— Что мне надо делать дальше, дон Хуан?
— Теперь ты должен посадить отросток, который я отрезал от второй половины первой порции корня. Ты принял половину его позапрошлой ночью, и теперь вторая половина должна быть посажена в землю. Она должна вырасти и принести плоды прежде, чем ты сможешь предпринять действительные шаги к приручению ее.
— Как я буду приручать ее?
— «Трава дьявола» приручается только через корень. Шаг за шагом ты должен изучить все секреты корня каждой порции. Ты должен принимать их для того, чтобы изучить секреты и завоевать силу.
— Всякая порция приготавливается так же, как ты приготовил первую?
— Нет, каждая порция различна.
— Каков специфический эффект каждой порции?
— Я уже сказал, каждая порция учит разным формам силы. То, что ты принял позапрошлой ночью, было ничто. Каждый может это сделать. Но только брухо может принимать более глубокие порции. Я не могу сказать тебе, что они делают, так как я еще не знаю, примет ли она тебя. Мы должны подождать.
— Когда же ты расскажешь мне?
— Как только первое растение вырастет и принесет плоды.
— Если первая порция может приниматься всеми, то для чего же она используется?
— В разведенном виде она хороша для любых дел человечества. Для стариков, которые потеряли жизненную силу, или для молодых людей, которые ищут приключения, или даже для женщин, которые хотят страсти.
— Ты сказал, что корень используется только для достижения силы, но я вижу, что он используется и для других целей, помимо силы. Прав ли я?
Он очень долго смотрел на меня проницательным взглядом, который раздражал меня. Я чувствовал, что мой вопрос его рассердил, но не мог понять, почему.
— «Трава дьявола» используется только для достижения силы, — сказал он, наконец, сухим жестким тоном. — Человек, который хочет вернуть свою жизненную силу, молодые люди, которые ищут испытаний, голода и усталости, человек, который хочет убить другого человека, женщина, которая хочет разгореться страстью, — все они желают силу. И «трава дьявола» даст им ее. Ты чувствуешь, что она тебе нравится? — спросил он после паузы.
— Я чувствую странный подъем сил, — сказал я, и это было правдой. Я заметил это еще при пробуждении, и это чувство сохранилось и потом. Это было очень выраженное ощущение неудобства и неусидчивости, все мое тело двигалось и вытягивалось с необычайной легкостью. Мои руки и ноги зудели, мои плечи, казалось, раздались, мышцы моей спины и шеи вызывали желание потереться о деревья или потолкать их. Я чувствовал, что могу разрушить стену, если бодну ее.
Мы больше не разговаривали. Некоторое время мы сидели на веранде. Я заметил, что дон Хуан засыпает. Он несколько раз «клюнул носом», затем просто вытянул ноги, лег на пол, положил руки за голову и заснул.
Я поднялся и пошел за дом, где и сжег избыток энергии, очистив двор от мусора. Я запомнил, что когда-то он сказал мне, что был бы рад, если бы я помог ему убрать мусор.
Позднее, когда он проснулся и пришел за дом, я был более расслаблен. Мы сели за еду, и в процессе еды он три раза спрашивал меня, как я себя чувствую. Поскольку это было редкостью, я, наконец, спросил:
— Почему тебя заботит мое самочувствие, дон Хуан? Уж не ожидаешь ли ты, что у меня будет плохая реакция на то, что я выпил сок?
Он засмеялся. Я думал, что он действует, как проказливый мальчишка, который подстроил какую-то каверзу и время от времени проверяет, нет ли уже результата. Все еще смеясь, он сказал:
— Ты не выглядишь больным. Совсем недавно ты даже говорил грубо со мной.
— Я не делал этого, — запротестовал я. — Я вообще не помню случая, чтобы я с тобой так разговаривал.
Я был очень уверен на этот счет, так как вообще не помнил, чтобы я когда-нибудь был раздражен доном Хуаном.
— Ты выступил в ее защиту, — сказал он.
— В чью защиту?
— Ты защищал «траву дьявола». Ты уже говорил, как влюбленный.
Я собирался еще более энергично протестовать против этого, но остановился.
— Я действительно не отдавал себе отчета, что защищаю ее.
— Конечно, не отдавал. Ты даже не помнишь того, что говорил, так?
— Нет, не помню. Признаю это.
— Вот видишь, «трава дьявола» такая. Она подбирается к тебе, как женщина, ты даже не замечаешь этого. Все, чему ты уделяешь внимание, так это тому, что дает хорошее самочувствие и силу: мышцы надуваются жизненной силой, кулаки чешутся, подошвы ног горят желанием затоптать кого-нибудь. Когда человек знает ее, то он действительно становится полон ухищрений. Мой благодетель обычно говорил, что «трава дьявола» держит людей, которые хотят силы, и избавляется от тех, кто не умеет ею владеть. Но тогда сила была более обычна, ее искали более активно. Мой благодетель был человеком силы и согласно тому, что он мне рассказывал, он был еще более одарен, в смысле выслеживания силы. Но в те дни было больше причин иметь силу.
— Ты думешь, что в наши дни нет причин для приобретения силы?
— Для тебя сейчас сила хороша. Ты молод. Ты не индеец. Возможно, трава дьявола будет доброй. Тебе она, как будто нравится. Она заставляет тебя чувствовать себя сильным. Я все это чувствовал и сам. И все же она мне не понравилась.
— Можеть ты сказать, почему, дон Хуан?
— Мне не нравится ее сила. Для нее больше нет применения. В другие времена, вроде тех, о которых рассказывал мне мой благодетель, был смысл искать силу. Люди делали феноменальные дела, их почитали за их силу, их боялись и уважали за их знание. Мой благодетель рассказывал мне о поистине феноменальных делах, которые выполнялись давным-давно. Но теперь мы, индейцы, не ищем более этой силы. В наше время индейцы используют листья и цветы для других дел. Они даже говорят, что это лечит их нарывы. Но они не ищут больше ее силы, силы, которая действует, как магнит, все более мощный и все более опасный для обращения, по мере того, как корень уводит нас все глубже в землю. Когда доходишь до глубины 4-х ярдов (3.7 метра), а говорят, некоторые люди это делают, то находишь трон постоянной силы, силы без конца. Очень редкие люди делали это в прошлом, и никто не делает этого теперь. Я говорю тебе, что сила «травы дьявола» мало по малу утратила интерес к себе, и теперь сила не имеет никакого больше значения. Я сам не ищу ее, и все ж, одно время, когда я был твоего возраста, я тоже чувствовал, как она разбухала внутри меня. Я чувствовал себя, как ты сегодня, но только в пятьсот раз сильнее. Я убил человека одним ударом руки. Я мог бросать валуны, огромные валуны, которые даже двадцать человек не могли поднять. Раз я подпрыгнул так высоко, что сорвал верхние листья с верхушек самых высоких деревьев. Но все это было не нужно. Все, что я делал — это пугало индейцев, только остальные, кто ничего не знал об этом, не верили этому. Они видели или сумасшедшего индейца, или что-то движущееся у вершин деревьев.
Мы долгое время молчали. Мне нужно было что-то сказать.
— Было совсем по-другому, когда были люди в мире, — продолжал он, — люди, которые знали, что человек может быть горным львом или птицей, или, что человек может просто летать. Так что я больше не использую «траву дьявола». Для чего? Чтобы пугать индейцев?
Я видел его печальным и глубокое сочувствие наполнило меня. Я хотел что-то сказать ему, даже если бы это была банальность.
— Дон Хуан, может быть, это судьба всех людей, которые хотят знать?
— Может быть, — сказал он спокойно.
23 ноября 1961 года.
Я не увидел дона Хуана сидящим на своей веранде, когда я подъехал. Я подумал, что это странно. Я громко позвал его, и его невестка вышла из дома.
— Он внутри, — сказала она.
Оказалось, что он несколько недель тому назад вывихнул себе щиколотку. Он сделал себе сам «гипсовую повязку», смочив полосы материи в кашице, изготовленной из кактуса и толченой кости. Материя, туго обернутая вокруг щиколотки, высохла в легкий и гладкий панцирь. Повязка имела твердость гипсовой, но не имела ее громоздкости.
— Как это случилось? — спросил я.
Его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала, ответила мне:
— Это был несчастный случай. Он упал и чуть не сломал себе ногу.
Дон Хуан засмеялся и подождал, пока женщина вышла из дома, прежде чем ответить.
— Несчастный случай, как бы не так. У меня есть враг поблизости. Женщина, «Ла Каталина». Она толкнула меня в момент слабости, и я упал.
— Зачем она это сделала?
— Она хотела таким образом убить меня, вот зачем.
— Она была здесь, с тобой?
— Да.
— Но зачем ты позволил ей войти?
— Я не позволял. Она влетела.
— Извини, я не понял.
— Она — черный дрозд. И у нее это очень хорошо получается. Я был застигнут врасплох. Она пыталась покончить со мной в течение долгого времени. В этот момент она действительно близко подошла.
— Ты сказал, что он — черный дрозд? Я имею в виду, что она, птица?
— Ну вот. Ты опять со своими вопросами. Она — черный дрозд. Точно так же, как я ворона. Кто я, человек или птица? Я человек, который знает, как становиться птицей. Но возвращаясь к «Ла Каталине», она — враждебная ведьма. Ее намерение — убить меня, столь сильно, что я еле мог от нее отбиться. Черный дрозд ворвался прямо в мой дом, и я не смог остановить ее.
— Ты можешь стать птицей, дон Хуан?
— Да, но это нечто такое, к чему мы подойдем с тобой позднее.
— Почему она хочет убить тебя?
— О, это старые раздоры между нами. Она вышла из рамок, и теперь дело обстоит так, что мне следует покончить с ней прежде, чем она покончит со мной.
— Ты собираешься пользоваться колдовством? — спросил я с большой надеждой.
— Не будь глупым. Никакое колдовство на нее не подействует. У меня есть другие планы. Как-нибудь я расскажу тебе о них.
— Может ли твой олли защитить тебя от нее.
— Нет, дымок только говорит мне, что делать. А защищить себя должен я сам.
— А как насчет Мескалито? Может он защитить тебя от нее?