Бекки вздохнула, провела пальцами по выбившейся пряди волос.
– Я не могу просто забыть, что ты сделала, мама, как бы ты этого ни хотела.
В отчаянной попытке найти лекарство от Неведомой болезни мама единолично приняла решение пригласить короля Бенедикта и посмотреть, не сумеют ли они общими усилиями найти решение. Тогда Бекки была другим человеком, в яркой одежде, с распущенными волосами. Даже очки у неё были ярче – пурпурного цвета в тон цветку на входной двери. Величайшим её преступлением была жажда угодить.
Наследница фамильной магии Фортис должна была быть безупречна. Земля выбрала в наследницы её. Рафаэль, старший брат, разозлился, когда узнал, ведь по всем признакам наследовать должен был он. Но Бекки родилась крайне одарённой. Земля воззвала к ней, и Бекки откликнулась.
Бенедикт увидел этот дар, а в нём – возможность. Он посулил многое насчёт лекарства от Неведомой болезни, обещая, что взамен потребуется только отдать дар Бекки. Мама согласилась за неё; ей и в голову не пришло спросить, чего хочет сама Бекки.
– Я следовала всем твоим правилам до единого, – тихо говорила теперь Бекки. – У меня вся жизнь шла как по рельсам, а в ответ я получила только выговор за то, что не согласилась отдать единственное, что у меня было.
Ренна вздрогнула.
– Ужасный был день. Я позволила Бенедикту убедить меня, что это единственный способ помочь твоей бабушке, и я тогда была в таком отчаянии. Ты знаешь, что мы не подчиняемся короне; я совершила ошибку. Но теперь всё иначе. Я учусь на своих промахах.
Бекки собралась с духом и заключила своё решение в железную клетку.
– На каких именно? На том, когда ты отпустила Бенедикта после моего отказа? Или на том, когда ты всё равно попыталась похитить мой дар?
По щеке Ренны скользнула слеза, но та быстро смахнула её и стрельнула глазами в дальний угол комнаты.
– Дорогая, прошу тебя, не трогай! – окликнула она Клэр, которая отошла от книжного шкафа и тянулась к большому цветку на длинной ножке у окна. Лепестки его напоминали жемчуг.
Клэр склонила голову набок и убрала руку.
– Это цветок памяти, да?
Татьянна нахмурилась, не отрывая взгляда от книжного шкафа.
– Что такое цветок памяти?
У Бекки было какое-то смутное воспоминание из далёкого детства касательно этого цветка – в мире их осталось всего три, и два росли здесь, в форте.
– Он запоминает, подобно людям; временами может даже воспроизводить воспоминания. – Бекки выразительно взглянула на мать. – А некоторые пытались использовать его, чтобы высасывать магический дар.
Мама вздрогнула.
Клэр поднесла ухо к цветку, не замечая напряжения между Бекки и её матерью, но все подскочили, когда в комнату вбежал Рейд, всё такой же взъерошенный мальчишка, как раньше.
– Привет, сестрёнка! – Рейд помахал Бекки. Его никогда не бывало слишком много. Она всегда считала его любимым братом. – Мы там это… Злодей…
Эви вскинулась с паникой на лице.
– Что он?
Рейд вытаращился на неё, сглотнул.
– Кажется, умирает.
Глава 62Злодей
Тристан резко проснулся.
Перед ним стоял деревянный стол, на котором и покоилась его голова до тех пор, пока он не подскочил. Сон. Ему всё приснилось? Даже чудовище, готовое напасть из темноты?
Грохот кастрюль и сковородок звенел в ушах, пока он не встал и не осмотрелся.
Это была не кухня замка, а…
– Приготовишь сегодня что-нибудь вкусное, брат?
«Малькольм?»
В комнату вошёл младший брат; он и в самом деле был моложе. Подросток не старше семнадцати. Волосы у него тогда были длиннее, завязаны в хвост красной банданой.
Это галлюцинация. Он каким-то образом оказался здесь, но не мог вспомнить, как и кто тому виной, с трудом припоминал подробности о себе самом. Едва собиралось что-нибудь существенное, как тут же ускользало сквозь пальцы – как пыль, или счастье, или тёмные кудрявые волосы… Стоп, чьи волосы?
Кстати, об этом, только теперь Тристан заметил, что держит в руке что-то тёплое. Это была форма для пирога, закрытая сахарной корочкой: насыщенный запах черники наполнял восхитительным ароматом и согревал небольшую кухоньку, в которой прошло его детство.
– Он не будет работать на короля, Артур! Я не разрешаю!
Пресвятой пустырь, мама.
– Ты сломаешь парню жизнь из-за мелочной склоки. Ему это пойдёт на пользу, Амара. Он найдёт друзей при дворе. Сейчас он только сидит в комнате и целыми ночами придумывает рецепты. Его единственный друг – Эдвин! Ты слышала, что про него говорят в деревне? Тебя это не беспокоит?
Да. Вот теперь он вспомнил. Воспоминание больше походило на удар булыжником по голове.
– Трист? – озабоченно позвал его младший брат, уже угостившись куском пирога.
– Ничего, – прошептал он, вторя более юному голосу, более юной версии себя.
Снова потемнело.
Его окружили знакомый запах и крики боли – его камера, мрак. Он тяжело, рвано дышал, воспоминания о воплях слетали с губ без предупреждения.
– Бенедикт! Пожалуйста! Прости! Я стану лучше, клянусь! Я откажусь от дара! Прошу, вернись! Я не хочу быть злым! – Он вопил и колотил кулаками по решётке, а потом скользнул по прутьям руками и упал на колени. – Пожалуйста, вернись.
Глаза снова закрылись.
Когда он вновь открыл их, его вывернуло на большую лужайку. Он утёр рот рукавом, проморгался. Солнечный свет выжигал зрачки. Вокруг повсюду стояли зелёные заросли и… бежал ручей. Ореховый лес.
– Ай… – Он схватился за бок, и рука окрасилась красным – кровью. На поясе что-то задёргалось, он схватился за сумку, открыл клапан и увидел внутри Кингсли. Тот момент… когда он встретил…
Её.
На фоне деревьев солнце высвечивало фигуру, идущую вдоль ручья, в просветах полыхало буйство цвета. Было так ярко, что он чуть не пошёл навстречу, но тут услышал перекличку мужских голосов. Эти мужчины охотились на него, на Кингсли. Он упал наземь, чтобы затаиться в кустах, прикрыл голову руками… Спрячется здесь, и всё будет хорошо.
Прошло какое-то время, и он почувствовал, что идущая приблизилась к нему. Напрягся, услышав звук, с которым достают клинок из ножен, но тут он выглянул из-под капюшона чёрного плаща и увидел мягкий изгиб бёдер и практичные ботинки. И ничего больше… Он не мог рисковать и высовываться дальше. Просто глупая деревенская девчонка. Какая досада.
Он вскинул руку, схватил её за запястье и дёрнул на себя. Она упала, и он зажал рукой её мягкие губы. Сэйдж – это была Сэйдж. Трезвая часть мозга пыталась достучаться до него, но стоило ей всплыть на поверхность, как её снова поглотила нынешняя реальность.
Это была их первая встреча.
Он потянул её на себя, пытаясь не забыть, что всё это не по-настоящему. Это были видения из прошлого, испытание. Испытание. Но воспоминание всё равно проигрывалось.
– Не шуми, зараза, а то нас обоих из-за тебя пристрелят.
Она сопротивлялась, источая аромат роз, который дурманил голову.
Всё снова потемнело.
Глаза закрылись и открылись.
В этот раз он сидел за столом в кабинете, но на воспоминание это не походило: помещение заполняла дымка от зажжённых повсюду свечей. Ночное небо было темным, в окна светила луна, а с нею – единственная яркая звезда.
Почему он здесь? Тристан помедлил, пытаясь вспомнить. Это всё ненастоящее. Да? Что он делает в кабинете?
Сбитый с толку, запутавшийся, он услышал болезненный стон за дверями кабинета. Что-то в нём было такое, отчего у него кровь застыла в жилах. Он распахнул двери.
В противоположном конце помещения, наполовину тонущий в тенях, наполовину освещённый свечами – зрелище столь необычное в его укрытии, его империи, – стоял король Бенедикт с короной на царственной голове.
Он прижимал нож к горлу Эви.
Глава 63Эви
От криков Тристана у Эви разрывалось сердце. Она бросилась вниз по ступеням арены туда, где возвышалось нечто вроде помоста для зрителей, а за ней бежали коллеги и друзья.
– Оно убивает его! – воскликнула Эви. – Тристан! Отцепись от него!
Чем бы ни было существо на арене, человеком его назвать язык не поворачивался. От него исходило белое сияние, на которое было практически невозможно смотреть. Почти лишённое формы, это сияние напоминало солнечные лучи, падающие на землю, – неестественное, указующее на то, что мир перевернулся вверх тормашками. Одного взгляда на создание хватило, чтобы Эви затошнило.
Бекки сгребла Рафаэля за шиворот. Он стоял на страже, наблюдая за происходящим, пока Рейд вёл всех к Яме.
– Останови это! Сейчас же!
– А то что? – Рафаэль холодно сощурился. – Убьёшь меня? Разрушишь семью? Ты уже пыталась сделать и то и другое, Ребекка.
Бекки отпрянула, Эви обернулась к ним, обрушивая весь свой гнев на мужчину.
– Вот ты гад! – Она бросилась на него с кинжалом, но Бекки перехватила её за руку.
– Он воин-Фортис, нюня. Он в порошок тебя сотрёт.
Крики Тристана сотрясали всю арену от самого дна, обращая ярость Эви в изнурительную боль.
– Нужно ему помочь, – прошептала она, и по щеке скатилась слеза. Не человек, а лейка. Но слёзы были ещё ничего… Потом началось хлюпанье.
Она всхлипнула и рассердилась сама на себя за предательство.
Она подошла к краю смотровой площадки и взялась за ограждение. Рафаэль искренне предупредил:
– Никто ещё не оставался в живых, попытавшись остановить тварь предназначения. Её волшебство древнее самого времени – она и есть время. Сейчас она проводит Злодея по всем моментам его жизни, которых коснулось его волшебство, магия предназначения. Если вмешаешься, тебя убьют! – Рафаэль уже кричал – это раздражало, учитывая, что встретились они пять секунд назад. Новый рекорд.
Эви рвано вздохнула – но он, конечно, был прав. Рафаэль знал волшебную тварь куда лучше неё. Но у неё в арсенале было кое-что мощное и очень нелепое.
Жажда делать назло.
Она перемахнула через ограждение площадки и неуклюже плюхнулась на землю. Подняла взгляд и ухмыльнулась разъярённому старшему Фортису, который перегнулся через ограждение. Подошла к свету, и древнее волшебство замерло, обратив к ней своё тошнотворное сияние. У твари не было ни глаз, ни лица… ни головы. Но Эви чувствовала, что оно смотрит на неё, чувствовала, как тварь ощупывает её своим ослепительным потоком света. На крайний случай можно было описать это как серебряное солнце – невероятно большое и невероятно опасное. Это был просчёт.