– Они накачали тебя наркотиками? Как это могло случиться? – Отец еще не закончил фразу, а из глаз Эбби уже брызнули слезы.
– Выпила немного лишнего, и все. Не знаю. Ни о чем я не думала.
– Сейчас же позвоню в полицию! Негодяи должны ответить по закону!
– Замолчи! Замолчи немедленно! – Эбби бросилась наверх и хлопнула дверью. Все, путь в университет отрезан.
Пока она лежала, безудержно рыдая в подушку, снизу доносился грохот. Отцовский гнев искал выход. Всю жизнь Джон старался оградить дочь от любой опасности, учил разумной осторожности, и вот, едва позволил уехать из дома, случилось ужасное. Эбби помнила, как ему не хотелось отпускать ее в город – в университет, в общежитие, но она упросила, обещая, что будет вести себя хорошо. Больше отец никогда ей не поверит.
Хотелось попросить прощения, обнять и успокоить его, ведь отец всегда боялся, что не сумеет защитить, оградить от подстерегающих на каждом углу опасностей. Он не мог принять тот факт, что с людьми порой происходят дурные события. Эбби не имела права обвинять отца в излишней опеке: горькая правда заключалась в том, что если бы она его послушалась, то ничего подобного не случилось бы. Нельзя было идти на вечеринку, надевать это платье. Следовало хорошенько подумать, прежде чем пить текилу, и раньше уйти домой. Если бы она прислушалась к отцовским советам, а не отмахнулась, сочтя их обычным родительским ворчанием, все было бы хорошо. Оказалось, что он, как всегда, прав.
Раздался осторожный стук в дверь. Хотелось прогнать отца, но в то же время хотелось, чтобы он находился рядом – Эбби уже ничего не понимала. Разве кто-то дергал ее за язык? Зачем было признаваться?
– Принес «Хорликс», – послышался отцовский голос.
– Войди.
Эбби села и вытерла лицо ладонями. Джон поставил кружку на тумбочку и присел в дальнем углу кровати. Было заметно, что он плакал. Странно, раньше она никогда не видела отца плачущим. Сердце разрывалось от мысли о собственном предательстве после всего, что ему пришлось пережить из-за матери. Они всегда держались вместе, одной командой. Мать предпочла семье карьеру, однако отец принял ответственность на себя, сумел сохранить дом и вырастить дочь. Вот только удастся ли ему вернуться к прежней жизни?
– Хочешь поговорить? Необязательно, но если станет легче, готов выслушать.
– Это парень Дэни. Я с ним целовалась, а потом… потом все началось. В комнату вошел его друг и… остался.
– Ты им объяснила? Они были пьяными? Случилось недоразумение?
– О чем ты? Они держали меня силой! Я не могла вырваться и уйти. – Эбби с трудом сглотнула и посмотрела на руки: стараясь не кричать, до боли сжала кулаки, и ногти вонзились в кожу. – Чтобы такое подумать, ты должен меня ненавидеть.
Отец ничего не ответил, просто отвернулся к окну. Эбби приняла молчание за осуждение.
– Значит, ты позволила им…? – Джон увидел боль в глазах дочери и не смог закончить фразу. – Прости, не те слова. Не знаю, что делать… Давай позвоним в полицию?
– Жалею, что рассказала.
– Можно поехать в больницу. Кажется, в подобных ситуациях рекомендуют поступать именно так.
– Поздно. Я уже много раз принимала горячий душ. Куплю в аптеке таблетки.
От голоса отца, от его растерянности и сомнений стало еще страшнее. В ответ на каждый вопрос хотелось крикнуть, что она ни в чем не виновата, но вместо этого Эбби лишь сильнее сжимала кулаки и смотрела в пространство.
– Хорошо, что сказала правду.
Эбби знала, что отец и сам не верит собственным словам, и все же с благодарностью приняла ложь.
– Иди. Хочу спать. Устала.
Отец медлил, словно ожидая, что она добавит что-нибудь еще. А Эбби мечтала о словах утешения; хотела услышать, что ей больше не надо возвращаться в университет.
– Сейчас соберу твои вещи.
Глава семнадцатаяДоктор
Доктор Питер Воан вымыл руки. Дезинфицирующий состав давно въелся в кожу и пах острее и отвратительнее, чем окружающие трупы. На металлическом столе лежали останки Кевина Харта, уже покрывшиеся свойственным мертвой коже зеленоватым, полупрозрачным, почти земноводным налетом. Трудно было поверить, что дряблый кусок мяса когда-то служил частью человеческого тела, хотя представлял собой не что иное, как бедро.
Доктор Воан сам попросил назначения на данное дело, предполагая, что от помощи столь уважаемого патологоанатома следователи не откажутся. Питер никогда не дружил с Кевином, более того, много лет даже не разговаривал, и все же, глядя на останки Харта, не мог не думать о проведенном вместе времени. Не только потому, что после смерти знакомого человека это неизбежно: даже единственная встреча предстает во всех подробностях, словно под увеличительным стеклом, и приобретает особое значение. А в памяти Питера встреч сохранилось немало. Их с Кевином объединяли общие привычки, тайная жизнь. В отношениях не было ничего неприличного, и все же обоюдный опыт не имел права предстать на всеобщее обозрение. Никогда. Люди не смогли бы этого понять. Даже в тесном кругу друзей Кевина и Питера отличала особая связь. Возможно, поэтому последние восемнадцать лет Питер упорно держался в стороне. Знал, что Кевин по-прежнему тяготеет к мраку. Сам же Питер старался придерживаться традиционных ценностей, не желая жертвовать карьерой ради гедонистических порывов, которые с течением времени не только не рассеивались, но и разрастались.
Однажды Питер уже испытал судьбу чрезмерным потворством собственным наклонностям и желаниям, а в результате едва не потерял все. Кевину доставляло удовольствие ходить по краю пропасти и постоянно рисковать, на каждом шагу нарушая границы общепринятых норм. В глубине души Питер уважал его за смелость, за готовность оставаться собой, за отказ рабски подчиняться консервативным требованиям общества. Питер представлял Кевина постоянно смеющимся. Этот глубокий зловещий смех запомнился навсегда, как и сам Кевин.
Внезапно дверь распахнулась, и Воан вздрогнул от неожиданности. Размышления о значительной личности Кевина Харта прервало появление двух посторонних людей – мужчины и женщины.
– Добрый день, доктор. Я – сержант криминальной полиции Майлз, а это – моя напарница, сержант Грей. – Мужчина говорил с напором и смотрел прямо в лицо. Питер не привык иметь дело с живыми людьми.
Он протянул ладонь для приветствия, однако женщина поморщилась и спрятала руки в карманы. Единственное, что Питер мог о ней сказать, – она нехороша собой и одета чересчур свободно и легкомысленно, значительно моложе того возраста, на который выглядела. Просторная куртка с капюшоном, широкие вельветовые штаны и грубые кроссовки – все казалось несколькими размерами больше, чем следовало. Грей взгромоздилась на свободный стол и скрестила ноги – так позволительно сидеть ученикам начальной школы.
– Это Кевин Харт? – осведомилась она.
– Разумеется. Может, вам известны другие недавно расчлененные трупы? – Питер попытался разрядить обстановку.
Детектив Майлз приподнял простыню и с мрачным видом осмотрел останки. Контраст между его тяжелым молчанием и детским поведением женщины действовал Питеру на нервы.
– Нет, неизвестны.
– Значит, он. Беднягу измолотили на совесть.
– Это сделано молотком? – уточнила она, улеглась на стальной стол, вытянула руки по бокам и уставилась на лампу.
– Нет, молотка там не было. Я просто имел в виду, что Харт-младший действовал основательно.
Воан старался не оправдываться; не хотелось, чтобы встреча оставила смутные подозрения. Следовало добросовестно играть роль, чтобы увести полицейских в ложном направлении. Они не должны обнаружить настоящего убийцу: если это случится, то из шкафов сразу выпадут все скелеты.
– Причина смерти? – осведомился сержант Майлз.
– Изрубили на куски, – пробормотала сержант Грей себе под нос, однако напарник не обратил на нее внимания.
– В отсутствие органов сказать сложно, однако…
– Правда? А куда они делись? – удивилась Грей и спрыгнула со стола. – Зачем было забирать органы?
– Свой вопрос задайте подозреваемому. – Выносить эту женщину Питер больше не мог, а потому повернулся к мужчине: – Я читал в газетах о провале следствия по делу Райана Харта, сержант Майлз. Думаю, вы будете рады, если все-таки удастся найти повод для ареста.
Взгляд детектива безжалостно сверлил его. Надо было как-то увернуться. Питер понимал, что это всего лишь навязчивая идея, однако чувствовал, как воротник угрожающе сжимает шею. А если им известно о его связи с Кевином? Он мысленно проклял себя за то, что упомянул об органах.
– Стыдно, что для этого кто-то должен умереть. – Майлз продолжал смотреть на него в упор.
– Уверен, что вашей вины здесь нет, офицер. – Воан улыбнулся, протиснулся мимо Майлза и встал с противоположной стороны стола.
– Послушайте, доктор, вам когда-нибудь доводилось видеть нечто подобное? – спросила сержант Грей.
– Нет, и слава богу. Зрелище отвратительное.
– Какое же оружие мы ищем?
– Скорее всего преступник использовал несколько предметов, однако основной инструмент – небольшой гладкий нож, не длиннее шести дюймов, – солгал Питер, уверенный в том, что обмана они не заподозрят. Любое точное указание на тип ножа сразу значительно сузит пространство поиска. Питера предупредили, что детективов нужно запутать.
– Что-нибудь вроде ножа для разделки рыбы? – уточнил Майлз.
– Нет, не такой острый. Судя по характеру разрезов, здесь применялась грубая сила. Если действовал мужчина, то наверняка расчленил труп от избытка энергии. Но могла справиться и сильная женщина, особенно в состоянии аффекта. В настоящее время мы проверяем оружие, найденное в доме подозреваемого.
– Убийца действовал правой рукой или левой? – поинтересовалась Грей. Теперь она сидела на письменном столе и играла с пресс-папье в виде запаянной в отполированную смолу чрезвычайно ценной человеческой кости.
– Не могли бы вы оттуда слезть, мисс?
– С удовольствием. – Грей спрыгнула, подбросив пресс-папье и ловко поймав.