Выйдя из ванны, она надела платье – хотелось выглядеть привлекательнее. А вернувшись в комнату, увидела, что Паркер проснулся, встал и надевает брюки, хотя дождь еще не закончился.
– Что ты делаешь?
– Пора идти, и так отнял у тебя слишком много времени. – Он поднял голову. – Ты переоделась?
– Да. – Эбби улыбнулась.
– Постараюсь исчезнуть до приезда твоего отца.
– Он не приедет, оставайся. – Слова вырвались сами собой. – Позволь, по крайней мере, приготовить ленч. Дождь сильный, так что уходить пока все равно не стоит.
– Не хочу доставлять хлопот.
– Умеешь резать лук? – Эбби направилась в кухню в надежде, что Паркер пойдет следом.
Они вместе приготовили еду и сели за стол. За окном по-прежнему было мрачно и холодно, однако квартира впервые наполнилась теплом и показалась родным домом. За четыре года Эбби не успела обзавестись друзьями, предпочитая одиночество. А сейчас они словно играли в счастливую семью – улыбались и даже смеялись, разговаривали о музее.
– По-моему, Джемма к тебе неравнодушна, – заметила Эбби.
– А у меня сложилась впечатление, что она неравнодушна ко всем без исключения, – произнес Паркер, подбирая с тарелки последние кусочки.
– Я ей не очень нравлюсь. Мы не разговариваем, но замечаю, как внимательно она на тебя смотрит.
– Ты тоже порой внимательно на меня смотришь. – Паркер снова улыбнулся, а Эбби покраснела.
– Прости, вовсе не хочу поставить тебя в неловкое положение. Сама не понимаю, как это происходит.
– Не надо извиняться. Мне даже нравится…
– Никогда не встречала человека, подобного тебе, Паркер.
– Скорее всего так и есть. Некоторых людей труднее одурачить, чем большинство.
Эбби заметила, что он погрустнел, и захотела отвлечь от печальных мыслей.
– А что ты постоянно записываешь в своих блокнотах? – спросила она, с каждой минутой чувствуя себя увереннее, смелее и свободнее.
– Ничего особенного. Просто рисую фигуры Джакометти. – Неловко улыбнувшись, Паркер встал, положил тарелку в раковину и взял свою намокшую газету, которая стала жесткой и корявой – Эбби попыталась спасти местную прессу на батарее. Листы склеились; Паркер разлепил то, что смог, и начал просматривать страницы.
Одна из статей привлекла внимание Эбби: бизнесмен Карл Тейлор отдал дань восхищения сыну Кристиану, построив в центре города фонтан в его честь. Фотография прилагалась: Кристиан стоял, широко и вульгарно улыбаясь. Именно эта улыбка и привлекла внимание Эбби, заставив взять газету и начать читать. В этот момент она ненавидела себя за слабость, за то, что позволила сломить себя. Он победил. Победил потому, что она изменила себе. Эбби подняла голову и увидела, что Паркер пристально смотрит на нее.
– Кто это? – В голосе прозвучала нотка ревности.
– Человек из другой жизни. – Она повторила его собственные слова в надежде, что он поймет: необходима осторожность.
Паркер пристально посмотрел ей в лицо, пытаясь прочитать ответ, а ей не хотелось, чтобы он узнал, какой глупой и доверчивой девочкой она была, с какой непростительной легкостью поддалась на обман. Мнение Паркера очень много для нее значило. Эбби отвернулась к окну. Раскидистый дуб за домом гнулся под ударами стихии, изо всех сил сопротивляясь и все-таки уступая резким порывам ветра. Она снова взглянула на Паркера, размышляя: возможно ли, чтобы все случившееся стало прелюдией к этой встрече? Пересеклись бы их пути, если бы ее жизнь продолжалась так, как она планировала? Тогда она не работала бы в музее. Эбби поблагодарила судьбу: дружбу с Паркером она ставила гораздо выше своих потерь. Последние несколько недель забыть о нем становилось все труднее; он появлялся часто и всегда неожиданно, а присутствие его снова заставляло чувствовать не страх и не вину, а нечто иное. Паркер был особенным, необыкновенным.
Эбби вспомнила о поцелуе в полутемном коридоре, и щеки вновь запылали. Хотелось оживить удивительное мгновение. Паркер тоже смотрел на дуб. В неподвижном, сосредоточенном взгляде сквозила печаль. О чем он думал? Эбби приподнялась на цыпочки и прикоснулась губами к его губам. Он обнял, привлек ее к себе и ответил на поцелуй так, словно ждал его весь день, а может, и дольше.
Она целовала его в шею, а он бережно сжал ладонями ее голову, даря ощущение эфемерной легкости. Эбби распахнула халат, провела пальцами по груди, и по спине, стараясь оказаться ближе и совсем забыв о шрамах. Желание захлестнуло жаркой волной – а ведь она думала, что никогда больше не испытает ничего подобного. Паркер держался скромно, будто знал, насколько она хрупка и ранима. Отдал инициативу, а когда Эбби расстегнула на нем брюки, порывисто вздохнул.
Эбби отвела его в спальню, легко толкнула на кровать и спросила себя, был ли он с кем-нибудь прежде. Паркер неизменно держался отстраненно, но поцелуи доказывали, что это не первое его объятие. И в то же время в каждом его движении ощущалась невинность. Не было ни тени вожделения, которое охватывало мужчин при первом же намеке на обещание. Эбби и прежде пыталась познать близость, но всегда пугалась и убегала. С Паркером все происходило иначе: его желание казалось следствием интереса, любопытства, а вовсе не стремлением к наслаждению и удовлетворению похоти. Он прикасался как бы с сомнением, внимательно всматриваясь в лицо, чтобы увидеть реакцию и понять, можно ли продолжать. Губы Паркера приоткрылись, он старался выровнять дыхание и усмирить страсть. Рука медленно, осторожно коснулась груди Эбби и замерла. Даже сквозь платье она почувствовала тепло пальцев. Нерешительность Паркера обострила желание; она поймала его ладони и поцеловала, а потом сама расстегнула пуговицы, показывая, что ждет прикосновений.
Следя за его взглядом, медленно сняла платье. Глаза снова изменили цвет и стали почти белыми и прозрачными, как бриллианты. Хотелось утонуть в этом взгляде и остаться в нем навсегда. Никто никогда не смотрел так на Эбби, и она впервые осознала собственное могущество, способность внушить самое острое, жаркое, неотвратимое желание. Сейчас власть принадлежала ей, а Паркер с радостью подчинялся.
Неровный стук дождя эхом повторял удары сердец. Эбби встала на колени, чувствуя, как нетерпеливо вздымается его грудь, поцеловала белую кожу и медленно опустилась. Не отводя глаз от его губ, постаралась дышать в унисон. Оба знали, что должно произойти. Вот он на миг замер, вошел в нее и едва слышно вздохнул. Эбби показалось, будто последние пять лет были лишь страшным сном. Внезапно все стало другим, новым – в том числе и она сама. Выяснилось, что она не настолько грязна, чтобы никто не захотел к ней прикоснуться. Вот она здесь, и Паркер с ней, исполнен страсти. Он – удивительный, невероятный, прекрасный. Паркер положил ладони ей на талию, поднялся и поднял ее. Теперь они слились неразрывно, грудь к груди, кожа к коже. Эбби уже не знала, где кончается она и начинается Паркер. Убегать совсем не хотелось – хотелось оставаться с ним как можно дольше. Паркер уткнулся лицом ей в шею и глубоко вдохнул. Этого неповторимого ощущения причастности Эбби ждала всю жизнь. Она шевельнулась: жар становился почти невыносимым. Даже запах пота казался волшебным, дурманящим. Хотелось, чтобы Паркер окончательно утратил волю и полностью отдался ей. Откуда-то из глубины существа поднимался экстаз, однако она всем силами подавляла исступление, дожидаясь абсолютного единства. Ждать долго не пришлось: на вершину они поднялись одновременно. Лицо Паркера, еще мгновение напряженное, смягчилось. Он упал на кровать, схватил Эбби за руку и увлек за собой.
Лежа рядом с Паркером, она вовсе не собиралась вставать, чтобы одеться. Прятаться не хотелось. Зачем? Ни смущения, ни беспокойства Эбби не испытывала – возможно, потому, что в ее комнате они остались вдвоем, вдалеке от мира. Опасности, страха тут не существовало, и она снова чувствовала себя прежней – какой была до роковой субботы. Связь между ними, пусть хрупкая и тревожная от множества вопросов, так и не получивших ответа, казалась неразрывной. Прежде мужчины относились к Эбби снисходительно, видя в ней лишь милую игрушку, но с Паркером все было иначе. Гнетущие мысли о собственной неполноценности, о жизни, проведенной в ненависти к самой себе, о смерти в унылом одиночестве исчезли. Паркер нуждался в ней, хотя стеснялся собственной слабости и боялся проявить чувства.
Эбби уснула, уверенная, что проснется другим человеком. Трудно сказать, почему, зачем и как, но она нужна Паркеру. Он дал понять, что она способна возродиться, а его уязвимость вернула волю и уверенность в себе. Эбби никогда не считала себя сильным человеком. Ждала, что кто-то придет на помощь и спасет – ждала почти целую вечность. И вот это произошло: спаситель явился. Серый дождливый день навсегда изменил жизнь, и Эбби поверила, что она чего-то стоит.
Глава двадцать перваяБлондинка
Джон помахал рукой дочери, и Эбби направилась к своему общежитию. Включив мотор, он вдруг спросил себя, где именно это произошло. Вопросов не задавал, поскольку подробностей знать не хотел. Боялся. Всю неделю Эбби провела в своей комнате, а сам Джон просидел в гостиной, не выпуская бутылки из рук. Учебник хорошего отцовства еще никто не придумал, и приходилось действовать, полагаясь на собственную интуицию. Он вырос в благополучной семье, окруженный любовью обоих родителей. Они были замечательными, но умерли рано, так что Эбби не досталось ни матери, ни бабушки, ни дедушки. Никого, кроме отца, у нее не было.
Джон до упора выжал педаль газа и рванул, не обращая внимания на светофоры, подрезая и обгоняя машины. В эти минуты им руководило бессознательное стремление оборвать все и сразу. Так просто, достаточно лишь потерять управление, врезаться в дерево и больше ни о чем не думать. Голова раскалывалась от громоздившихся бесконечной чередой неразрешимых вопросов. Существовал лишь один правдивый ответ: он не смог защитить дочь, а значит, как отец не состоялся.