Ничуть не сомневалась Ана в своих словах, да в тот же день гордыню пришлось смирить. На просьбу Аны император Константин дал указ об амнистии Астарха. В ту же ночь Ана поехала освобождать воспитанника своего отца, а Астарх на грани смерти, так избили его надсмотрщики. Жизнь земляка весомей принципа: не знает Ана врачевателей в Константинополе, да и искать времени нет, к тому же лучше Мниха в империи медика не сыщешь. Словом, скрежеща зубами, направила колесницу к загородному дворцу, прикусила губу, поникла, сдалась воле обстоятельств.
По возникшей суете Ана поняла: Зембрия Мних всерьез взялся за дело. Ночью эта территория наглухо запирается, и никакого движения, все под усиленной охраной. А тут видит Ана из окна своей опочивальни, как из ворот выехала одна колесница, потом один за другим трое всадников ускакали в сторону Константинополя.
— Вы ложитесь, отдыхайте, Ваше сиятельство, — по-прежнему вокруг нее суетится евнух Стефан.
Ане не до сна; Астарх последнее, что связывает ее с Кавказом, единственный, кто напоминает ей родных, кто сможет поговорить с ней на чеченском.
На вид бесстрастному евнуху Стефану этих чувств, наверное, не понять, и посему кружится он вокруг Аны, предлагает выпить какую-то вонючую гадость — микстуру Мниха. Лишь бы евнух отстал, она осушила бокал. И вначале вроде ничего, а чуть погодя — стоя засыпает, и ни о чем думать не хочется, просто блаженная пустота.
На сей раз ее не будили. Выспалась она вдоволь; только открыла глаза, в ногах невозмутимый евнух, а солнечные лучи уже заполдень ушли.
— Как Астарх? — вскрикнула она, и как была одетая в ночное, так и хотела броситься вниз, к кабинету Мниха.
Однако Стефан с упорством преградил ей путь.
— Ваше сиятельство, ни при каких обстоятельствах Вам негоже в таком виде спускаться. Тем более, что операция продолжается, и доктор занят.
Как ни торопилась Ана, а прислуга полностью свершила весь утренний туалет, и одетая, благоухающая Ана спустилась вниз. У кабинета Мниха путь ей преградил огромный охранник.
— Я… — Ана замялась, не зная, как представиться.
— Ваше сиятельство, знаю, Вы хозяйка этого дома, и я выполняю Вашу волю — никого сюда не впускать, даже Вас.
Ана оторопела, и в следующий момент была готова возмутиться, но за дверью послышался шорох, устало вышел сам доктор. Мниха было не узнать: под налитыми кровью, тусклыми глазами сизые мешки, и все лицо обвисло, обмякло; и на одежде всюду кровь.
— Ана, — сиплым голосом сказал он, — у него, как я предполагал, было брюшное кровотечение… Поверь, я сделал все, как родному брату… А сейчас спать, впереди тяжелая ночь, будущее утро даст ответ.
Надеясь бодрствовать до утра, Ана крепилась, да евнух позаботился о ее спокойствии, правда, утром разбудил: Астарх пришел в сознание, узнал Ану и сделал несколько глотков воды.
На радостях Ана с благодарностью обнимала доктора, даже целовала его обвислые, обросшие за эти дни щеки. Казалось бы, все улеглось и отношения их восстановились, да во время совместного обеда Ана вновь была понурой, задумчивой.
— Ну, рассказывай, что во дворце было? — вдруг пытливо спросил Зембрия Мних, и когда Ана попыталась отделаться общими фразами, он перебил ее. — А Христофор зачем явился?
— Так Вы и это знаете? — удивилась Ана.
— Знаю, да не все… Говори как есть, все равно больше поделиться тебе не с кем. А что от этих Лекапинов — добра не жди, и без тебя ведомо.
Ана надолго задумалась, потом, глядя прямо перед собой, видимо вновь все переживая:
— Оказывается, Константин, — как бы анализируя про себя, — не лучше сватов — тряпка, а не мужчина, хоть и восхваляли мы его до небес… Наедине объяснялся мне в любви, что только ни предлагал, готов был к подвигу… Я сказала, что он женат, и разговор на этом исчерпан…
Она замолчала, и вместо нее продолжил доктор:
— Тогда Константин, зная, что Христофор тобой грезит, решил дело по-другому. Вопреки этикету, он покинул обеденный стол, вернулся нескоро, а вслед за ним старший брат жены.
— Вы все лучше меня знаете, — подавленно сказала Ана.
— Евнух Стефан все видел, но не все слышал… Знаю, что ты вновь устроила скандал, и тебя усмирили… Так что же было?
— Мне об этом и вспоминать противно.
— М-да! — Зембрия Мних встал, глядя в потолок, с пафосом констатировал. — Традиция византийского двора… М-да!.. И все-таки ты сумела в неприкосновенности из дворца уйти и Астарха заполучить… чем ты их взяла?
— Они поняли, что иного я не позволю, кроме как через насилие. А хоть и предлагают мне стать женой второго царя империи, да для приличия положено мне недельку подумать — дали три дня.
— М-да, мерзавец… Очередная жена! — негодовал Мних. — А Константин — тоже дерьмо… Да и что с них всех взять — оба ублюдки.
— Зембрия! — вдруг вскрикнула Ана. — Помогите мне, помогите мне бежать… дайте мне хотя бы лодку — я уплыву.
— Хм, «бежать — уплыть», иди сюда, — Мних раскрыл шторы на окне. — Видишь, до сих пор один корабль здесь постоянно дежурил, а теперь — два… И на суше вдвое соглядатаев увеличилось… Ныне и тебя охраняют.
Доктор задвинул шторы, отошел в центр зала и после паузы продолжил:
— Так убежать от них — нетяжело. Да я не могу, здесь дела… Да и у тебя здесь дела — сестру, брата искать… и Астарха куда деть?
— Они ведь цари! — наверное, впервые видел Мних испуганную Ану. — Они могут спокойно нас атаковать, захватить, уничтожить!
— Эх, Ана! — горько усмехнулся Мних. — Конечно, могут, и давно бы с землей все это сровняли. Да есть такое грязное понятие, как государственная политика, которое зиждется на продажных интересах и больших деньгах… Так вот, меня ненавидят, изолировали, отторгли, но убить, как отца, пока не могут, и более того, преследуя по империи всех евреев — меня оберегают, ждут. Жду и я, чтобы, как и ты, забрав свое, уйти из этой гниющей империи.
— Так забирайте же, и уходите.
— Хм, теперь забрать нелегко… Мне нужна хотя бы небольшая армия, а чтобы иметь армию, нужна большая власть… А Константин, — продолжал свои мысли вслух Зембрия Мних, — как ты сама поняла, тряпка, — все, что для него ни делай, — впустую. Придется использовать родство, — и Мних странно посмотрел на Ану. — Роман уже стар, почти все в руках Христофора… Хе, жена второго царя — заманчивая перспектива!
— Что, что Вы сказали? — еще больше расширились глаза Аны.
— Да я шучу, — усмехнулся доктор. — Мне надо проведать твоего земляка, а ты отдыхай, — и он фамильярно, по отечески поцеловал красивую головку, и похлопывая по плечу. — Ты действительно — мое сокровище… мне есть над чем подумать, — и он в очень хорошем настроении, посвистывая, удалился в свои апартаменты.
А Ана, подозревая, что у Зембрия всюду есть «уши», нарочито громко заявила:
— Я сама выберу себе мужа! — в этом огромном пустом зале почему-то эхом разнеслось «ужа — ужа — ужа» — и ей до боязни показался незнакомым свой собственный голос. Еще долго так в одиночестве просидев, она, еле преодолевая ступеньки, поднялась к себе и в роскошной одежде бросилась на кровать: то плакала, то ворочалась, то незаметно засыпала, и в таком подавленном состоянии, не подпуская к себе никого, она провела много времени, не зная, как сменяются дни и ночи, пока евнух не заговорил:
— К Вам приезжали из императорского дворца.
— Я больна! — крикнула Ана.
— Так и ответили, — был в прошедшем времени ответ, давая ей еще раз знать, что за нее все решают.
В течение нескольких дней она не спускалась на вызовы Мниха и пребывала в глубокой депрессии, когда Стефан сообщил, что больной впервые выпил бульон и может говорить.
Это стало оживляющим праздником. Лежащий Астарх слабо ответил на ее пожатие и даже по-родному улыбнулся.
— Ты теперь свободный человек, — сквозь слезы сообщила Ана.
— Свободным я буду только на Кавказе, где мой дом, — грустно ответил Астарх.
Они говорили на чеченском, обо всем, больше о печальном, и когда Мних предупредил — перенапрягать больного нельзя, Ана, зная, что больше поделиться не с кем, вкратце рассказала о своей беде.
— То, что на тебя все зарятся, — немудрено. То, что тебе это не по душе, — тоже понятно… Но пойми, Ана, что ни говори, а участь наша здесь — рабская… И как мне ни стыдно — иного выбора нет, и ты жертвенность наша, а это предложение надо воспринимать как счастье, как наше спасение.
После этого разговора Ане стало значительно легче, но на образ Астарха в ее душе легла значительная тень: «Рабство не прошло мимо», — делала она жестокий вывод. И тем не менее с нетерпением ожидала следующего дня, беседы с ним, его мнения, и вообще, ей хотелось говорить и слушать родную речь.
К ее радости, Астарх явно выздоравливал, был бодрее, и к тому же, хоть Мних их не понимает, но на сей раз отсутствует.
В этот раз они тоже вспоминали былое, да нет-нет и о будущем стали говорить, и когда Ана затронула вчерашнюю тему, на лице Астарха появилась странная гримаса; он жестом поманил ее наклонить голову и на ухо горячо прошептал:
— Этот доктор странный тип: то ли по-нашему понимает, то ли кто-то ему вчерашнее переводил.
Ана выпрямилась, мимикой и жестами показала больному — «говори», а сама на цыпочках двинулась к боковой потайной двери. Резко дернула, ввалилась… ахнула! В глубоком кресле, поедая виноград, сидит Мних, а за маленьким столиком, тоже в кресле, только с перевязанным ртом, в нарядной одежде, подчеркивающей болезненную бледность, сидит ее пропавший братец — Бозурко.
С волчьим визгом бросилась Ана к брату, так и не освободив рот, в нетерпении кинулась обратно, сходу ударила съежившегося Мниха и выцарапала бы ему глаза, если бы охрана не подоспела.
— Отпустите ее, — приказал Мних, и когда Ана бросилась к брату. — Не целуй, не обнимай его так, — отводил он ее от брата. — Охрана, да отведите ее… Ана!.. Да перестань брыкаться! — завизжал он. — Спроси у брата, всего три дня он здесь. А показать не могу, он после тифа. Карантин… понимаешь, тиф!.. Да, уже три месяца, как мои люди его в Македонии нашли. Там эпидемия тифа, и я специально послал врачей, чтобы его там лечили… А не сказал? Вдр