Он воин в поле, даже и один.
Представили себе этот дуб? Некрасивый на первый взгляд, он важен и спокоен, надежен и могуч. В нем скрыта огромная внутренняя сила. Но только ли слова помогли вам это почувствовать? Не только: очень многое подсказал сам стих и его особенности, та интонация, которую использовал автор.
Вы заметили, что стих в начале произведения какой-то «неправильный», корявый? После первой строки по смыслу пауза вроде бы неуместна: ведь слова узловат – и этот связаны между собой. А она тем не менее существует, потому что в конце каждой строки всегда должна быть так называемая стиховая пауза. И от этого стих становится напряженным. Запятая в середине второй строки требует паузы, она диктуется синтаксисом. А между второй и третьей строками слова великолепья – в его ветвях тянутся друг к другу, они словно насильственно разорваны стихом, требующим здесь паузы. И в третьей строке пауза после точки и пауза в конце. Перенос делает речь прерывистой, напряженной, предложения как будто не умещаются в строки, часть предложения переносится из
одной строки в другую и на этом месте остается разрыв, напряженная пауза.
Но зачем поэту понадобилось так строить стих? Останавливать чтение паузами? А о чем здесь говорится? О некрасивом, корявом дубе. Вот и стих такой же – нарочито некрасивый, корявый. Он помогает нам вглядеться в этот дуб, заметить его толстые, кривые, узловатые ветви, скрученные намертво суставы, его некрасивую крону – не листья, а какие-то лохмотья. А поэту и надо, чтобы мы вгляделись, для этого он и останавливает внимание читателя паузами. И мы видим, какой этот дуб мощный. Поэт говорит, что в нем нет великолепья. А можно ли сказать, что в нем есть величие? Слово «величие» означает наличие в явлении выдающихся свойств, внушающих уважение, преклонение, а «великолепие» – пышная красота, роскошь. Вот этой поверхностной красоты в дубе нет, но есть подлинное величие.
Начиная со второй строфы, стих меняется. Он теряет свою нестройность, стиховые паузы теперь совпадают с паузами синтаксическими. Каждая строка – законченное предложение, исчезли паузы в середине строк. А в последних двух строках второй строфы и особенно в третьей строфе стих становится даже торжественным. Если в начале стихотворения интонация была близка к разговорной, то в конце она стала медленной и величественной, – такой же важной и спокойной, как сам дуб.
И слова появляются совсем иной стилистической окраски: вместо прозаических – поэтические, книжные. Сравните: дурная, узловат, отрепья, торчат и колоколом славы, янтарь, важен, спокоен, безжизненных равнин … Метафора запоет он колоколом славы тоже подчеркивает величественность образа.
И вы, конечно, ощутили, что в стихотворении не только о дереве идет речь. Трагический жизненный опыт убедил поэта, что внутренняя сила может проявляться не в привычной классической красоте, что сама красота бывает иной – без внешнего великолепья. И этот дуб становится символическим образом, он говорит о человеческой судьбе, о великих силах, порой глубоко скрытых в невзрачном на первый взгляд человеке. О том, что жизнь нередко опровергает известную пословицу «Один в поле не
воин», потому что даже одиночка может противостоять силам зла, выдержать испытания и в тяжелейших условиях остаться человеком.
Может быть, вы не знаете, что Заболоцкий долгие годы провел в лагере и на поселении, где после каторжного труда ежедневно, пристроившись у ящика, служившего письменным столом, работал над переводом своего любимого произведения «Слово о полку Игореве» с древнеславянского на язык современной поэзии. Это был его личный подвиг – так биография поэта отождествилась с его жизненной философией, утвержденной в творчестве.
Вылетев из Африки в апреле
К берегам отеческой земли,
Длинным треугольником летели,
Утопая в небе, журавли.
Вытянув серебряные крылья
Через весь широкий небосвод,
Вел вожак в долину изобилья
Свой немногочисленный народ.
Но когда под крыльями блеснуло
Озеро, прозрачное насквозь,
Черное зияющее дуло
Из кустов навстречу поднялось.
Луч огня ударил в сердце птичье,
Быстрый пламень вспыхнул и погас,
И частица дивного величья
С высоты обрушилась на нас.
Два крыла, как два огромных горя,
Обняли холодную волну,
И, рыданью горестному вторя,
Журавли рванулись в вышину.
Только там, где движутся светила,
В искупленье собственного зла
Им природа снова возвратила
То, что смерть навеки унесла:
Гордый дух, высокое стремленье,
Волю непреклонную к борьбе —
Все, что от былого поколенья
Переходит, молодость, к тебе.
А вожак в рубашке из металла
Опускался медленно на дно,
И заря над ним образовала
Золотого зарева пятно.
Это стихотворение создано поэтом в 1957 году.
Какой прекрасной и величественной предстает летящая журавлиная стая благодаря эмоционально окрашенным эпитетам: утопая в небе, длинным треугольником, серебряные крылья, широкий небосвод. Возникает чувство свободы, простора, красоты. И вместе с тем эта красота хрупкая: об этом говорит эпитет немногочисленный. Журавлям приданы человеческие черты – стая названа народом, у них есть отеческая земля — это олицетворение, подтверждающее единство всего живого на земле.
В третьей строфе, построенной на антитезе, появляется чувство тревоги: «…блеснуло / Озеро, прозрачное насквозь, / Черное зияющее дуло…» В словах возникает более общее значение: это столкновение света и тьмы, добра и зла, жизни и смерти. О выстреле говорят метонимии: луч огня, быстрый пламень– эти слова-образы позволяют наглядно представить себе происшедшее и передать внезапность трагедии. А журавль изображен посредством перифраза (замены названия предмета описательным оборотом): частица дивного величья. Благодаря этому тропу, созданному из высоких, поэтических, открыто эмоциональных слов, мы понимаем, что погибла не просто птица, каких много, а уникальная частица дивной и великой природы. И это необычайно усиливает эмоциональную окраску изображаемого, заставляет почувствовать горечь и невосполнимость утраты.
Контраст настроения первых двух строф с двумя последующими создается и средствами стиха. Стихотворение написано пятистопным хореем. Этот размер дает возможность чрезвычайно разнообразить звучание строк. Сравните, как звучат первые строки: «Вылетев из Африки в апреле…» Здесь всего три ударения, и речь течет плавно, замедленно. А вот другая строка: «Луч огня ударил в сердце птичье…» – здесь все нечетные слоги ударные, их оказывается пять, и потому стих звучит жестко, резко. Изменение ритма при сохранении размера помогает подчеркнуть антитезу и таким образом передать мысль: гибель журавля – катастрофа для всего мира, ведь погибла красота!
По-разному построены предложения в этих строфах: в первой строфе предложение начинается с второстепенных членов, главные члены появятся только в его конце, отчего мысль развертывается постепенно, а в третьей строфе предложение начинается сразу с главных членов, и это тоже придает речи жесткость. Но помните: как изменение ритма, так и изменение строения предложений только помогают передать мысль, заставляют читателя обратить внимание на главное – на противопоставление значений слов, которые определенным образом организованы синтаксисом и стихом для усиления контраста.
Дальше – опять антитеза: смерть вожака – жизнь журавлиной стаи. Главное слово здесь – горе, звуки его повторяются в других словах: огромных, горестному, вторя, и этот повтор усиливает значение открыто эмоционального слова. Однако, несмотря на горе, жизнь продолжается, об этом говорит энергичное и эмоциональное слово рванулись, противопоставленное словам с отрицательной эмоцией. Средствами сопоставлений и противопоставлений слов поэт утверждает: жизнь сильнее смерти, есть вечные ценности, неподвластные смерти. Уходящие передают новым поколениям бессмертные чувства: «Гордый дух, высокое стремленье, / Волю непреклонную к борьбе».
Не только тропы, но и слова в прямом значении приобретают большую значимость. Журавли– это птицы, но и не только птицы, это образ красоты и величия. Глагол обрушилась не утратил своего прямого значения, но стал еще означать внезапную гибель чего-то очень значительного и неповторимого. Прилагательное холодную (волну) означает реальный холод апрельской воды, но еще говорит и о холоде смерти. Так слова изображают картину и вместе с тем переносят нас к мыслям о жизни и смерти, о бессмертии гордого духа.
Поэт утверждает, что такое бессмертие есть. Рассмотрим последнюю строфу. Нельзя не заметить, как внезапно после описания гибели, окрашенной трагической эмоцией в двух первых строках, вдруг возникает светлое чувство. Смена настроения передается прежде всего лексическим прямым и переносным значением слов, но не менее важны и фонетические средства, звучание слов, аллитерация.
В двух первых строках вы обратите внимание на метафору – в рубашке из металла, будто на вожака надели металлическую рубашку, так сковала его смерть. Слова погружался медленно тоже открыто эмоциональны. Здесь очевидна роль аллитерации: вожак– в рубашке – погружался; металла – медленно– на дно– эти повторы делают речь затрудненной, замедленной.
А в двух последних строках эмоциональная окраска слов светлеет, и это подчеркнуто их звучанием, непохожим на звуки предыдущих строк: