осушила чашку. Гидеон посмотрел на неё так, будто у неё отросло несколько голов. А Блэйд уставился на самого Гидеона так, будто оторвал бы ему единственную. Что-то новенькое…
– Ты вернулась! Чудесно! Как раз к пирогу, – воскликнул Эдвин, оборачиваясь к ним.
На синей голове чудом держался поварской колпак, а маленькие очки слегка запотели от жара печи. На щеках играл тёмно-фиолетовый румянец. Эдвин уставил стол тарелками с сочным яблочным пирогом.
– Добро пожаловать домой, герои-победители! – ухмыльнулся Гидеон. Он провёл в замке меньше недели, а уже чувствовал себя как дома, даже чересчур вольготно. Но, заметив сердитый взгляд босса, Гидеон увял. – Или… злодеи-победители? Ладно, помолчу, пожалуй.
– Слава богам, – буркнул Злодей, взял стул и махнул Эви: – Сэйдж, присаживайся.
Её щёки сравнялись цветом с платьем, и она села, понимая, что вся кухня внимательно наблюдает за ними. Они не знали и не могли знать, что произошло между Эви и боссом, когда вокруг поднималась вода… Не знали же?
«Поцелуй меня, пожалуйста».
Захотелось зажать уши и завопить.
От плиты повернулась Лисса и похвалила мечтательным тоном:
– Он такой джентльмен!
Блэйд, который пил зелье в углу, прыснул и буркнул себе под нос:
– Ага, когда бошки не отрывает и глаза не выдавливает.
И разумеется, Лисса услышала это, потому что десятилетки никогда не слышат того, что им полагается, зато вещи, которые им не следовало бы, – всегда.
– Я видела глаз в коридоре! Здоровенный! – воскликнула Лисса, подскакивая на месте. Эдвин плюхнул ей на голову маленький колпак.
– О нет, – поморщился Блэйд.
– Лисса! Нам ещё булочки с корицей делать, – жизнерадостно сказал Эдвин, подмигивая Эви, и та одними губами поблагодарила его за то, что отвлёк сестру.
– Карта не менялась, сэр? – спросила Эви, осторожно достала из кармана бархатный мешочек и сунула внутрь два пальца.
Злодей с недовольным лицом выскочил из кухни и вернулся, таща за собой плиту – большую карту, которая раньше была его столом. Она больше не светилась и никуда не указывала.
– Боюсь, звёздная пыль иссякла.
Эви наткнулась пальцами на что-то холодное и твёрдое в мешочке. Нахмурилась, подняла глаза.
– Она может иссякнуть?
Злодей сдвинул бесполезную плиту на угол стола.
– Очевидно, да. У нас ещё осталась щепотка. Можем рискнуть и использовать – может быть, что-то покажет.
Вещь внутри мешочка была острой с одной стороны, с рельефной поверхностью, и Эви с замирающим сердцем высыпала всё из мешочка на ладонь.
Подошла Бекки, непонимающе посмотрела.
– Что это?
– Это от мамы.
На ладони Эви лежал большой отломанный угол золотой рамы. Очень красивый, с завитками, по которым Эви водила в детстве пальцем… Она торопливо перевернула его и замерла, прочитав надпись, выгравированную на задней стороне.
Имущество семьи Сэйдж
Подошёл Гидеон и чуть не выронил кружку.
– Я помню это.
Злодей навострил уши:
– Да?
Гидеон протянул руку к Эви:
– Эва, дай-ка мне.
Она облизнула губы и положила золотой кусок в протянутую ладонь. А пока Гидеон рассматривал его, отвязала свиток. Прочитала его и прижала пальцы к губам. «Найди меня тут, хасибси. Со мной всё будет хорошо. Я с другом».
Эви нахмурила брови, потёрла щёку.
– Она с другом? – Эви подняла взгляд на брата. – Гидеон?
– Это рама от картины у нас дома, Эва. У папы была куча таких рам, помнишь? Он заказывал их у торговца на день рождения мамы, для её коллекции картин.
Слова вызвали к жизни воспоминание из глубин мозга, которое будто хранилось там в законсервированном виде. Мама любила картины – портреты и пейзажи, изображения людей и мест, которые что-то значили для неё, но когда она исчезла, папа почти всё убрал в чулан. Сказал, что не может на них смотреть, но теперь Эви задумалась, может, он руководствовался не столько романтическими чувствами, сколько голым расчётом. И вот так всегда, поняла она. Стоит только кому-нибудь оказаться хуже, чем ты думала, и приходится разбираться, а было ли в них хоть что-нибудь истинное, хорошее.
– Хочешь сказать, она всё это время могла жить в нашей деревне? С торговцем? Они дружили?
Гидеон пожал плечами и отдал ей кусок рамы.
– Всё возможно, если так говорится в записке.