Геннадий рассмеялся:
— Рэкетиры, говоришь? Да какой рэкетир сунется, когда у тебя в учредителях — майор КГБ? Это сейчас ты лакомый кусочек: подстерегут у двери, грохнут по башке, отберут ключ и вынесут из квартиры все твои видики, телевизоры и кассеты. Ты же сейчас — никто и звать никак. А будем вместе работать — другое дело.
Геннадий улыбался, за окном в обнимку прошли девушка в сетчатых колготках и парень в варёных джинсах, молодая весенняя зелень переливалась в лучах солнца, купола притягивали глаз золотым блеском, словно обещая богатство и удачу.
Валера по–прежнему молчал, и тогда Геннадий засмеялся: да ладно, я тебя не заставляю, ты подумай, это только предложение! — и стал разливать остатки вина, что–то мурлыкая себе под нос. Это была старая мелодия Нино Рота, когда–то Андрей, услышав её на кассете, сказал отцу, что в школе пацаны поют на этот мотив «зачем Герасим утопил свою Муму, я не пойму, я не пойму…», но Валера всегда знал, откуда она на самом деле, а недавно кто–то из учеников принёс и сам фильм.
Валера посмотрел на Геннадия, и тот, встретив его взгляд, запел громче и отчётливей: тра–та–та–та, тра–та–та–та! — и улыбнулся.
Это только предложение, повторил про себя Валера.
Ну да, предложение, от которого нельзя отказаться.
Он тоже улыбнулся в ответ и поднял бокал:
— Ну, Гена, за сотрудничество! За наш общий бизнес!
Аня ошиблась в своих расчётах: они уехали только через год, в сентябре 1993 года. Возвращаясь из Шереметьева в душном, пахнущем потом и усталостью автобусе, Андрей пытался представить, как где–то высоко в бездушно–синем небе летит самолёт, уносящий прочь его любовь. Он почти физически ощущал, как все сильнее и сильнее натягивается та самая невидимая нить. Оба они знали — она лопнет, когда расстояние между ними станет слишком большим. Зажатый между пассажирами, Андрей прислушивался и ждал этого прощального звука, но, видать, их любовь была слишком крепка: Андрей вышел у «Речного вокзала», спустился в метро, доехал до «Коломенской» и поднялся в свою опустевшую квартиру. Обхватив голову руками, он сел на диван, где ещё вчера они с Аней любили друг друга.
Сегодня утром Андрей сказал ей:
— Помнишь, я говорил тебе про рассказ Уэллса, где человек все искал свою дверь в райский сад?
Аня кивнула.
— Я хочу признаться, что все эти два года быть с тобой — это и значило быть в этом саду. Я не думаю, что смогу найти другую дверь, которая ведёт сюда. Даже не думаю, что буду её искать.
— Я твоя как бы дверь. Я твой как бы райский сад, — очень серьёзно сказала Аня. — Мы как бы расстаёмся как бы навсегда.
Обхватив голову руками, Андрей сидел неподвижно, до тех пор, пока не услышал слабый пинг! вовсе не похожий на звук в постановках «Вишнёвого сада».
Андрей посмотрел на часы: Аня летела где–то далеко над Европой. Я уверен, подумал Андрей, она тоже слышала, тоже почувствовала.
Это казалось ему очень важным: это было последнее, что они могли разделить друг с другом, — момент, когда лопнула соединяющая их нить.
Андрей прислушался. Секундомер смолк, звенящая дрожь исчезла. Внутри у него было пусто и гулко. Он разделся, залез в кровать и заснул.
Пробудился он только следующим вечером. Подойдя к столу, включил компьютер. До сдачи перевода очередной книги оставалось меньше месяца — если он хотел успеть, надо было спешить. Он подумал, что работа — это единственное, что может заполнить внутреннюю пустоту.
В следующие три недели Андрей выходил из дома только дважды — пополнить запас пиццы в морозильной камере, а телевизор вовсе не включал. Потому он не заметил короткой гражданской войны, предчувствием которой была наполнена та зима, когда они с Аней сближались осторожно и неторопливо, ещё не зная, что их любви в этом городе отмерено всего лишь два года.
Новая секретарша Лика была похожа на лисичку — правда, не рыженькую, а белую, видимо, полярную снежную лису — пышный хвост из светлых густых волос, остренький носик, игривая улыбка. Простучав каблучками, она подошла к краю полированного стола и тихим голосом сказала:
— Валерий Владимирович, к вам посетитель. Говорит, что он — ваш сын, зовут Андрей.
Она улыбнулась, как бы желая сказать: «Я понимаю, у вас много детей, вы всех не помните по именам».
— Да, пусть заходит, я его жду, — сказал Валера.
Лика, чуть покачиваясь, направилась к дверям. Почему они все считают, что секретарша должна вести себя как шлюха? — подумал Валера. Шлюх и без того полно, зачем деловому человеку ещё одна, на рабочем месте? Может, организовать обучающий семинар для девушек, которые хотят стать секретаршами? Назовём «Интим не предлагать» и дадим рекламу в «МК» и «СПИД-инфо»…
— Папа?
Валера вздрогнул: то ли Андрей вошёл так неслышно, то ли он слишком глубоко задумался.
— Привет, привет. — Он протянул руку через столешницу, потом сам рассмеялся возникшей неловкости и кивнул на кресла, стоящие в гостевой зоне кабинета.
— Ты неплохо устроился, — сказал Андрей, усаживаясь.
— Да ты просто у меня здесь не был, — улыбнулся Валера, — мы же уже год как переехали. Весь особняк, считай, наш. В подвале — зал для тренировок, здесь — кабинеты и комнаты отдыха, наверху хотим сделать зимний сад. Будем круглый год подпитываться органической энергией земли.
— Органической энергией, — скривился Андрей. — Слышал бы тебя дедушка!
Валера махнул рукой:
— Ну, Андрюш, не валяй дурака! Не в том смысле органической, разумеется! Посмотри лучше, какие мы визитки заказали. — И он отправил плотный прямоугольник по сверкающей столешнице.
ООО «Валген» переезжало почти каждый год. Сначала — подвал в разрушающемся доме где–то в арбатских или кропоткинских переулках, потом — бывшее здание райкома КПСС, оставшееся бесхозным после августа 1991 года, теперь — приватизированный особняк, скрытый густой зеленью от глаз праздных прохожих. Всеми этими делами занимался, конечно, Геннадий, и он же получал в банках льготные рублёвые кредиты, чудесным образом превращавшиеся в защищённые от инфляции доллары. Валера не вникал в эти дела: они сразу так договорились — он занимается привлечением новых клиентов, разработкой обучающих программ и набором тренеров, а Гена — финансами и безопасностью.
Впрочем, последнее время Гена стал претендовать на общее стратегическое руководство Центром духовного развития. На днях он два часа убеждал Валеру, что необходимо идти в регионы, создавать какой–то Межрегиональный центр. Сколько Валера ни повторял, что для такого расширения у него нет и ещё долго не будет обученных тренеров, Гена снова и снова говорил, что не бывает бизнеса без экспансии и надо либо расти, либо сдохнуть.
В ответ Валера только пожимал плечами, а потом, устав спорить, сказал, что накладывает вето на идею региональной экспансии. Гена вздохнул и отстал, но Валера знает, что так легко от него не отделаться.
— Скажи лучше, как твои дела, — говорит Валера сыну.
— Нормально, — отвечает Андрей, вертя в руках отцовскую визитку, — без изменений.
— Денег не подкинуть?
— Нет, пап. — Андрей покачал головой. — Мне хватает.
— Ну как хочешь… — Валера замолчал.
В последние годы он замечал, что старые знакомые внезапно поделились на тех, кто хотел от него денег, и тех, кому хотел дать денег он. Эти два класса людей, казалось, никогда не пересекались. Впервые он понял это, когда Буровский рассказал, что в их НИИ не выплачивают зарплату последние три месяца. Так я тебе дам денег! — воскликнул Валера, но Буровский отстранился, словно увидел паука или какое–то ещё неопасное, но противное насекомое. Нет, сказал он, я как–нибудь сам…
Валера вспоминал этот жест, когда возвращался тем вечером из Чертанова домой; пришлось поехать вместе с Буровским, один бы тот попёрся на метро, как Валера ему ни объяснял, что шофёр у него работает круглосуточно — так они договорились. Откинувшись на кожаное сиденье трехлетнего — то есть почти нового — «мерседеса», Валера с сожалением думал, что Буровский, как и многие его друзья, остался в прошлом — в уютном и ненавистном советском прошлом, где не надо было думать о деньгах и можно было целиком посвятить себя ароматическим соединениям, или эзотерике, или выращиванию кабачков на даче. Я‑то всегда полагался только на себя, думал Валера, глядя в бритый затылок своего шофёра (кстати, бывшего афганца и мастера спорта по дзюдо), вот потому–то мне и легко сейчас. А Буровский… жалко его, но чем ему поможешь? Тот, кто не хочет быть спасён, не спасётся.
С тех пор они почти не виделись с Буровским, зато в память о старых временах самиздата Валера уговорил Наташу возглавить созданную при «Валгене» библиотеку эзотерической литературы. За прошедшие годы Наташины щеки потеряли свой розовый цвет, пожелтели и обвисли, но краснела она все так же горячо и стремительно. Валера понял это, однажды встретив Наташу в своей приёмной.
— А я тебя здесь жду, — сказала она. — Можно?
Секретарша Настя — предшественница Лики — принесла травяной чай, Наташа вспыхнула ещё раз и сказала, что на той неделе из Сибири приезжает Витя и очень хочет повидаться с Валерой: все эти годы он учился у сибирских шаманов и теперь собирается открыть в Москве школу шаманизма, вот и думает, что Валере это должно быть интересно.
Валера грустно улыбнулся:
— Этот человек когда–то объяснял, что идущий по пути праведника должен отказаться от всего, а теперь он придёт ко мне и будет просить у меня денег. Знаешь, я, наверное, не хочу это видеть. Это разрушит его образ.
Позже Валера жалел, что отказался принять Витю: он все равно не смог поставить прочный барьер между собой и людьми, которых знал когда–то, и в его просторный кабинет зачастили малознакомые пришельцы из прошлой жизни. Все они мнили себя художниками, философами или писателями, и все считали, что Валера своими деньгами должен их поддержать… или хотя бы организовать выставку, оплатить тираж нового романа или издание интеллектуального журнала. Через полгода таких визитов Валера с удивлением обнаружил, что внутри у него окрепло то самое неэмоциональное, лишённое гнева и привязанностей спокойствие, о котором он столько читал. Он улыбался своим посетителям, предлагал чаю или коньяку, кивал, выслушивал безумную похвальбу и столь же безумные планы и так же, не переставая улыбаться, говорил, что ничем не может помочь. Когда дверь за гостями закрывалась — а чаще раздражённо захлопывалась, — Валера забывал о них. Эти люди были как облака, плывущие по небу, и как облака не могут скрыть от истинно мудрого бескрайнее небо, так и эти люди не могли помешать Валере созерцать переменчивое течение времени, бурный поток исторических событий.