Почему же он молчал в полиции? Впрочем, я знаю ответ, Эстер объяснила мне это несколько месяцев назад. Целители внушают местному населению страх. Джосайя даже пикнуть не посмел. Он боялся мести колдуна за беспокойство, которое могли причинить ему полицейские.
— Как же он действует, этот амулет? Как лекарство? Кто должен его принять?
Сейчас я готова поверить чему угодно, хотя всю жизнь придерживалась научных убеждений. Я до безумия хочу, чтобы амулет вернул нам Сэма. Я обменяла бы на это все, что у меня есть, все мои познания в медицине. Если бы это только было возможно.
Девочка переводит мои вопросы целителю, и тот подробно отвечает ей. Наконец она поворачивается ко мне.
— Этот амулет не принимают внутрь. И он не для того, чтобы его носить. Доктор берет семена и кусочки змеиной кожи и делает порошок. — Девочка переходит на язык жестов и трет кулаком по ладони. — Потом он заставляет этот порошок гореть. Дым уходит вверх. — Она быстро поднимает сжатый кулак высоко над головой и вдруг раскрывает ладонь, широко растопырив короткие пальцы. Вверх и наружу — вот что означает это движение, вон из этой комнаты, из этой деревни, на много миль вперед, далеко в буш. Молекулы распространяются по просторам Африки. Я закрываю глаза и лечу вместе с ними в теплом воздухе.
Солнце светит мне в лицо.
Я дрыгаю ногами и бью руками изо всех сил.
Сквозь плеск воды отец зовет меня. Твердит, что я справлюсь.
Мое тело движется вперед, к лодке.
Целитель встает. Я открываю глаза. Он держит мешочек из леопардовой шкуры и жестом велит мне протянуть руки. Я подставляю сложенные ковшиком ладони, и он высыпает в них содержимое мешочка. Это кучка мелких косточек.
На ощупь они холодные. Мышиные позвонки? Или змеиные? Я вижу среди них желтые обломки рога и костяшку домино. Девочка объясняет, что я должна прошептать им свое желание.
— Помогите мне найти Сэма, — шепчу я, наклонившись к ладоням.
Затем целитель жестом показывает, что я должна открыть ладони. Я делаю, как он велит, и косточки высыпаются на коврик перед ним. Присматриваясь, целитель слегка шевелит их палкой. Потом поворачивается к полкам и, время от времени оглядываясь, словно во взаимном расположении косточек записан рецепт, берет по щепотке содержимого разных горшков и банок, смешивает их в каменной плошке и поливает смесь жидкостью из флакончика. Лиловое пламя вспыхивает и танцует, а когда угасает, он высыпает получившийся порошок в пластиковую баночку.
— Прикоснись порошком к своему лицу, — говорит девочка и протягивает мне баночку, дотронувшись к собственным векам.
— И что тогда будет?
— Это могущественный амулет из корней и листьев. Он поможет тебе увидеть сына, — объясняет она.
Целитель сжимает мою руку прохладной ладонью, его взгляд далек, словно уже обращен к следующему пациенту — слепой старухе, ждущей снаружи на скамье.
— Джосайя в тюрьме, — быстро говорю я ему. — Полицейские думают, что он от них что-то скрывает.
Целитель смотрит мне в глаза, опускает и снова поднимает веки, а потом отворачивается.
По пути домой Элизабет разматывает свой шарф. Ее руки расслабляются на коленях. Долгое время мы молчим, но потом я рассказываю, как Джосайя старался нам помочь, и лицо Элизабет смягчается. Дома она сразу отправляется на кухню, на ходу снимая свою зеленую шапку. Я заталкиваю баночку с порошком поглубже в боковой карман моего чемодана. Адаму я ничего не говорю. Он станет язвить, если узнает, что было в Мочуди. А может, даже выбросит порошок.
После ужина Адам выпускает собак. Я вижу в окно, как луч его фонаря прыгает в темноте, когда он проходит вслед за собаками по периметру забора. В сущности ничего особенного не случилось, мне нечего ему рассказать. Никаких зацепок сегодня не обнаружилось, никаких реальных шагов, чтобы приблизить встречу с Сэмом, предпринято не было. Ночью я лежу рядом с Адамом и размышляю, как убедить Гудвилла в невиновности Джосайи, не открывая его секрета.
На следующее утро меня будят глухие удары мотыги: Джосайя вернулся и снова работает в саду.
Позднее я захожу к нему, он открывает дверь на мой стук. От денег он отказывается, хоть я объясняю, что это за лекарство. Он берет меня за руку и улыбается.
Комната за его спиной пуста. Теперь-то я знаю — он ничего не прячет, ему в любом случае нечего прятать — у него почти ничего нет. Мне хочется зайти и попросить прощения, посидеть с ним, расспросить о том, чем он занимался в молодости, почему полюбил Сэма. Он предпринял далекую поездку, заплатил деньги, пошел в тюрьму за нашего ребенка. Может, Сэм напомнил ему кого-то из знакомых мальчишек? Его родного сына?
Ка а лебога. Вот все, что я могу сказать, он кивает и снова улыбается, потом отпускает мою руку и возвращается обратно в комнату.
Гудвилл не появляется ни в этот день, ни на следующий. Спустя некоторое время возникает ощущение, что мы не продвинулись вперед, а скорее, откатились назад и Сэм еще дальше от нас, чем прежде.
Глава 32
Ботсвана, май 2014 года
— Я беспокоюсь за Элис, — говорит Адам во время завтрака. Девочки уже вышли из-за стола. В гостиной Элис, оттолкнув Зоуи, уселась так близко к телевизору, что на ее лице мерцает голубоватый отсвет экрана.
Я тоже за нее беспокоюсь. Она стала молчаливой и, кажется, чего-то боится. Не играет и даже не читает. С тех пор как ушел Саймон, ее книги и учебники лежат на столе нетронутыми.
— Ей надо домой. — Адам смотрит настороженно, он ждет возражений. — И Зоуи тоже. Прошло два месяца, им пора возвратиться хоть к подобию нормальной жизни.
Все наши хрупкие надежды рухнули. Теко исчезла бесследно. Саймона и Джосайю вообще не следовало беспокоить. В новостях пока еще упоминают о Сэме, поредевшая кучка журналистов все еще не свернула лагерь у нас за воротами. Элизабет говорит, что вождь Момотси продолжает поиски. Адам каждый день ходит в буш. Но девочки в подвешенном состоянии, для них время словно остановилось.
— Она настолько несчастна, что забыла об осторожности, — говорит Адам. — Сидит на солнце без панамы. Я видел, как она бродила босиком, рискуя наступить на змею. — Он кивает в сторону сада, заросшего густой высокой травой. — Ей будто все равно, что с ней станет, и она сама нарывается на неприятности.
— Она горюет, Адам. Ей очень тяжело, вот она и не думает о последствиях.
— Я, конечно, останусь здесь и продолжу поиски, — говорит Адам, словно не слыша меня. — Из столичной полиции на следующей неделе пришлют опергруппу, через несколько дней приедет частный детектив.
— Опергруппу?
— Я же вчера тебе говорил. Гудвилл согласился на совместную работу с ними, поскольку расследование не продвигается.
— Как же мы расплатимся с частным детективом?
— Я взял кредит под залог дома. Эмма, мы же обсуждали это два дня назад.
Если и обсуждали, я этого не помню. А скорее всего, просто не слушала. Когда Адам говорит, его слова льются сплошным потоком. Иногда я просто смотрю, как шевелятся его губы, а звуки слышу, словно издалека.
По пути в тишину спальни я прохожу мимо Зоуи, и она вскрикивает от неожиданности. Теперь она всего боится. Бугенвиллеи обрамляют наше окно, как венок. Клинок уверенности вонзается мне между ребер: Сэм точно мертв или спрятан так надежно, что его не найти. К чему продолжать надеяться?
Адам проходит в спальню следом за мной. Я киваю, не оборачиваясь.
— Я решу вопрос с билетами в течение недели, — говорит он, и я не могу понять, расстроен он или вздохнул с облегчением. — Этого времени тебе хватит?
Я пишу электронные письма в школу девочек, к себе на работу и Меган. С ней мы обмениваемся посланиями раз в неделю. Когда я вижу ее имя в списке входящих, у меня становится чуть легче на душе. Адам занимается нашими билетами. Мы не говорим о том, сколько времени пройдет, прежде чем в Англию вернется он сам.
Я пишу сообщение Гудвиллу, чтобы предупредить о нашем отъезде. Мы с Адамом соображали, не купить ли что-нибудь полицейским в знак признательности, но в конце концов решили, что этот жест может быть воспринят как взятка.
Дом превращается в призрак, наши вещи постепенно исчезают. Я двигаюсь медленно — жертва, разбирающая осколки в дымящейся воронке от бомбы. Мои волосы становятся блеклыми, в них прибавляется седины, лицо худеет. Косметикой я не пользовалась с тех пор, как похитили Сэма. Ношу то, что попадется под руку.
Ближе к концу недели к нам приезжают Гудвилл и Копано. Гудвилл сообщает, что расследование будет продолжаться. Он стоит у окна и, пока мы говорим, не сводит глаз с Джосайи, который везет в тачке поленья для дома.
— Вы выяснили, куда он ездил? — Мне любопытно, знает ли Гудвилл правду.
— Водитель автобуса подтвердил все его перемещения.
— А деньги?..
— Джосайя сказал, что ему понадобились лекарства. Он же старик. Это естественно. — Гудвилл слегка пожимает плечами.
— И вы его отпустили?
— У нас состоялась продолжительная беседа с хозяином этого дома. Он был готов поручиться за Джосайю, так как знает его много лет. — Гудвилл решительно кивает и следит за моей реакцией.
Сам он старательно сохраняет непроницаемое выражение лица. Он рассказывает мне далеко не все. Неужели целитель пустил в ход свою власть, чтобы повлиять на Гудвилла? Или это случайное совпадение? Если вмешались некие таинственные силы, то это добрые силы, ведь на свободу вышел ни в чем не повинный человек.
— А рептилии с содранной кожей, которых забрал Копано, — они вам помогли?
— Те, кто похитил вашего сына, могли увидеть животных в клетках и позднее вернуться за их кожей. Она имеет определенную ценность. Если бы мы ее нашли, появилась бы зацепка. — Гудвилл вздыхает. — Но поиски были безрезультатны.
Я могла бы поведать ему, что кожа змеи теперь прибита к стене темной хибары на окраине Мочуди, а остальные шкурки истолкли в порошок и рассеяли по ветру. В полиции так и не узнали, что Элизабет — сестра Джосайи. Джосайя оказался невиновен, но следствие упустило слишком много, и эта мысль внушает мне тревогу.