Зоуи устроилась на полу с раскраской, разбросав вокруг разноцветные карандаши. Косой дождь хлестал в окна, уютно отгораживая нас от остального мира. Минуло тридцать семь недель беременности. С девочками я доходила весь срок, поэтому на начавшиеся схватки просто не обратила внимания. Когда отошли воды, я сунула полотенце между ног и продолжила заниматься делами. Я сообразила, что начала стонать, когда Элис вложила мне в руку телефон.
— Позвони Меган.
— Элли, здесь София. Давай просто… — Я сжала зубы. Оказалось, я успела забыть, что такое роды.
Элис с белым лицом смотрела на меня.
— Я хочу Меган.
— Уже еду. — Голос Меган в трубке звучал решительно. — Я отвезу тебя в больницу. Девочек возьмем с собой, потом мы с ними купим продукты для ужина. До нашего возвращения с Эндрю ничего не случится. Переночевать они смогут у меня.
К тому времени, как мы добрались до больницы, схватки настолько участились, что я была уже не в состоянии идти самостоятельно. Меган раздобыла кресло-каталку и повезла меня в палату. Я слышала за ее спиной легкие шаги девочек, вприпрыжку спешащих по длинным коридорам.
Час спустя примчался запыхавшийся Адам. Старший акушер Дункан уже был здесь. Сердечный ритм ребенка восстанавливался между схватками медленно. Боль не ослабевала. Я едва замечала присутствие Адама. Девочек я рожала под эпидуральной анестезией, которую готовили заранее. А теперь было слишком поздно. Я хотела, чтобы мне сделали кесарево сечение, но не просила об этом. Я справлюсь. Я всегда справлялась.
У других родителей, толкущихся вокруг нас на перроне, вид тоже взволнованный, но они хотя бы улыбаются. А отец неотрывно глядит на меня, опустив уголки губ. Первый семестр в медицинской школе. Бурые листья скукожились на рельсах.
Он говорит так тихо, что я вынуждена придвинуться поближе.
— Это труднее, чем ты думаешь, Эм. И если тебе захочется сдаться, вспомни…
— Сдаться? — Я смеюсь, но у меня щемит в груди. — Может, поспорим, пап?
Он тоже смеется. Мы прощаемся. Море людей поглощает его, и на одну голову в толпе становится больше. Прежде чем скрыться из вида окончательно, он оборачивается, машет мне рукой и все еще улыбается.
Не представляю, как можно сдаться, даже если захочется. Как это выглядит? Ты плюнул и забыл? На что это похоже? На стене напротив висит плакат с рекламой туристических поездок: поезд среди зеленых полей несется по рельсам к белым утесам и морю. Сдаться, словно рухнуть с обрыва в воду? Словно утонуть?
Тридцать мучительных минут спустя обжигающим стремительным толчком я исторгла из себя ребенка и, задыхаясь и обливаясь потом, откинулась на спину.
— У тебя парнишка, — объявил Дункан таким неподдельно довольным тоном, будто вручал мне престижную награду. Мальчик. Как же так? Я ведь была уверена, что родится девочка. Адам сжал мою руку, его глаза наполнились слезами.
Дункан опередил мои возражения и пережал, а затем перерезал пуповину. На миг во мне взметнулся гнев. Во всех прочитанных мною статьях о выборе времени для этой процедуры доказывалось, что лучше не торопиться. Ребенка положили в люльку и поспешили отнести на осмотр к молодому педиатру. Адам последовал следом. Сначала он широко улыбался, но потом его лицо вдруг омрачилось. Моя досада из-за пуповины поблекла. Что-то было не так.
— Что случилось? — Я приподнялась на локте и вытянула шею, чтобы увидеть ребенка.
— Ничего. Он прелестный, прекрасный, замечательный, — мягко проговорил Адам, но его тон нагонял жуть.
— Тогда почему же… — Не успев договорить, я наклонилась вперед и вырвала в подставленный мне лоток. Когда меня выворачивало, я продолжала попытки разглядеть, что происходит за спинами людей у детской люльки. — Да скажите мне, в конце-то концов! — Я легла на спину, пережидая головокружение, и акушерка унесла лоток. — Ответит мне кто-нибудь, что там не так?
— Вот ваш сын. — Педиатр вложил мне в руки ребенка.
Бугристое пятно покрывало правую щеку моего сына — ярко-клубничная карта местности с неровными краями, впечатанная в его нежную кожу. Я осмотрела остальное: округлая головка хорошей формы, легкая поросль светлых волос, крохотные аккуратные ушки. Тонкие, поднесенные к лицу пальчики подрагивали. Я перевела взгляд на пятно. Девочки родились идеальными, я совсем не ожидала ничего подобного, а потому и не была готова. Нового педиатра я видела впервые.
— Похоже на пещеристую гемангиому, если только это не винный невус. А где мистер Саттон? — Я спросила о старшем педиатре, с которым мы зачастую принимали трудные роды. Сейчас мне хотелось его грубоватой правдивости, а не утешений этого нервного юнца.
— У него выходной, я на замене, — виновато произнес тот.
— Надо исследовать это образование. — Думать о случившемся как о медицинской задаче было проще. Если и вправду мы имеем дело с винным невусом, то его причина — порок развития сосудов — может потребовать хирургического вмешательства.
— Обязательно, но я уверен, что это типичная гемангиома. В первые несколько лет она может расти, а потом полностью исчезнет… — педиатр сделал паузу и покраснел, — как вам известно. Мы задержим вас на пару дней, потому что ребенок родился на три недели раньше срока, но скорее всего никаких проблем с ним не возникнет.
Я перестала слушать. Приложила малыша к левой груди, и он повернул головку, нащупывая ротиком сосок. Под таким углом пятно не было видно, и ребенок казался совершенно нормальным.
Адам трепетно прикоснулся к его головке.
— Эта пятнышко такой пустяк, Эм. Через несколько дней ты даже замечать его перестанешь.
У меня навернулись слезы. Дункан коротко коснулся ладонью моего плеча.
— Пора заняться ремонтом. Ты готова, Эмма?
Акушерка продела мои щиколотки в стремена-подставки. Пчелиное жало иглы впилось в мою истерзанную плоть, через мгновение анестезия подействовала, и чувствительность пропала.
— Джон, в честь моего отца? — Адам поставил себе на ладонь крошечную запачканную кровью ножку.
— Сэмюэл.
— Это еще откуда? — Адам склонился и поцеловал поджатые пальчики.
— Элис так захотела. Она прочитала «Повелителя мух». А девочка была бы Самантой. — Смутный образ темноволосой крошки поблек и растворился в ярком свете ламп.
— Чем же плох Джон? — спросил Адам.
— Давай в кои-то веки порадуем Элис.
— Сэмюэл. Сэм. — Адам принялся расхаживать, пробуя имя на вкус. — Мне нравится. Как Самуил из Ветхого Завета. — Он улыбнулся. — Это имя означает «услышанный Богом».
Я слишком изнемогла, чтобы улыбнуться в ответ, и еле слышно прошептала:
— Это же имя, Адам, а не напоминание о Библии.
Мальчика из «Повелителя мух» травили сверстники. Возможно, и нашему сыну придется с этим столкнуться, если пятно не исчезнет до школы. В тишине я слышала скрип нити, которую Дункан протягивал сквозь мою кожу. Затем послышался щелчок, он отрезал остаток. Я закрыла глаза и уснула.
Глава 12
Лондон, начало декабря 2013 года
Внизу открылась входная дверь. И больше никаких звуков. Наверное, Адам, склонив голову набок, пытался определить, откуда исходит крик. Прошло секунды четыре, а может, и шесть, и его быстрые шаги застучали по лестнице. Похоже, он скакал через две ступеньки. Дверь распахнулась, в спальню ворвался прохладный воздух. На плечах Адама лежала снежная пыль, его тревога словно затопила комнату. Он быстро прошел к кроватке, стягивая на ходу пальто.
— Господи, Эм!..
Плач стал прерывистым и постепенно затихал, Адам сбросил пиджак, подхватил Сэма на руки и, баюкая его у груди, принялся быстро расхаживать взад-вперед по комнате.
Я напечатала еще несколько ссылок. Цифровые часы в углу монитора показывали полдень: время кормления, согласно графику, который я составила накануне вечером. Я пересела на кровать. Адам поцеловал Сэма в макушку, вложил его мне в руки и сел рядом, прижимая ладони к щекам. Под тяжестью его тела матрас промялся, и я чуть не повалилась на бок. От Адама слегка пахло холодом и больницей.
Сэм повернул мокрое личико к моей груди и впился в болезненно чувствительный сосок. Меня будто пронзили раскаленными иголками. Шумно сипя, Адам достал ингалятор и сделал вдох.
Звуки его дыхания и глотков Сэма просочились в тишину. Я слишком устала, чтобы объяснять, что всего лишь пытаюсь наладить режим. Последние дни и ночи превратились в размытую череду непрерывных кормлений и плача, в изнурительный порочный круг, не похожий ни на что, происходившее со мной прежде. Вероятно, у меня было недостаточно молока.
Адам негромко спросил:
— Неужели ты не можешь хоть на пару недель полностью отвлечься от дел, чтобы решить проблемы с малышом?
— А ты много раз «полностью отвлекался от дел»?
Обращаясь к Адаму, я повернулась. Сэм выронил сосок и снова расплакался.
Адам не ответил. Я помогла Сэму снова пристроиться ко мне. Он сосал, словно вытягивая из меня энергию. Красное пятно было обращено вверх и блестело от слез. Я отвела взгляд. Со своего места я видела на мониторе результаты сравнительного анализа родов с применением вакуум-экстрактора. Мне предстояло отредактировать статью для следующего номера журнала «Акушерство и гинекология».
Адам поднял голову, отвел руки от лица и заметил, куда я смотрю. Он поднялся, подошел к компьютеру и взял в руки составленный мною график.
— Что это?
Я не ответила. Он и сам прекрасно видел, что это такое.
— Грудничков четырех недель от роду нельзя кормить по расписанию. — Адам усмехнулся. — Вспомни девочек.
— Я вспоминаю о них постоянно. Они такими не были. Сэм хочет есть каждые полчаса, мне приходится вставать к нему по пять, а то и десять раз за ночь.
Элис почти не плакала. Если просыпалась, то лежала тихо. Я часами глядела на ее совершенное личико и пальчики ног. Пока она спала, я могла работать. Зоуи была предсказуема: спала, ела и играла строго по часам. Я часто вынимала ее из кроватки только для того, чтобы подержать на руках. От нее пахло свежеиспеченным хлебом и детским мылом.