Родители ничего про Лену не знали. Мама Турки говорила, что слухи ее нисколечко не интересуют, а отца волнуют лишь новости из газеты и телевизора. Сейчас он лишь кивнул и хмыкнул:
– Подружка, стало быть? Вот это хорошо, вот это молодец! Хвалю. Ты занятия не бросай мне, в здоровом теле – здоровый дух. Смотри-ка, проклятые американцы! Везде лезут со своей политикой, уроды. А наши тоже хороши, только в микрофоны мычать и умеют. Что они с Ближним Востоком делают, а? И базы все ближе и ближе к нам свои НАТОвские подтягивают. Новости никто не смотрел? Очередной школьный стрелок, в Колорадо! Елки-моталки, да как они воспитывают своих детей?! А потом такие вот кретины вырастают… Дегенераты! В наших школах почему-то никто не стреляет. Да нормальному человеку и не нужно держать оружие в доме! А у нас снова рассматривают законопроект о легализации мелкокалиберки. Куда это годится, я вас спрашиваю?
– Никуда, – сказал Турка, замазывая крохотные коричневые поры медом. Золотистый, душистый блинчик! Свернул треугольником, откусил и пробубнил: – Очень вкусно, мам!
– Нет, я против. Оружие – это зло. У вас же никто не приходит в школу со взрывчаткой? А этот мало того, что с ружьем, так еще и взрыв устроил. Пятерых госпитализировали!
– А у нас с карбидом в прошлом году приходили. Унитаз взорвали же, помнишь?
– Карбид – дело другое, – проворчал отец, хмурясь. Он снова начал шелестеть страничками, качая головой. Между кустистыми бровями пролегла глубокая складка. – С карбидом мы и сами баловались!
– А петарды эти ваши? А, Миш? – мама уселась за стол и переводила взгляд то на мужа, то на сына. – Давайте на этот Новый год не будем покупать. Это же деньги на ветер, в прямом смысле. Лучше мандарин на эту сумму купить или икры красной.
– Даже не обсуждается, – отмахнулся отец. – Тань, ну как без фейерверков-то? Икру мы и так купим, Марина подгонит.
– А я бы лучше «петардные» деньги к «компьютерной» сумме добавил, – пробубнил Турка с набитым ртом. – Ты ведь сам сказал, па, что к Новому году…
– Посмотрим. До Нового года еще дожить надо, сентябрь месяц только. Цены растут, кризис вот-вот будет. Газеты с ума сходят, по новостям с этим долларом заколебали. В школе-то у тебя как? Оценки?
– Да какие оценки – первая неделя! – Турка запихнул в рот остатки теста с медом и запил чаем.
– Жалко, сметанка закончилась. Не купила – из головы вылетело.
– Так-так… А историю кто у вас ведет? Прежнюю преподавательницу вы же довели до ручки?
– Ну теперь у нас молодая, Мария Владимировна.
– Нравится? Хорошо преподает? – отец не глядел на Турку. Словно ищейка, он выискивал в газете новости, чтоб снова повозмущаться. Турка как-то привык, и ему даже нравилось слушать отца, когда тот читает газету. Иногда папа такие коры мочит! Правда, маме эти разглагольствования не по нраву.
Турка задумался над вопросом отца. Перед глазами встали огромные груди. Еще он вспомнил, как учительница упала на Алика, а тот успел ее помацать. Вот ведь идиот озабоченный. Впечатлений теперь толстяку, наверно, надолго хватит, теперь и видео качать не надо.
– Нормальная. Всего два урока пока провела.
– Ваши там хоть немного образумились? Все-таки выпускной класс.
– Так-сяк, – ответил Турка. – Не знаю.
– И когда ты уже будешь хоть что-то знать? – вздохнула мама. А Турка знай себе намазывал медом блинок, уже четвертый.
– Когда-нибудь буду.
Давно Турка вот так не сидел с родителями. Прямо как в детстве. Он пил горячий чай, откусывал ноздреватое, кружевное тесто, таявшее во рту, и наслаждался уютом.
Однако спустя пару минут наваждение спало. Вспомнилось про презервативы с водой в школе, и почему-то всплыл образ Лариты.
Турка вымыл руки, оторвал небольшую полоску туалетной бумаги и ушел к себе в комнату.
– И чего это он взаперти всегда сидит? – сказала мама. Дверь тонкая, Турке обычно все слышно.
– Такой возраст. Как будто ты не понимаешь! – ответил отец.
– Нет уж, объясни!
– Тань, давай не будем… Дело молодое. Посидит и перестанет. Тебе не угодишь! То шляется по улицам, то вот теперь взаперти сидит. Все время чем-то недовольна.
– Кто бы говорил! – фыркнула мама. Звякнула ложка, что-то упало в раковину.
– Разбила, что ли?
– НЕТ!
Турка вздохнул. Лег на диван, погладил туго набитый живот. Как барабан. Прислушался и запустил руку в треники.
Сразу песня хриплоголосой Pink в голове, «U and Ur hand». Ты и твоя рука.
Представлял Конову с ее чуть приоткрытыми лепестками губ. Вспоминал прикосновение к ее выбритым подмышкам. Вспомнил, как она, сидя в школе, откидывалась назад и распускала стянутые резинкой волосы. Грудь призывно шевелилась под натянувшейся маечкой, а эти сероватые подмышки, похожие на выбритую…
«Может даже у Марии Владимировны там ТАК», – думал Турка. Он не позволял себе забыться напрочь, слушал – не идет ли кто, не стоит ли под дверью?
Любой истолкует мерные шорохи в правильном ключе.
«Когда купят комп, можно будет у Алика слить видосы…»
Скомканную бумажку Турка положил рядом с собой. Внизу все сладостно трепетало, а перед глазами дрожала разноцветная пелена.
Ты и твоя рука.
Глава 8Дурные предчувствия
Вовка в школу не пришел, и Турка немного скучал. Вечером позвонил, но приятель не брал трубку, а на домашний Турка звонить не хотел. Мама Вована и так наверно думает, что все беды сына оттого, что начал водиться с Туркой.
– Показываю, – рычал обэжешник. – Автомат Калашникова. Кто-нибудь владеет приемами сборки-разборки?
Тишина в классе.
– Мы что, моджахеды какие-нибудь? – громко спросил Проханов. – Это они там с трех лет «калаши» собирают.
– «Калаши», Ванечка, знаешь где? В калашном ряду! – рявкнул Василий Иванович. Его называли Чапаем – по понятным причинам. Впрочем, он носил и другие прозвища. – Там и свиных рыл больше, чем у вас здесь. А это – великое оружие! Легкое, я бы даже сказал, примитивное в сборке. Научиться разбирать автомат Калашникова может кто угодно – женщины, дети. Даже инвалиды. Такие, например, как ты, Вол, – закончил Чапай, улыбаясь одними губами.
– А чо сразу я?
– Ничо. Едем дальше. Стоп! Вопросы?
– А он настоящий? А мы стрелять будем из него? – загалдели пацаны.
– Будете, конечно, будете! Достигаете восемнадцатилетнего возраста и отправляетесь в военкомат по месту прописки. Там вас определят как надо, форму выдадут… Настреляетесь вдоволь! А то ишь, стрелять они горазды, а от армии косят.
– Ну, Васи-и-илий Ив-а-аны-ыч!
– Для начала нужно понять принцип работы оружия. Ближе к Новому году устроим конкурс. Сборка-разборка на время. Самые лучшие постреляют. Идея понятна?
– Так точно! – отозвался класс хором.
Первым был русский, «библиотекарша» наставила кучу двоек. Не ушел от этой участи и Турка. Во второй половине урока было какое-то дрянное сочинение, на десять предложений. Тема: «Образ человека». Турка долго ломал голову, кого же описать. Сначала хотел Конову, потом передумал. В итоге накалякал чепуху про Вовку: особыми писательскими способностями Турка никогда и не отличался.
Тузов и компания явились к третьему уроку – к математике. Зеленые крылья доски были закрыты и измазаны меловыми отпечатками ладоней.
Дина Алексеевна десять минут рассказывала, насколько ответственное это дело, учиться в выпускном классе и сдавать «ГЭА». Именно так – «ГЭ-А». Десять минут талдычила про сложность самостоятельной работы по многочленам, ну и между делом раздавала половинки листков.
– Все убра-али с па-арт! Ручечки оставили, карандаши, а остальное – в сумочки. Мобильниками пользоваться нельзя. Если вам нужен калькулятор, то приносите маленький, отдельно. Сейчас такие продаются…
Турка сидел вместе с Русаковым. Он немного шарит в матеше. Не так, как Вовка, но все-таки. Авось на тройку получится наскрести.
Дина Алексеевна открыла половинки доски. Пять заданий, многочлены эти. Шестое со звездочкой – задача.
– Ой, много-то как, Дин Алексеевна!
– Последнее задание – на дополнительную пятерку!
– Все равно много! – завозмущались одни.
– Да заткнитесь! – заорали другие. – Время идет!
– Решаем, ребята, – подвела черту Дина Алексеевна. – У вас двадцать минут. На переменке можно задержаться.
– Спасибо! – выкрикнул Проханов.
В итоге Турка совместными с Петей усилиями решил три с половиной задания. Хоть бы не двойка! Раньше он такого чувства и вовсе не знал. Плевать, какие оценки, лишь бы побольше веселья, разогнать эту ежедневную монотонную скуку, разбавить бытие свежими, яркими красками.
Сейчас внутри будто появилась тонкая гитарная струна. И никак не хочет согреваться, постоянно ледяная. Хотя из-за оценок ли?
После матеши – технология. Под руководством Георгия Станиславовича сначала долго чертили какую-то фигню, а потом пытались выточить напильниками и выпилить лобзиками детали. В итоге только у Березина и близнецов Водовозовых получились заготовки для парусников. У остальных – какие-то обрубки с зазубринами.
– Это не пригодится в жизни! – возмущался Проханов. – Вот зачем мне вытачивать парусник? Это вообще программа третьего класса!
– И ты даже с ней не можешь справиться, щ-щегол! – укорял Ваньку трудовик. Он ходил по мастерской, икая, и чуть покачивался.
Очевидно, они с обэжэшником уже успели накатить по маленькой. От трудовика почти всегда несет перегаром, смешанным с терпким запахом табака и мятного «Орбита».
– Нафиг надо!
– Руки из жопы у вас! «Нафиг надо»! Кран дома понадобится закрутить, прокладку поменять – что ты будешь делать?
– Вызову сантехника, – с достоинством ответил Проханов. Остальные молчали, Турка разглядывал исцарапанную парту. В глубокой трещине видны многолетние наслоения краски: коричневый, салатный, бежевый, коричневый, салатный, снова коричневый. Нарисована целая куча вагонов – ручкой, маркером, белой замазкой – «Если ты не голубой, дорисуй вагон другой». Рядом, маркером: «Челбин – чмо» и прочие послания в том же духе.