, в толпе, я всего лишь единица, такая же, как все другие.
Неудивительно, что после распада СССР Андрей ни разу не ходил ни на один митинг и, если бы не его ученики, не пошёл бы и на Болотную. Возможно, если бы Егор не сослался на Камю, Андрей остался бы дома, но, едва представив четверых детей в митингующей толпе, он понял, что придётся идти вместе с учениками. С Егора, думал Андрей, станется поиграть в революцию. Да и без него, небось, найдутся желающие. А в интернете пишут, что в Москву ввели внутренние войска и, значит, могут устроить провокацию и разогнать митинг. Или даже разогнать без всяких провокаций.
Как известно, митинг 10 декабря прошёл без каких–либо эксцессов: вот и Андрей встретил своих учеников у метро «Парк культуры», дошёл до «Октябрьской», а потом вместе со всей толпой отправился на Болотную. В толпе он то и дело замечал знакомых — среди них была Зара с мужем и ребёнком, Лёня Буровский, а также Феликс, изображавший Гарри Поттера с плакатом «Тот, кого–нельзя–назвать, к нам не приходи опять!»
— Имеется в виду воскрешение Волан–де–Морта и третий срок Путина, — пояснил он. — Такая двойная шутка, понятно?
Света воскликнула: вау! — и сделала фото, которое потом, превратив в демотиватор «Гарри Поттер с нами!», выложила во ВКонтакте. Егор шёл мрачный и надутый: революции не случилось, митинг закончится ничем. Андрей, напротив, был доволен — все целы и невредимы, ни провокаций, ни винтилова.
Ближайшие кафе были забиты, и Андрей уговорил голодных ребят поехать к нему — всё–таки очень не хотелось пропускать занятие.
В понедельник Феликс подошёл к Андрею.
— Ты молодец, что привёл туда своих учеников, — сказал он. — Надо будет в следующий раз у нас в лицее тоже ребят организовать.
Андрей рассмеялся:
— Да ну, я на самом деле во все это не верю. Что, они все реально хотят революции?
— А ты нет? — удивился Феликс.
— Я — нет, — ответил Андрей, — и ты тоже нет.
Феликс засмеялся:
— Ты что, забыл? Это же как двадцать лет назад: «Асса», перемен требуют наши сердца! — все такое… как можно этого не хотеть? Бабилон падёт, старый мир опять будет разрушен, ангел задует в трубу, и под эту музыку мы все пойдём танцевать!
— Что ты несёшь? — с раздражением спросил Андрей. — Мы же учителя, мы должны верить в образование, а не в революцию. Ты же сам знаешь: где революция — там насилие, кровь и регресс.
— Мы живём в новом веке, — сказал Феликс, — двадцать первый век — век бескровных, цветных революций.
Андрей снова рассмеялся: ему и в голову не приходило, что через неделю Феликс в самом деле вывесит в школьном вестибюле плакат, призывающий всех школьников и учителей 24 декабря выйти на площадь Сахарова.
И вот Андрей сидит на кухне, пьёт обжигающе горячий чай (хотя хочется, конечно, выпить водки) и рассказывает бабушке Жене о том, как буквально за месяц уникальный педагогический коллектив оказался на грани раскола.
— Что было дальше? Ну понятно, что Марик сорвал плакат, вызвал к себе Феликса и объяснил, что своей, как он выразился, выходкой тот подставляет весь лицей. И это не говоря о том, что будет, если кто–нибудь из детей в самом деле пойдёт на митинг и с ним что–нибудь случится! Наш приоритет — безопасность учащихся, сказал Марик, а Феликс ответил, что он был уверен, что наш приоритет — это открытость и демократия, то есть воспитание свободных людей, которые сами могут принять решение, идти им на митинг или нет. Короче, Марик после уроков собрал учителей и объявил, что любой учитель, который будет призывать школьников к участию в уличной активности, будет немедленно уволен. Феликс и ещё трое его молодых коллег сказали, что готовы быть уволены и не собираются подчиняться распоряжениям дирекции. Позиции сторон определились прямо на собрании: Марик и другие основатели считали, что главное — сохранять лицей, старые учителя говорили, что политике, точно также как, например, религии, не место в школе, ну а Феликс и часть молодых учителей утверждали, что в такой переломный для страны момент мы должны широко открыть двери лицея для политических дискуссий… Короче, слушая его, я чувствовал себя внутри фильма Годара про шестьдесят восьмой год.
Андрей делает глоток чаю, задумавшись, знает ли бабушка Женя, что такое шестьдесят восьмой год, а она тем временем спрашивает:
— И что же случилось двадцать четвёртого декабря?
Андрей усмехается:
— Все случилось до двадцать четвёртого декабря. Марик на следующий день собрал общее школьное собрание и объявил всем детям, что если хотя бы один из них пойдёт на митинг и будет там задержан, то лицей будет закрыт. Поэтому он призывает всех проявить ответственность и никуда не ходить. Ну и никто не пошёл, насколько я знаю.
— А лицей правда закрыли бы? — спрашивает Женя.
— Могли закрыть, а могли и не закрыть, — пожимает плечами Андрей. — Откуда я знаю? Никто же не пошёл.
— Но если в конце концов все обошлось, — спрашивает Женя, — почему ты сидишь здесь с таким убитым видом?
Андрей вздыхает:
— Понимаешь, бабушка, на самом деле ничего не обошлось. Четвёртого февраля будет ещё один митинг, и второй раз Марику не удастся провернуть тот же трюк. Ко мне уже приходили дети из моего любимого одиннадцатого и сказали, что будут там в любом случае. Более того, они сказали, что пойдут именно потому, что полтора года читали со мной русскую литературу, и мои уроки убедили их, что они должны противостоять злу и не позволять собой манипулировать.
— А ты в самом деле учил их, что…
Андрей взмахивает руками:
— Ну разумеется, я учил их, что люди должны противостоять злу и не позволять собой манипулировать! Но я же не знал, что кто–то решит, что противостоять злу надо именно в форме массовых выступлений, а манипуляцией окажется то, что говорит им Марик!
— То есть ты хочешь понять, как теперь убедить их никуда не ходить? — спрашивает Женя.
— Да нет, — вздыхает Андрей. — Во–первых, их нельзя убедить, они упрямые, как все подростки. Во–вторых, с чего я должен их убеждать? Я знаю, что это небезопасно, да. Но ведь вся литература говорит нам, что люди должны быть готовы рисковать и жертвовать собой ради того, во что они верят, как же я могу одновременно преподавать литературу и призывать их сидеть дома? Не один Егор такой умный, они все скоро прочтут Камю или ещё что–нибудь столь же героическое, и поди их тогда останови. Да и кроме того, я не могу больше оставаться в лицее: мне кажется, там все трещит по швам. Я восхищался тем, какую Марик собрал команду, а теперь я вижу, что все это — колосс на глиняных ногах.
Бабушка Женя вздыхает:
— И ты пришёл поговорить об этом со мной?
Андрей улыбается в ответ:
— Если честно, я пришёл поговорить с папой. Мне казалось, у него должен быть большой опыт в этой области.
Зимой 2012 года Валерий Владимирович Дымов неожиданно для себя достиг точки равновесия. Это было то самое состояние центра циклона, которое он так любил объяснять своим ученикам: глубокий, незамутнённый покой. Не буддийское просветление — Валера совсем не чувствовал в себе безграничного сострадания и желания заботиться о благе всех живых существ, но все равно это было новое и интересное чувство. Впервые за всю свою жизнь он перестал строить планы и куда–то стремиться.
Когда Валера был молод, он вожделел всех красивых девушек. Прочитав несколько дурно переведённых книг по эзотерике, он захотел познать свои пределы, захотел выйти за них и обрести иное бытие, и однажды ночью это желание чуть его не погубило. С тех пор он хотел простых вещей: когда он начал преподавать йогу, ему нужно было все больше и больше учеников; во времена ООО «Валген» — все больше и больше славы и денег. Даже смерть партнёра и собственное разорение ничему не научили Валеру: несколько лет назад, запуская свой сайт, он все равно хотел ещё больше трафика, ещё больше посетителей… одним словом, хотел популярности.
И вдруг эти желания покинули его. Возможно, он исчерпал их все, полностью удовлетворив своё желание славы, так же как когда–то сумел полностью насытить свою похоть. В одной из книг он читал об этом методе — любую, даже самую безграничную жажду можно победить, влив в человека бочку воды. Учителя древности считали этот метод действенным, но опасным: если вовремя не остановиться, вода разорвёт человека изнутри. Но, наверно, Валере повезло, и в его случае метод сработал.
Возможно и другое объяснение: желания исчезли потому, что Валера устал желать, у него просто закончились силы. Всю жизнь он рвался вперёд, стремился к экспансии, недаром крокодил Гена сумел разглядеть в нем эту готовность к безграничному расширению, разглядеть — и использовать в своих целях. А вот теперь, на седьмом десятке, он больше не может расширяться, и потому желания покинули Валеру, и он обрёл покой.
Сайт приносил ему небольшой, но верный заработок, но ещё раньше, в тот самый момент, когда Женины сбережения и деньги, оставшиеся от продажи квартиры, почти закончились, появились какие–то бывшие ученики, сделавшие себя имя в бизнесе или политике, и в их подношениях Валере были важны не столько деньги, сколько то, что, оглядываясь на свою жизнь, он мог сказать себе, что хорошо поработал: у него было много учеников и многие из них до сих пор благодарны ему. Что может быть лучше для человека, которого называли гуру?
Все чаще Валера чувствовал себя старым мудрым волком, который сидит в своей норе и не видит смысла в охоте: ему и так приносят добычу.
И вот ясным январским днём Андрей ворвался в этот мир, наполненный покоем и умиротворением. Валера внимательно выслушал сына: он хорошо понимал его, в конце концов, сам Валера некоторым образом тоже всю жизнь работал учителем.
— Учитель не может не учить, — сказал он Андрею, — ищи для себя возможность учить так, чтобы избежать той опасности, которая беспокоит тебя.
— Папа, — скривился Андрей, — перестань изображать Мастера Йоду и говорить банальности. Скажи мне лучше, что бы ты сделал на моем месте?