Много лет назад
Квай-Гон сидел в комнатах Дуку. Там было пусто и темно, светил только голокрон.
После того судьбоносного задания по истории минуло много месяцев. Наивысшие баллы, полученные за реферат, еще больше подстегнули увлечение Квай-Гона. Пророчества превратились для него едва ли не в одержимость.
Но это была одержимость иного рода, нежели у других падаванов его возраста, которые могли часами просматривать голозаписи о фехтовании или же следили за жизнью своих любимых гонщиков и гордились их победами. Квай-Гон никогда не заговаривал о своем хобби – не из стыда и не потому, что считал его чем-то неправильным: просто Раэль намекнул, что у учителя Дуку неоднозначное отношение к пророчествам и мистикам.
Если бы он боялся, что его застукают, то вел бы себя осторожней. Не брал бы голокрон в комнаты Дуку, чтобы изучать его там наедине. И, конечно, не позволил бы себе так увлечься, что потерял счет времени и все еще работал, когда вернулся наставник. Услышав шорох двери, Квай-Гон повернул голову, чтобы, как обычно, поздороваться с учителем. И лишь при виде выражения на лице Дуку он понял, что совершил ошибку.
– Что, – спросил Дуку, отчетливо выговаривая каждое слово, – это значит?
Квай-Гон уже знал, что во всех ошибках и сомнениях нужно сознаваться немедленно. Мастер Дуку любил прямоту, и к тому же он рано или поздно обо всем узнавал сам.
– Это голокрон пророчеств, учитель. Я работал с ним, когда готовил реферат, и с тех пор… – какое же правильное слово? – …заинтересовался.
Дуку вошел в комнату, сбросив тяжелый плащ. Он уставился на голокрон – но не с яростью, а с вожделением, которое Квай-Гону было знакомо.
– Падаван, такое знание… искушает, но оно опасно.
– Почему? Знаю, вы говорили, что желание увидеть будущее может завести на темную сторону, но я не думаю, что со мной что-то такое происходит. – Как и любой подросток, Квай-Гон уперся, защищая свое увлечение. – Он даже помогает мне учиться! Спросите моих учителей истории, хоть орденской, хоть галактической…
– В этом вопросе мнение твоих учителей не играет роли. Они не знают пророчеств так, как знаю их я. Они не изучали их так, как я. Они не могут знать всех рисков.
Однако, произнося это строгое суждение, Дуку все ближе подходил к голокрону. Озаренный его свечением, он уставился на прибор. Квай-Гон не мог разобрать выражение в его глазах. Что учитель чувствовал – боль? Или благоговение? У мастера Дуку реакции не слишком различались.
– Я отнесу голокрон обратно, – пообещал Квай-Гон. Это было единственное, что он мог придумать. – Я больше никогда не буду его сюда приносить, клянусь.
– Меня тревожит не то, что ты изучаешь голокрон здесь, а то, что ты вообще его изучаешь, – сказал Дуку. Но в его голосе больше не чувствовалось гнева. Возможно, он уже остывал. Квай-Гон надеялся на это. – Ты ведь все равно будешь в него заглядывать, не так ли? Невзирая на то, что я говорю.
От разочарования юноша осел в кресле:
– Я вас не ослушаюсь, учитель. Если вы велите не изучать голокрон, я оставлю его в покое до тех пор, пока остаюсь вашим падаваном.
Дуку выпрямился во весь рост и скрестил руки на груди:
– Иными словами, ты будешь его изучать после?
Настолько далеко вперед Квай-Гон не загадывал, но, положа руку на сердце…
– Возможно, – признал он. – Если мне все еще будет интересно.
– Будет. – Дуку отошел от него и уставился в окно, на обычную корусантскую суету.
После долгого молчания Квай-Гон осознал, что учитель больше ничего не скажет. Он закрыл голокрон и ушел, твердо решив отнести его прямо в Архивы и больше никогда не огорчать наставника.
Той ночью, однако, Квай-Гон никак не мог заснуть.
«Голокрон содержит пророчества. А пророчества открывают нам будущее». – Как можно было не хотеть узнать будущее, если это возможно? Он застонал и перевернулся в постели. – «Никакая это не темная сторона. Просто бессонница».
Квай-Гон уже нашел множество связей, которые, как он думал, были вполне аргументированными. Было ошибкой, полагал он, считать, что пророчества поныне описывают будущее: они были записаны почти десять тысяч лет назад, и, конечно, с тех пор некоторые уже сбылись. Пророчество о женщине, которая родится во тьме и породит тьму – оно вполне могло относиться к древней герцогине Маластера, чей отец вел войны, грязные даже по тамошним стандартам, и чья дочь стала темным джедаем. Другое пророчество гласило, что ситхи исчезнут и появятся снова. Большинство толкователей считали, что в нем говорится о потенциальном возрождении Ордена ситхов, но Квай-Гон гадал, не идет ли речь об одном конкретном ситхе, легендарном Дарте Ренде, который считался мертвым, но вернулся и снова начал войну против Ордена джедаев…
Но нет, об этом даже думать не следует. Нельзя, если он хочет быть хорошим учеником Дуку.
Квай-Гон натянул одеяло на голову и постарался заснуть.
Наутро Квай-Гон, сонный и сердитый, придал себе презентабельный вид и отправился в комнаты Дуку. Он ожидал очередной выволочки, а возможно, даже пары дополнительных поручений в виде наказания. «Как будет угодно учителю», – сказал он себе.
Однако, открыв дверь, юноша обнаружил, что Дуку сидит за тем же столом, за которым накануне сидел он сам, а перед ним открыт голокрон пророчеств. В золотистом свете голокрона лицо Дуку казалось моложе, чем Квай-Гон когда-либо его видел.
– Падаван, – сказал Дуку. – Мне подумалось, что раз ты в любом случае будешь его изучать – то лучше, если ты будешь это делать под правильным руководством. Под руководством того, кто присмотрит, чтобы ты не зашел слишком далеко.
Квай-Гон ухмыльнулся:
– Вы имеете в виду, что будете сами меня учить?
– Это моя обязанность, – ответил Дуку. – Ведь я твой учитель. – За все время он так и не оторвал глаз от голокрона.
Глава 24
– Да здравствует ее светлейшее высочество! – провозгласил глашатай.
Толпа, собравшаяся в центральном куполе столицы, разразилась радостными криками. Это было самое большое и радостное сборище, которое Раэль Аверросс видел за восемь лет жизни на Пайджеле.
Он лично об этом позаботился.
Аверросс стоял на парящей платформе рядом с Фэнри, глядя, как она машет рукой своим подданным. Большую часть своего детства принцесса провела в стенах дворца, и на таких массовых сборищах она немного робела. Возможно, последней задачей Аверросса в качестве регента и было помочь Фэнри привыкнуть к роли королевы. Монарх, пускай даже конституционный, должен уметь держаться на публике.
Фэнри, конечно, выглядела что надо. Ее платье и тюрбан были из зеленой ткани – достаточно бледной, чтобы соответствовать пайджельским стандартам внешней простоты, но с богатой золотой вышивкой, которая слегка поблескивала в свете ламп. Она величественно глядела на толпу с высоты своего роста… ну, какой был рост у малютки, с такого и глядела. Кейди помогла принцессе подняться на ступеньку, чтобы ее было лучше видно.
Митинг был широко разрекламирован – Аверросс за этим проследил, а ушлая «Цзерка» даже предложила бесплатный транспорт для участников из других провинций. Многие из этих веселящихся, размахивающих флажками граждан всего пару часов назад высадились с кораблей «Цзерки», предвкушая свой первый визит в столичный купол. И всех до единого обыскали и проверили сканером. Сегодня никакие нейродротики внутрь не проникнут.
Над платформой парили дроиды-камеры, снимая крупным планом прекрасную юную принцессу, которая скоро станет королевой Пайджела. Аверросс позаботился о том, чтобы ни один из них не задерживался надолго на нем самом. Внимание публики давным-давно перестало доставлять удовольствие.
Перед глазами промелькнули воспоминания.
Зал Совета. Йода печально качает головой: «Оплакиваем мы смерть Ним Пианны. Слишком рано, слишком бесцельно она погибла». Аверросс шагает по коридорам Храма, взгляды встречных жгут как лазерные лучи. В голосе каждого падавана слышится эхо голоса Ним, а его и так безграничное страдание еще больше усугубляется осознанием того, что все вокруг винят его, как винит он себя сам: они никогда не хотели, чтобы он был здесь, никогда не считали его своим, и его неудача показала, что они были правы…
Аверросс отогнал эти мысли. Его забота – не Ним, и уже давно. Его забота – Фэнри.
Королевский оркестр начал разогреваться, готовясь к праздничному концерту. По краям толпы парили платформы охраны, на самой большой из них стоял капитан Дерен, чьи бдительные глаза непрерывно обшаривали периметр. Вдруг Дерен выпрямился, как будто углядев какую-то опасность, – но тут же расслабился. Проследив за его взглядом, Аверросс увидел еще одну платформу, которая только что вплыла на арену. «Отлично. Это всего-навсего Квай-Гон с Оби-Ваном. Возможно, на луне им улыбнулась удача, и они смогли вытащить эту поганую “Оппозицию” на свет».
После того как Фэнри препроводили в королевскую ложу – Кейди несла ее шлейф, – Аверросс сделал знак, что вернется позже. Слушать всякое заумное музицирование не было его любимым развлечением, куда приятнее будет расспросить Квай-Гона, что удалось разузнать.
Или так ему казалось.
– И ты… поверил? – сказал Раэль, расхаживая перед Квай-Гоном. – Кучка бандитов с бластерами окружает вас в лесу, а потом они говорят, что на самом деле не опасны, и ты веришь каждому слову?
– Я не наивен, – ответил Квай-Гон. – Конечно, историю Хейлин Азакки надо тщательно проверить. Но труппа артистов – это не те, кого я бы назвал «бандитами». К тому же все, что она сказала, согласуется с картиной, которую я заметил ранее.
– Ты имел в виду, что дамочка умеет состряпать знатную ложь, – отпарировал Раэль.
Квай-Гон знал, что Раэль будет удивлен, но не предполагал, что новости приведут его в ярость. Рыцарь порадовался, что отослал Оби-Вана во дворец. Очевидно, чтобы достучаться до Раэля, придется задействовать узы дружбы, а это будет проще сделать в отсутствие ученика.