ость.
– Слишком долго я не мог восстановить справедливость и остановить ужасы, которые творил среди моего народа Злодей! – провозгласил король. – Он представляет угрозу для всех нас, его дар призван вредить и убивать. – Все взоры были обращены на короля, даже стражи на постах подались вперёд, чтобы разглядеть получше. – Он держал в страхе благородные семьи, он крал, он превратил Ореховый лес, некогда прекрасный, в ужасное место, через которое все боятся ездить.
В другое время, в другом месте Тристану бы польстило.
– Но хуже всего то его деяние, от которого я пытался уберечь всех вас. – Король вздохнул, будто от горечи, и Тристану остро захотелось кинуть в него помидор, настолько плоха была актёрская игра. – Предательство, совершённое десять лет назад.
Тристан вскинул голову, расправил плечи, надеясь на то, что король расскажет… но что?
«Во что ты играешь?»
– Из-за того, что Злодей поймал и последние десять лет держал в неволе драгоценного гивра Судьбы, граждане Реннедона были обречены страдать от мести мироздания.
Вызванная отчаянием дымка в подсознании Тристана развеялась от потрясения, когда он понял, в чём его обвиняет Бенедикт.
– Злодей – виновник появления Неведомой болезни.
«Да чтоб тебя!»
Толпа яростно взревела, кроя Тристана самыми гадкими ругательствами – в общем-то, ничего нового; честно говоря, некоторые ругательства были вполне изобретательны, но обычно его ругали за злодеяния, которые он в самом деле совершил.
«Я этого не делал, и ты прекрасно это знаешь, сволочь!»
Бенедикт подошёл ближе.
– А теперь я покажу вам всем этого ужасного предателя! – Король встал рядом и негромко спросил: – Готов, мальчик мой?
Тристан уважительно кивнул и в тон ему ответил:
– Должен сказать, Бенедикт, эта роль тебе к лицу.
– Какая роль? – сощурился тот.
Тристан улыбнулся, зная, какой эффект произведут его слова.
– Ну как же, роль злодея.
Бенедикт раздул ноздри, в глазах полыхнула бешеная ярость. Он схватил Тристана за рубашку, но не успел занести руку для удара, как в зале раздался пронзительный крик.
– Она… Она пропала! – кричал какой-то дворянин.
Все, включая Тристана, посмотрели туда, куда указывал дворянин – на гроб, о котором в последние минуты все позабыли.
Тристан ничего не мог разглядеть. Толпа подалась вперёд, скрывая его кошмар. Он видел только проблеск стекла в колышущейся массе благородных голов. Раздались новые крики от тех, кто всё видел.
Сердце понеслось вскачь, шею продрал мороз, в ушах ревело. Тристан дёргал звенящие и гремящие цепи, вертел головой, отчаянно надеясь, что толпа расступится.
– Отойдите, павлины проклятые! – прогремел он, и толпа чудесным образом повиновалась – дворяне разбежались по сторонам зала, открывая творящееся за ними.
И он увидел.
Стеклянный гроб, в котором лежал плод его сильнейшего страха, был пуст.
– Пустырь побери, что это ещё такое? Кто это сделал? – вопил король, грохоча вниз по ступеням помоста. Но он не успел ничего придумать… Раздался негромкий, знакомый свист.
Время остановилось.
Комната сразу погрузилась в тишину – такую, что стало слышно, как нервно переступают с ноги на ногу, как звенят мечами гвардейцы, тянущиеся к рукоятям. Так звучал страх.
Это и был страх, ведь каждый в комнате посмотрел в сторону, откуда донёсся свист: на верх большой лестницы.
Там, роняя с волос цветы, с коварной усмешкой на красных губах стояла Эви Сэйдж.
Живая.
Она широко улыбнулась, когда толпа охнула и завопила в ужасе при виде восставшей из мёртвых. Невероятная ответная улыбка заиграла на губах Тристана, прогоняя оцепенение в застывших мышцах. Потрясение медленно таяло, пока он впитывал глазами каждую клеточку её тела. Казалось, что он больше никогда не сможет отвести взгляд.
– Вечеринка просто прелесть, – сказала Сэйдж, и её нежный голос лучом маяка прорезал туман ураганного ошеломления Тристана. Может, его просто подводило зрение.
Но услышав её следующие слова, Тристан понял, что это на самом деле она. Сэйдж была жива.
Её голубые глаза встретились с его, и у него подломились колени, а её улыбка стала ещё шире.
– Вообще-то немножко обидно, что меня решили не приглашать.
Глава 7Эви
Затем ещё немножко покричали.
Эви это позабавило бы, будь она в лучшем расположении духа. Она не собиралась устраивать из своего появления такое шоу – да она вообще не собиралась появляться. Противоядие от плода вечного сна – редкого магического растения, которое достала Бекки, чтобы казалось, будто Эви погибла, – должно было сработать до того, как её выставили на обозрение в зале, полной дворян, как какую-то мракобесную живопись.
К счастью, крышка жуткого гроба была подпёрта пачкой толстого пергамента, чтобы Эви смогла выбраться. Вышло несколько… не вполне изящно, словно громадный слизень пытался просочиться через водосточную трубу. Она плюхнулась на пол с позорным грохотом и метнулась к лестнице, надеясь скрыться в тенях, пока гвардейцы отвлеклись. Так было безопаснее. Ей полагалось ждать там, пока её план претворялся в жизнь.
Но она совершила ошибку: оглянулась, окинула взглядом комнату, посмотрела прямо на него.
На Злодея. На Тристана.
В общем потоке времени семь дней были ничто, но они становились вечностью, если учесть, как её влекло к нему, словно между ними был натянут невидимый шнур. Она застыла на грани, колеблясь между известной безопасностью и прыжком ласточкой в неизведанное будущее. Перед ней легли два выбора, два пути. Но тут король подошёл, чтобы сорвать маску со Злодея, и выбора не стало.
Эви всегда выбрала бы Тристана.
Поэтому она не стала прятаться в тенях от пристальных взглядов и осуждения, а вышла на свет. Сняла маску с себя – ради него.
И реакция была далека от приятной, мягко говоря.
– Некромантия! Тёмное колдовство! Она ведьма! – завопила какая-то дворянка в украшенном перьями наряде, цепляясь за руку своего сопровождающего и едва не теряя сознание.
Эви слегка тревожило, что эти слова вызвали в ней чувство гордости, но она позволила себе насладиться им. Когда всю жизнь чувствуешь себя слабой, очень приятно, если тебя считают опасной.
Эви поморщилась и поборола желание ответить чем-нибудь совсем неподобающим, вроде «Буу!».
Обомлевшая дама немедленно упала в обморок и сочно ударилась об пол.
«Ой, я и правда это сказала. Ойки!»
Кусая губы, чтобы не улыбаться, Эви пошла вниз по лестнице, глядя на короля. Раз уж всё пропало, можно хотя бы позабавиться как следует.
– Приношу свои извинения за опоздание, ваше величество. Боюсь, я… в немилости.
Вслед за её грубым замечанием по залу прокатился хор испуганных вздохов, но для Эви они звучали трелями певчих птиц. Очаровательно.
В неловкой тишине раздался низкий хрипловатый голос, и Эви знала, кому он принадлежит.
– Сэйдж.
Голос Тристана тоже был хорош. Лучше всех.
Она вновь посмотрела на него через всю залу. Чёрная маска скрывала большую часть его лица, и Тристан казался опасным и холодным. Но его глаза, его невероятные глаза плавились, вглядываясь в неё. Он медленно выпрямился, увидев её улыбку, но так и не отвёл глаз, чёрных, как бездна.
Он вежливо кивнул ей.
У Эви затрепетало сердце, величественная зала не вмещала гигантское облегчение, которое она испытала, увидев лицо Тристана, осознав, что они снова находятся в одном месте.
– Король Бенедикт! – Эви повысила голос, хотя в зале всё быстро утихло. – Разве по этикету не полагается приветствовать гостей по прибытии?
Она вскинула бровь, указывая на себя, и обеими руками вцепилась в собственную лихую наглость.
Король неспешно прошествовал к ней в сопровождении двух гвардейцев. Она медленно попятилась, но остановилась, осознав, что со всех сторон её окружает Славная Гвардия. Ерунда. Она дерзко вздёрнула подбородок. Вокруг мужики, которые хотят ей навредить? Ничего нового. С помоста донёсся тихий, угрожающий звук – звон цепей. Тристан не сдавался, слава богам. Перед появлением Эви казалось, что он опустил руки, но это прошло. Замерцали свечи, будто ощутив перемену, и Эви задумалась, ощутив эту растущую мощь: в чём причина, в надежде Тристана на побег?
Или… в Эви?
Времени хорошенько обдумать это не было: Бенедикт больно схватил её за руку выше локтя, подтащил к себе так близко, что стала видна жилка, бьющаяся на блестящем лбу прямо под краем короны. Он зашипел:
– Ты что натворила, глупая девчонка? Почему ты живая? Отвечай немедленно!
Эви не сжалась, как велели инстинкты, – напротив, она взглянула в бешеные глаза короля и ухмыльнулась.
Его практически трясло от плохо сдерживаемой ярости.
– Добрые люди Реннедона! Очевидно, что нас предали! Это уловка! Последний шанс Злодея сбежать! Он обманул эту девушку и заставил её прикинуться мёртвой, чтобы прийти ему на помощь. – Бенедикт вцепился ей в руку, едва не ломая кость, красивое лицо исказили злобные морщины, залёгшие между светлых бровей. – Всё тщетно. Взгляните же со скорбью на последнюю жертву Злодея!
Один удар сердца, один вдох – а потом пришёл гнев, гнев такой праведный, что трепета не осталось. Эви полыхала. Она молниеносно нагнулась, обнажила кинжал, спрятанный под платьем. Лезвие оказалось у горла Бенедикта, тот и моргнуть не успел.
Распущенные кудри упали на обнажённые руки. Слова сочились кипящим ядом.
– Я. Не. Жертва.
Гвардейцы подались вперёд, но король остановил их движением руки. Скучающе, снисходительно посмотрев на кинжал, он произнёс:
– Вы обиделись, потому что я сказал правду. Подумайте, миз Сэйдж, вы правда верите, что спасти этого человека – правильный выбор? Хороший?
Сердце Эви забилось быстрее, голос зазвучал мягче, а глаза наполнились непролитыми слезами.
– Нет, вы правы. – Она позволила лицу отразить задорное коварство. – Наверное… это