Насколько я понял, Шикамару «спрятал Итачи на виду». А Сай в данном случае, как подчинённый Данзо, сам сыграл нашим алиби.
Что касается Сакуры, то всё же надежда вернуть Саске в деревню её не оставляла, а Итачи был отличной причиной. Да и мог помочь вызволить младшенького Учиха из застенков Орочимару. На этом сыграл Шикамару. Конечно, с одобрения Цунаде-сама.
Итачи, кстати, гениально отыгрывал мою мать.
Видели Дайкон-сан только Шикамару, я и Сакура, даже Генна в своё время только со старостой разговаривал. Итачи надел такую же одежду, как у моей маман, этот платок-чепец, чем-то смазал лицо, что оно выглядело постарше, и семенил себе по Конохе, собирал сведения. Любое странное поведение объяснялось сумасшествием. Мне даже хотелось бы прочесть доклад, который составил Сай для Данзо, потому что… в общем, наш пятидневный поход до Конохи был забавным, и Итачи, кажется, вовсю оттянулся, издеваясь над Какаши и Саем. Нарывался, как маленький, но, кажется, они ничего не заподозрили.
По возвращению в Коноху оказалось, что по итогам экзаменов в Суне мне дали звание чуунина. Впрочем, повышения получил и Неджи — до дзёнина, за спасение Кадзекаге; Кибе, Шино, Хинате, Ино, Чёджи также дали чуунинов. Сакура тоже получила полевой патент и стала чуунином.
Похоже, только Наруто, вернувшийся почти на полгода раньше, чем в аниме, опять был в пролёте.
Не сказать, что мы подружились, всё же мне немного не до него было во время нашего путешествия, да и он смотрел на меня настороженно, видимо, слишком я ему Саске напоминал. Но конфликтов с ним не было, а когда мы дошли до Конохи, он помог мне с переездом и покупками необходимого. «Оказалось», маман скопила немного денежек, и удалось купить утварь и всякие бытовые мелочи. Всё же дом — не общага, в которой всё было заточено на редкие набеги после миссий.
Так я стал кем-то вроде тайного охранника Учиха Итачи, который должен будет появиться на сцене в определённый момент, а пока был козырем в рукаве. Сакура ещё в Стране Травы отрезала ему палец с тем кольцом: так удалось снять артефакт и приживить палец обратно. Кольцо же запечатали в свиток и отдали на изучение Цунаде-сама.
Мы уже неделю жили в Конохе, и Итачи почти не выходил из роли, на случай, если за нами всё же кто-то будет следить. Даже его слова всегда можно было интерпретировать, как бред сумасшедшей.
И, как сказал мне «уважаемый старший брат», когда я спросил его, почему он всё же всё это делает: «мир качнулся, и мы успели его поддержать, чтобы он не упал. Но он не вернулся в исходное положение, значит, это ещё не конец».
Да, это ещё далеко не конец.
Как говорится: «Продолжение следует…»
Часть 3
Глава 1. Мимолётная
Осень и зима промелькнули незаметно. Казалось бы, только в начале августа, то есть месяца лошади, мы с Итачи прибыли в Коноху, как наступил собака-декабрь, а за ним и январь.
Жизнь «с матерью» постепенно вошла в определённую колею. К нам «по-соседски» довольно часто заглядывал Шикамару, он приносил с собой доску и играл с Итачи в шоги.
Оказалось, что мой «онии-сан» очень даже любит эту «игру генералов». Меня тоже пытались научить, но для меня это было слишком сложно. Во-первых, в шоги четырнадцать типов фигур, и все они ходят по-разному. Восемь основных и ещё можно переворачивать фишки. Во-вторых, там такая куча правил, что, когда Шикамару принёс мне пухлый томик мелких иероглифов, я просто половину не смог перевести, хотя считал, что уже в достаточной мере владею не только разговорным, но и письменным языком.
Узнав о моих проблемах, Итачи начал обучать меня чтению и письму при помощи шарингана. Я разобрался с этой «фишкой» с запоминанием огромных объёмов информации и даже смог прочесть книгу правил, но от того, что я их знаю, играть намного круче не стал. Разве что впросак меньше попадать. Впрочем, мой письменный японский стал много лучше, и я читерски овладел каллиграфией, нагло скопировав движения руки Итачи. Вот почему у него такой понятный и красивый почерк — это я ещё в том свитке с основами гендзюцу отметил! А то, бывало, я сам накорябаю, как курица лапой, и потом прочесть не могу: «рука» или «задница» написана.
Шикамару настаивал, что мне надо развивать стратегическое мышление игрой в шоги, да и как бы это он ко мне играть ходит, слишком палевно будет, если я по факту окажусь ни бум-бум. Итачи потом едко комментировал, что да, стыдно, если будущая жена меня будет обыгрывать за десять минут, я должен хотя бы полчаса против любого Нара продержаться.
Вообще онии-сан оказался той ещё занозой. Я, когда аниме смотрел, не ожидал, что «уважаемый старший брат» — пафосный и печальный Итачи с трагедией по жизни — может оказаться вот таким. Ехидным и одновременно невероятно терпеливым, в какой-то степени заботливым, а ещё он потрясающе готовил.
Иногда мне казалось, что он как бы восполняет потребность быть старшим братом, отыгрывается на мне за все годы своего изгнания и разлуки с семьёй. У меня не было брата, только младшие сёстры и те — двоюродные, причём почти у всех моих друзей старшие братья были, и я им завидовал и тоже всегда хотел старшего брата. Друзья ныли, что в старшаке-брательнике, который тебя вечно гнобит или опекает, нет ничего хорошего, но я видел, что в какой-то мере все они тянулись за своими братьями, брали с них пример, а потом, повзрослев, были друг за друга горой.
Впрочем, при других людях Итачи превращался в того самого «пафосного и печального» шиноби, и я тогда в полной мере осознал эту японскую традицию с внешними и внутренними лицами и кругами близости. Мне, когда я был в Японии, пытались про это объяснить, но я тогда половины не понял. Сложно понять «непереводимый элемент культуры». Это как пытаться объяснить иностранцу, почему в России даже к пятидесятилетней тётеньке будет лучше обратиться «девушка».
Это называлось «амаэ» — потребность и зависимость от любви. Чувство эмоциональной зависимости, которое происходило от родительской любви: снисходительное отношение объекта амаэ к тому, кто нуждается в его поддержке. При этом я мог рассчитывать на то, что все мои косяки будут прощены Итачи, так как он испытывал ко мне нечто, походящее на поддержку родителей, а я в ответ искал в нём опору и внимание. И это было наше «обоюдное амаэ». Я входил в его «внутренний круг», в котором можно показывать себя настоящего: грустить, радоваться, дурачиться; это самый близкий круг, часто состоящий только из членов семьи и самых близких друзей. Даже возлюбленная не всегда могла попасть в этот круг, а остаться в так называемом «промежуточном».
Кроме «непереводимого» амаэ в культуре японцев присутствует «энрё» — необходимость быть сдержанным, которая является главным отличием «промежуточного круга». Люди, входящие в него, тебя вроде как волнуют, с ними испытываешь эмоции, но эти чувства нельзя показывать. Держать лицо. Отсюда и пресловутые «кирпичные физиономии» и искреннее недоумение от поведения Наруто, который со всеми почти сразу ведёт себя, словно находится во внутреннем круге. Скорее всего, поэтому к нему так проникаются, он как бы сразу причисляет тебя к близким друзьям, и у народа мозги кипят.
Есть ещё внешний круг — грубо говоря, «чужаки» и «мимокрокодилы», в этом кругу царит полное безразличие, и с такими людьми не испытывают эмоций и не стараются сдерживаться. Вроде как подходят гопники и говорят «кошелёк или жизнь»: таким можно нагрубить в ответ или убить без зазрения совести.
В местной культуре точно так же, как и в Японии, идёт очень чёткое деление на эти круги общения, и, соответственно, люди себя ведут совершенно по-разному в каждой из ситуаций, в которой принимает участие представитель того или иного круга. Примерно, как если я скажу Итачи: «ты — дурак» он мне может пендаля дать или ответит «сам такой», если то же самое скажет Шикамару — Итачи в лучшем случае изогнёт бровь, а если эту фразу кто-то левый посмеет вякнуть, то может схлопотать кунаем в лоб, либо будет царски проигнорирован. Я, кстати, только здесь врубился, с чего в аниме частенько звучала фраза типа «не игнорируй меня» — люди претендовали на промежуточный круг общения и жутко обижались, если с ними вели себя, словно они относятся ко внешнему кругу.
В общем, по итогу прошедших месяцев вникания, в шоги я мало-мальски научился различать фишки и стреляющую колесницу от ладьи — летающей колесницы, коня от лошади, а серебряного генерала от золотого. И знал все запрещённые ходы — кинтэ, — при проделывании которых ты автоматически проигрываешь бой.
Может, какому-нибудь новичку смогу посопротивляться, а так, что Шикамару, что Итачи разделывали мою армию в пух и прах через десять минут партии. Друг с другом они могли играть несколько часов. А однажды их партия затянулась с обеда и до ужина.
На новый год я подарил Итачи специальный столик для шоги — шогибан, в комплекте к нему шли два маленьких столика — комадай, на которые ставятся фишки резерва. До этого они просто складывали их на пол — по правилам сопернику должно быть видно, что там у тебя есть в резерве.
Меня, как чуунина, определяли в различные группы. В зависимости от поставленных задач в команде нас было от двух до пяти человек. За прошедшие месяцы я успел сходить на два десятка миссий ранга С и перезнакомился с половиной личного состава. По крайней мере, знал, как кого зовут. Хорошим тоном считалось обменяться некоторой минимальной информацией, но вообще-то народ за редким исключением был не очень разговорчивым. Или просто всё дело было в тех самых кругах близости. Терять близких больно, а жизнь шиноби может быть коротка, поэтому у каждого таких людей было не слишком много.
Думаю, поэтому в аниме был момент с Шино, который обижался на Наруто: тот вёл себя, словно близкий друг, и при этом не знал банальных вещей про Шино. Здесь вести наблюдение и подмечать детали было тоже в порядке вещей.
В итоге и получалось, что самые близкие из сослуживцев те, с кем ты был в самой первой команде. Обычно первая команда под руководством дзёнина формировалась на год-два, до получения повышения. Как пояснил Шикамару, была зависим