Мама как-то осеклась сразу и отвела взгляд.
– Нормально, сынок. Нормально. Пока еще проверяют, непонятно ничего…
Турка, естественно, никуда не поехал и вернулся к тренировкам. Отдохнувший, изголодавшийся по нагрузке организм с готовностью откликнулся на занятия. Мышцы снова налились былой силой, привычная крепотура в широчайших трицепсах и кубиках пресса радовала Турку. И бегать он снова начал на стадионе. Треклятый пес вроде как немного привык к нему, и уже не лаял, а только глухо ворчал.
Конова на «Труде» не появлялась, а в школе ни с кем не разговаривала. Турка несколько раз пытался завести разговор, подсаживался к ней. Уговаривал, увещевал – все впустую. Как можно выяснить отношения с мраморной статуей?
Как-то на перемене Вовку с Туркой окружили знакомые лица. Их обладатели протянули руки, поздоровались. На физиономиях Крыща и Рамиса появились обычные ухмылки. Китарь маячил тут же, он зарос щетиной по самые глаза.
– Да ладно, чо напряглись? Сегодня мы добрые, – И обступившая их компания засмеялась. – По делу подошли. Тема такая – играть будем в футбик с одиннадцатым «А». Все серьезно, на базе «СКА», на зеленке. Два тайма, по сорок минут.
– А почему не сорок пять? – вставил Кася.
– Потому что ты, лупоглазый, и полчаса не выдержишь в нормальном темпе. Сдохнешь сразу! – В подтверждение слов Тузова, Рамис ткнул Касю локтем в грудь. Тот поморщился:
– А, ясно. Да Рамис, хватит, да чо ты… Ладно тебе!
– У-у! Да не ссы, ушастик.
– Играем на деньги, – Тузов шмыгнул носом. – Или на ящик «Пепси» играем, там как получится. Короче, надо скинуться по сотке минимум.
– Они же там все сборники. Два человека в училище олимпийского резерва собрались идти, – протянул Вовка.
– Ты, Гнич, рот закрой! Не с тобой разгофаривают!
– Андо, успокойся, – Тузов глядел на Турку исподлобья. – Ну, ты-то согласен?
– Я не Гнич.
– Я тебе щас в голову дам. Серый, слышь, чо он моросит!
– Никто не моросит, остынь, – придержал Рамиса Тузов. – Так что, согласен?
– Играть? – сказал Турка – Или платить?
Крыщ буравил взглядом Вовчика. Остальные топтались на месте, чесали затылки.
– Вы ж понимаете, что без мясорубки не обойдется.
– Надо думать, – пожал плечами Турка. – На стандартном поле, одиннадцать на одиннадцать? И с заменами?
– Да, с заменами, – сказал Тузов. – Только нам нужно нормально играть, собраться всем. Я как бы только у вас спросил. Остальные если не приходят – получают в череп.
– Дело не в том, чтобы прийти, – вздохнул Турка. Ему вдруг стало душно, а Вовка переступал рядом с ноги на ногу, подергивая не знавшие бритвы волоски на подбородке. – Я скидываться не буду. Играть согласен, а денег у меня нет.
– Банк нужен. Надо сейчас собрать, а то после игры, если проиграем, фиг кто скинется. – Затренькал звонок, перекрывая голос Тузова. – Короче, подумайте там, туда-сюда, – кивнул он. – Но ты сдаешь по-любому, Гнич, понял?
– Я не Гнич, – снова сказал Вовка.
– Серый, дай я ему всеку!
– Да остынь ты. Короче, думайте. До завтра срок вам, решите там все. Завтра тренироваться пойдем.
– Хэ! – Рамис замахнулся на Вовку, тот перехватил его руку и толкнул дагестанца в грудь.
– Э, ты чо…
– Успокойся! – рявкнул Тузов. – Матч в субботу, если что.
Рамис прожег Вовчика злобным взглядом. Тот глаз не отвел, но выглядел каким-то сдувшимся, даже посерел немного.
И они медленно, шаркая ногами, разошлись.
– Я не буду играть, – тут же заявил Вова. – Пусть проигрывают, если кайф. Нет, я не то что боюсь – мне не хочется иметь общих дел с этими уродами! – Пацан в сердцах пнул каштан, и тот, резво подпрыгивая, скрылся в опавшей листве. – Пусть что угодно лепят. К дракам я готов, и деньги отдавать тоже не собираюсь. Вдруг они вообще обманывают? И скинулись ли сами? Нет, пошли они в жопу!
– Правильно, конечно. Но просто поиграть-то можно. Кто сказал, что мы будем платить? Я скажу Тузову, что мы играем, но не платим. Пусть его шестерки деньги несут или еще кто.
– Я с ними вообще не хочу связываться. Ни на каких условиях.
Турка мало-помалу все-таки уговорил Вовчика сходить хотя бы завтра на тренировку и посмотреть, что к чему. В футбол поиграть, в конце концов. До выходных еще масса времени.
– Ладно. Контрольная еще эта вонючая по матеше. И по физике тоже. А еще химия! Я что-то про нее вообще забыл. И вообще, погода хреновая, зима, блин, скоро. Короче, жопа полная. А я ж еще на подкурсы записался.
– Зимой?
– Ну да.
Про физику с химией Турка и впрямь забыл. Про подготовительные курсы его мама тоже говорила, но Турка считал, что они для ботанов.
По дороге Турка встретил Муравья. Тот в школе уже давно не появлялся. За плечами у него болтался рюкзак – все тот же, с прожженными дырками, обуглившийся, в подтеках. Молния наружного кармана была зашита нитками.
– Привет! Ты что, газеты разносишь?
– Аботаю, – Муравей говорил редко, а если и случалось, то сильно картавил. Турка пошел с ним рядом, сохраняя непринужденный вид. Он почему-то почувствовал себя куда как сильнее и удачливее Муравья.
Хотя немудрено. Муравья все бьют, насмехаются, тычут пальцами и презирают. Будет ли у него девушка? Турка не мог себе представить девчонку, которая водилась бы с таким пацаном. Хотя, говорят, даже Бэтман нашел себе какую-то шизу, местную дурочку. Ну, им, наверное, неплохо вместе.
– Сколько платят?
– Наамально. Тии часа походиу, сто пятьдесят ублей ааботау.
– Ну, неплохо. А чо в школу не ходишь?
Муравей промолчал. Вечно искривленные губы начали расползаться в стороны. Маленькие глазки скрылись под навесом белесых бровей. Турка некоторое время ждал ответа, а потом добавил:
– Некайф, наверное, да? Чего там делать, понимаю. Ты куда после девятого пойдешь?
– В а-амию.
– В армию? А ты какого года?
– Девяностого. – Турка присвистнул. – Так тебе восемнадцать, что ли, уже будет?
– Да, – сказал Муравей. Турка думал о том, что человек не может выглядеть так в семнадцать лет. Это что ж такое получается? Взрослого, можно сказать, человека вовсю унижают. Нет, разве может быть Муравью восемнадцать лет?
Припомнил, как на него орал Олег Анатольевич. Сидели тогда на географии, а он кричал на Муравья: «Женя, ты должен был стать на учет в военкомате!»
– Ты сам как? Нормально дела-то? В армию хочешь идти?
– Наамально все. В аамию не хочу. Бэтмана вот не взяли.
– Так он же того – псих.
– Я с ним не гуляю, – вдруг сказал Муравей. В тусклом доселе голосе теперь явственно проступил оттенок насмешки и презрительности.
– Не гуляешь? Ну и пральна… Слушай, а мы в футбол будем играть. Хочешь, приходи. Вратарем будешь.
– Нет. Они на меня обзываются. Ну ничего, я еще им… – тут он начал что-то шепеляво бормотать, а Турке стало не по себе. Да, вряд ли Муравья заберут в армию.
– Ладно, Жень. Мне направо теперь. Давай, удачи с газетами.
Муравей не ответил. Он продолжал бормотать что-то насчет того, что он «всем им еще покажет, все будут его уважать».
Ноги сами привели Турку к Мебельному переулку. Проходя коротким путем, через темную арку (что-то вроде подворотни), он наткнулся на Шулю.
– Э, пацан! Есть чо по мелочи?
– Нету.
– Найду – лицо бью?
– Шуля, да это я. Прикалываешься, что ли?
– Кто – я? А, не разглядел сразу. Чо, как дела? Не хочешь с нами сейчас пойти? Ну, пацаны на машине скоро подъедут. Шалаву одну на хор собрались пустить.
– Уж не Лариту ли? – усмехнулся Турка. Они вышли из подворотни на свет. Шуля взобрался на ржавый остов лавочки без спинки и сел на корточки.
– Не, ты чо. Да она ж в роддоме щас, беременная.
– Кто – Ларита? Да ну! Я ее только на днях видел, никакущую.
– Отвечаю, – сплюнул Шуля. – Ну ничо, мало́го сдаст в детдом и продолжит, ха!
– Так кого вы сегодня собрались развести?
– Катьку. Ты ее не знаешь. Она ничего, сиськи норм, рабочая такая телочка.
– Так вы ее вдвоем, что ли?
– Не, Валек обещал кого-то там еще подтянуть. Костяна, Тулу. Ей чисто пару бокалов шампанского дать – и снимай трусы. Может, подругу еще прихватит. Поехали, ты чего? Всерьез, что ли, этой хренью занялся, ну учеба, туда-сюда? Раньше мы как бывало, а? Помнишь, как «шаху» спалили? Этот дедок до сих пор не успокоился, по-моему.
– Не «шаху», а «Таврию», – сказал Турка.
– А, ну значит «шаху» без тебя уже. Мы ее еще утопили в болоте… Погнали, а?
Турка подумал, что потом-то такой возможности не будет. Все-таки путь исправления и все дела, а класс выпускной…
Можно и гульнуть в последний раз-то.
Из глубины душной квартиры тянуло резкими духами, кухня дышала гарью. Гремел металл, и сначала слышно было только медвежье рычание, а потом Турка понял, что поют, оказывается, на русском. Что-то про тьму и «ржавую кровь».
– Ау, есть кто дома?
– Мальчики, м-ы-ы зде-есь! – пропели женские голоса. Хозяин хаты ухмыльнулся и подмигнул. У Тулы не хватало нескольких зубов, и стоило ему только улыбнуться, как его рожа сразу принимала зловещий вид хэллоуинской тыквы.
– Давайте несите пакеты на кухню! – кивнул Тула пацанам. – Эй, дурынды… Кофе, что ли, сбежало? Всю квартиру мне провоняли, курицы!
Бабы в ответ заржали, а Шуля отнес пакеты на кухню. Музыка долбилась в картонные стены, давила на виски вместе с духотой.
В зале накрыли стол, но куча всякой снеди аппетита не вызывала. Как будто девчонки в отсутствие кавалеров быстро все сожрали, а потом выблевали обратно в тусклые салатницы и блюда.
– Что празднуем? – спросил Турка, улыбаясь симпатичной девушке. Наверное, это как раз Катя. Шатенка, косметики не так чтобы много. Даже удивительно – ну никак она не подходила для этой компании. В короткой голубой юбке и серой кофточке, расшитой цветами. И это она супершалава? Да быть такого не может!
– О, новый человек! Штрафную! – прогудел кто-то из кресла. Турка повернул голову и вздрогнул. Сбоку от стола, ближе к шкафу, в кресле сидела еще одна девка. Полная, рыхловатая, и на лицо так себе. Маленькие глазенки, волосы вытравлены добела, и у корней желтый цвет смешивается с черным. Пылинки перхоти выделяются, за километр разглядеть можно.