Джон старался изо всех сил. Эбби посещала кружки, участвовала в школьных праздниках, экскурсиях, путешествиях – делала все, что положено делать девочке из благополучной семьи. Отличалась умом, рассудительностью и независимостью характера. Отец по праву гордился дочерью. С матерью Эбби встречалась редко. Любви между ними не было, да и быть не могло из-за ядовитого характера бывшей жены. И все же Джон старался поддерживать свидания, хотел, чтобы дочь составила собственное мнение и позднее, повзрослев, не представляла факты в искаженном виде. Сейчас бы мать пригодилась больше всех на свете, вот только где ее искать? Обычно объявлялась сама, когда находила время – раз в год; при удачном стечении обстоятельств – два.
Когда Эбби заявила, что собирается поступить в университет и жить в общежитии, Джон Лукас ни минуты не сомневался, что она сможет за собой присмотреть. В дочери заключался смысл его жизни, а потому хотелось точно знать, что с ней не произойдет ничего плохого. Сейчас он отчаянно жалел, что не приказал ей сидеть дома, в безопасности, по примеру злой ведьмы, которая долгие годы продержала Рапунцель вдали от мира, в недостроенной башне.
Когда Эбби позвонила, отец сразу почувствовал неладное, но решил, что дочь соскучилась по дому или в худшем случае не поладила с Дэни – крайне неподходящей соседкой по комнате. Очень не хотелось, чтобы она старалась подражать Дэни – девушке, которая по первому требованию получала все, что пожелает, хотя первенство должно было бы по праву принадлежать чуткой, заботливой, бескорыстной Эбби. Джон с недоверием относился к юным принцессам – возможно, сказывался собственный жизненный опыт – и помнил, что чем ярче упаковка, тем больших эмоциональных затрат потребует содержимое. Женитьба стоила ему дорого, но он благодарил судьбу за то, что, стремительно выпорхнув из его жизни, супруга оставила ему Эбби.
С раннего детства дочь проявляла ответственность. Когда подруги пьянствовали в парке или развлекались с торговцами наркотиками на задних сиденьях машин, она училась или проводила время с отцом. Джон знал, что множество развлечений и приключений обошло ее стороной. Вероятно, его излишняя забота превратила девочку в легкую добычу. И все же они с Эбби всегда следили друг за другом. А сейчас, в критический момент жизни, его рядом не оказалось.
Вопросы теснились в сознании, однако искать ответы на них не хотелось. Еще ужаснее оказались навязанные воспаленным воображением картины: пара гиен терзает его девочку, словно кусок мяса. Странно, что она не позвала на помощь. Кричала? Сопротивлялась? Дралась? Джон сознавал, что теперь вопросы пусты и бесполезны. С тех пор как мать бросила их, он должен был заботиться о безопасности и благополучии дочери. Но самое страшное все-таки произошло, и изменить ничего не удастся. Голова раскалывалась от безобразных образов, а мысли будто превратились в насекомых и заползли под кожу, чтобы загрызть до смерти. Неподалеку оказался бар, и сомнений не осталось: необходимо выпить, причем как можно скорее. Подъехав, Джон в сотый раз спросил себя, зачем пабам автомобильные стоянки. Сегодня он собирался нарушить свой строжайший внутренний запрет, но ведь до дома оставалась всего пара миль, так что при необходимости можно было добраться пешком.
Сидя в одиночестве, Джон смотрел в стакан и видел собственное отражение. В эту минуту запрет на курение вызывал особенно острую досаду. Сам он никогда не курил, однако любил войти в паб и ощутить неповторимую атмосферу свободы. Любил впитавшийся в одежду запах сигарет; любил смотреть, как выпускают колечки дыма женщины, с которыми флиртовал, и представлять, что еще они могут делать этими губами. Странно, недавно самой большой проблемой казалась раздутая налоговая декларация, а сейчас о подобной ерунде и вспоминать не хотелось.
Женщина за стойкой улыбнулась. Выглядела она немолодой и потрепанной, однако смотрела с искренним участием, и Джон тоже улыбнулся. Трудно вспомнить, когда он в последний раз заглядывал в бар в одиночестве и ему улыбались незнакомые женщины. Джон был привлекательным мужчиной, однако редко появлялся на людях. Много работал, ходил с приятелями на футбол, вечером смотрел исторические документальные фильмы – жизнь текла ровно и неторопливо. Он мог бы подробно рассказать о бомбежке Дрездена или о падении Римской империи, но о женщинах знал мало. После разрыва с женой у него случилось несколько коротких романов, из которых ничего хорошего не вышло: центром вселенной всегда оставалась Эбби, и его подруги сдавались, не выдержав конкуренции.
– Меня зовут Кэрол. Впервые тебя здесь вижу. – Женщина присела рядом.
– Привет! – Называть свое имя не хотелось.
– У тебя все в порядке? Выглядишь немного растерянным. А я тут работаю. И живу здесь же, наверху.
– Конечно, ты же меня обслуживала.
– Да. Но сейчас уже свободна, закончила на сегодня.
Джон удивился, зачем Кэрол все это рассказывает, и решил, что она ищет знакомства. Ситуация непривычная, но, пожалуй, своевременная. Немного отвлечься не помешает. Кэрол смотрела с симпатией; тушь комками сбилась вокруг неожиданно молодых кошачьих глаз.
– Не слишком ли много виски для понедельника? – поинтересовалась она.
– Позволь тебя угостить? – Джон не знал, что еще можно сказать, он давно не пил днем.
– У меня наверху полно выпивки.
Словно ангел-хранитель средних лет, Кэрол взяла его за руку и повела по лестнице. Обои в цветочек и запах талька свидетельствовали о возрасте более зрелом, чем показалось вначале. Легкие светлые волосы и ярко-розовая помада возбуждали. В этой женщине таилась грусть, внушавшая безопасность. Она вовсе не выглядела хищницей – скорее тоже растерянной и одинокой. Две неприкаянные души искали утешения в случайных объятиях. Джон вдруг подумал, что если не справился с ролью отца, то, может, попробовать снова стать просто мужчиной – с простыми желаниями, потребностями и правилами. Мужчиной, который знакомится с женщинами и хочет от них секса, а потом хвастается своими победами приятелям.
Они лежали на кровати, а солнце светило прямо в окно и безжалостно выставляло напоказ все изъяны стареющих тел. Морщины Джона не отпугивали. Он вожделел, неожиданно вспомнив, что значит чувствовать себя желанным мужчиной. Вдруг появилась возможность на время отвлечься от тягостной роли отца, не думать о дочери и притвориться, будто на свете существуют только собственные заботы. Ничего иного в данную минуту не требовалось.
Добрые глаза Кэрол окончательно уничтожили все сомнения. Джон ощутил давно забытое тепло, близость и стремление к освобождению. Она ободряюще погладила его по волосам. Это был не миг любви, а просто секс, но в то же время большей нежности Джон никогда никому не дарил и не получал в ответ.
Когда они оба познали желанное удовлетворение, он откинулся на спину, а Кэрол закурила. Он смотрел, как дым поднимается к потолку и медленно рассеивается в лучах солнца. Надо было сразу уйти, но не хотелось возвращаться в свою печальную, полную неразрешимых проблем жизнь. Вот бы навсегда остаться безымянным, свободным, таинственным! Едва покинув крошечную квартирку, снова придется стать Джоном Лукасом, отцом Эбби.
Он встал, спустился по узкой лестнице и направился к машине, оставив Кэрол одну в комнате. После нескольких стаканов виски садиться за руль не следовало, однако сегодня обычные нормы не действовали. Правила поменялись.
Дом встретил холодной пустотой. Впервые за много лет захотелось поговорить с бывшей женой, матерью Эбби, но как ее найти, Джон не знал. Набрал прежний телефонный номер и услышал, что аппарат отключен. Она никогда не оставалась подолгу на связи.
Рассказ дочери заставил усомниться: держалась ли Эбби достаточно твердо и недвусмысленно? Может, парни просто увлеклись, и вся история оказалась одним большим недоразумением? Джон ненавидел себя за подобные мысли, понимая, что должен безоговорочно принять слова дочери. Он не понаслышке знал, на что способны парни – сам когда-то был молодым. К тому же Эбби вовсе не из тех легкомысленных кокеток, кто безоглядно флиртует, а потом выдвигает фальшивые обвинения. Она говорила чистую правду, и эта правда убивала. Джон верил дочери, чувствовал, что она не лжет, и знал, что настало время действовать.
Джон полез в кухонный шкаф за стаканом, а взамен вытащил розовую кружку с поросенком, которую когда-то купил для Эбби. На глаза навернулись слезы, гнев вспыхнул с новой силой. Он швырнул кружку в стену, и осколки со звоном посыпались на пол. Решив пить прямо из бутылки, откупорил дешевое немецкое вино и, не включая свет, сел в кресло. Рубашка сохранила запах дешевых духов. Захотелось, чтобы в эту минуту Кэрол была рядом, подсказала, что думать, чувствовать, говорить, погладила по волосам и шепнула пару нежных слов. Джон заснул с бутылкой в руке, мечтая о своем светловолосом ангеле.
Глава двадцать втораяДиктор
Дэвид Карутерс сидел в кресле, с нетерпением ожидая, когда стилист Диана закончит работу. В спешке та ткнула ему в глаз кисточкой.
– Проклятье! – воскликнул Дэвид. По щеке поползла соленая струйка.
– Простите! – Диана испуганно отскочила, а он повернулся лицом к камерам.
– Куда, черт подери, подевалась Беверли? – закричал он, приложив салфетку к глазу.
– Иду! – Беверли Уиндхэм вбежала в студию, на ходу заправляя блузку в юбку, и села за стол рядом с Дэвидом. – Срочно потребовалось в туалет.
– Меня это не касается, – ворчливо огрызнулся он и поморщился от вспыхнувшего света.
Демонстрируя полную готовность к работе, Беверли подняла два пальца. На камере замигала красная лампочка, и Дэвид начал читать по телесуфлеру:
– Начинаем шестичасовой выпуск новостей. Я – Дэвид Карутерс.
– А я – Беверли Уиндхэм.
– Эксперты-криминалисты идентифицировали останки, найденные в прошлый вторник в Девоне, когда немецкая пара во время пешего путешествия обнаружила часть человеческого тела и позвонила в полицию. Следователи работали круглосуточно, пытаясь отыскать другие части. По словам одного из офицеров, то, что они в конце концов увидели, «напоминало сцену из фильма ужасов со средневековым сюжетом». Погибший идентифицирован как местный бизнесмен Йен Маркхэм… – неожиданно Дэвид запнулся, текст мгновенно поплыл перед глазами, голос сорвался. Беверли больно стукнула его ногой под столом. – Ммм… ранее считалось… что Йен Маркхэм… ммм… покинул страну, оказавшись замешанным в… деле о крупном мошенничестве, которое до сих пор расследуется управлением налоговых сборов.