– Когда все это началось, я не представлял, что встречу кого-то… и полюблю… – Паркер вытер лицо тыльной стороной ладони и глубоко вздохнул, словно решив навсегда спрятать свои эмоции. – Не подозревал, что способен любить.
Эбби тоже когда-то думала, что не сможет стать счастливой. Нельзя иметь все на свете. Но так было раньше, а теперь она знала, что обязательно найдет счастье. Она сжала ладонями лицо Паркера и посмотрела ему в глаза:
– Я тоже считала, что никогда и никого не полюблю. А получилось иначе. Я люблю тебя, Паркер. Сейчас ничего не изменилось. Ты совершил то, что должен был совершить. Пожалуйста, не губи себя. Останься со мной. – Эбби приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
– Но как же ты сможешь простить меня?
– Тебя не за что прощать.
Глава двадцать шестаяНесчастный случай
Чайник щелкнул, из носика вырвался пар, но Эбби по-прежнему разглядывала бежевую плитку на стене кухни. Джон сидел на диване и смотрел одну из бесконечных программ о ремонте, где доходчиво объясняли, почему недостаточно того, что уже есть, а надо непременно что-нибудь переделать и изменить. Замкнутый круг аргументов и доводов, заставляющих чувствовать себя вечным неудачником. Купи, купи, купи.
– Пап, чаю хочешь? – окликнула его Эбби с уже ставшим привычным наигранным оптимизмом. Чашка стояла на столе нетронутой и холодной. Она забрала ее и поставила новую, горячую.
– Спасибо.
– Сегодня пойдешь куда-нибудь? – Эбби посмотрела на отца: глаза потускнели, уголки губ опустились. Выглядел он безнадежно печальным, а вместо ответа увеличил громкость звука. – Мне позвонили из музея, – сообщила она. Джон продолжал смотреть на экран. – Берут с испытательным сроком. Завтра первый день.
– Что? – Он поднял голову.
– Получила работу в музее.
– А чем будешь заниматься?
– Им нужен человек, чтобы разобрать животных. Может, дадут какие-то административные поручения. Пока не знаю. Описание обязанностей достаточно туманное.
– Но ведь животные мертвые?
– Да. Но в университете у нас была анатомия и даже небольшая практика вскрытия. Думаю, что с чучелами как-нибудь справлюсь.
– А вернуться к учебе и получить диплом не хочешь? Ты же с детства мечтала стать ветеринаром.
– Надо работать, пап. – Эбби опустила голову, чтобы не смущать отца. – Сам понимаешь, счета…
Джон отвернулся и снова уставился в экран телевизора. Увольнение было последней каплей: он впал в депрессию, и Эбби поневоле пришлось стать главой семьи – ради них обоих. Она не находила сил вернуться в университет и стыдилась собственной слабости. Учеба, даже в другом городе, утратила всякий смысл.
– Раньше ты никогда не врала мне, а теперь лжешь постоянно, – вдруг заявил отец.
– А что ты хочешь услышать? Что я была идиоткой? Что во всем виновата сама? Не могу больше об этом вспоминать и не позволю обстоятельствам разрушить свою жизнь!
– Если откажешься от мечты, значит, они победили.
– Ни о победе, ни о поражении речь больше не идет. Все уже случилось и прошло. Они давно победили!
– Это я воспитал тебя такой безвольной? Считаешь, что можно просто убежать, спрятаться? Наверное, во всем моя вина…
– Не смей так говорить! – закричала Эбби, а Джон повернулся к экрану.
– Позвони в конце рабочего дня, я заеду за тобой, – проворчал он напоследок.
– Не беспокойся, вернусь поездом.
Эбби давно не бывала в музее, но он оказался таким же, как в детстве, когда ее водил туда отец. В нос ударил знакомый запах сырости, в горле сразу запершило. Директор встретил ее в холле и по длинным широким коридорам повел в свой кабинет. Часть пространства была огорожена в ожидании ремонта и выглядела единым неприкосновенным экспонатом. Серые стены и приглушенный свет мешали рассмотреть формы, открывая взгляду лишь тени. Полумрака здесь было значительно больше, чем света.
– Значит, прежде вы никогда не работали в музеях?
– Никогда, но я быстро учусь и не ленюсь узнавать новое.
– У вас хорошие рекомендации.
Эбби смущенно улыбнулась, чувствуя неловкость оттого, что за рекомендации пришлось заплатить молчанием. Декан и любимая преподавательница на бумаге превозносили ее замечательный характер и преданность профессии, хотя в разговоре не стеснялись в выражениях и не скрывали своего истинного отношения к ней.
– Почему вы оставили университет, если позволите спросить? По-моему, вы учились вполне успешно.
– Отец плохо себя чувствует, нужно сосредоточиться на его здоровье. Мы живем вдвоем. – Пытаясь скрыть волнение, Эбби вцепилась в сумку.
– Что ж, давайте начнем с чего-нибудь несложного и посмотрим, как вы справитесь. Если потребуется помощь, то обращайтесь к смотрителям: как правило, они ходят по коридорам.
– Спасибо, сэр. – Эбби встала и через стол протянула ладонь для делового рукопожатия.
– Если интересуетесь, можете осмотреть экспозицию, а работать начнете в понедельник. Особой спешки нет.
– Спасибо. Пожалуй, лучше начну прямо сейчас. Соскучилась по работе.
– Ваш энтузиазм и семейная преданность вызывают симпатию. Уже чувствую, что наша небольшая семья получила ценное пополнение.
– Надеюсь, сэр. – Эбби улыбнулась. Наконец-то в жизни снова появилось направление. Как хорошо, что ее приняли на работу, несмотря на отсутствие опыта!
Мистер Лоустофт проводил новую сотрудницу в комнату, где в высоких стеклянных шкафах хранились чучела птиц. Из-за плесени и опасности пожара отдел оставался закрытым.
– Сможете что-нибудь с ними сделать? Долгие годы никто к ним не прикасался. К сожалению, после пожара некоторые залы пришлось закрыть до лучших времен, когда появятся деньги на реставрацию наиболее пострадавших экспонатов. Шкафы мы ни разу не открывали. Стекло надежно защищает их обитателей. Средств, чтобы пригласить на работу опытного специалиста, не хватает. Птицы очень старые.
– Сколько лет назад случился пожар?
– Немногим более пятнадцати, – ответил директор и шагнул к одному шкафу.
Толстый слой пыли и сажи мешал рассмотреть стоявших на полках птиц, но Эбби все-таки постаралась что-нибудь увидеть.
– Это ворона?
– Ворон. Шкаф находится в ужасном состоянии, да и сами экспонаты далеко не в лучшем виде. Если вам удастся привести их в порядок, будет замечательно, тем более что скоро подготовим новую витрину.
– Постараюсь сделать все, что в моих силах, сэр.
– Можете брать экспонаты домой или работать здесь, если трудно перевозить их. Но должен предупредить, что один из залов мы сдаем под торжества, и в эти выходные намечается сразу два банкета, так что помещение будет выглядеть не лучшим образом. Ничего не поделаешь, пытаемся собрать кое-какие деньги на ремонт. Музей знавал и лучшие времена.
– Ничего страшного.
– Вот, возьмите. – Директор достал из кармана маленький бронзовый ключ. – Эта отмычка подходит ко всем замкам. Теперь она ваша. Инструменты остались от прежнего сотрудника. Можете пользоваться, пока не обзаведетесь собственными. Постараемся организовать для вас терпимое рабочее место. – Он тепло улыбнулся и ушел.
– Спасибо, – пробормотала Эбби ему вслед.
Она провела пальцами по стеклу, и на подушечках образовался толстый черный слой. Но в то же время инструменты аккуратно хранились в потертой кожаной сумке с множеством кармашков. Ее предшественник явно любил их и ценил. Лезвия оказались тупыми, но в глубине сохранился точильный брусок, так что привести ножи в рабочее состояние не составляло труда. Эбби вставила ключ в замок, с усилием открыла шкаф и поморщилась от тяжелого затхлого запаха. Осторожно вынула птиц и сложила их в пустой ящик. Придется пожертвовать одним экспонатом, чтобы починить другие – заменить испорченные и отсутствующие перья.
Вскоре вернулся директор.
– Я смотрю, вы накрепко тут застряли. – Он снова дружески, тепло улыбнулся. Эбби поднялась и отряхнула испачканную одежду. – Зашел, чтобы сказать: музей скоро закроется. Сегодня короткий день.
– О! – Эбби разочарованно взглянула на незаконченную работу: не любила останавливаться на полпути. – Можно я возьму кое-что домой?
– Спешки нет, как нет и недостатка в работе. Тысячи животных ждут вашего внимания, так что можете оставаться тут хоть до конца своих дней. – Мистер Лоустофт усмехнулся.
– С радостью останусь, – заверила Эбби, не покривив душой.
Несколько месяцев она провела, сидя дома и с болью наблюдая, как деградирует отец. Несчастье дочери он воспринял как собственное, и теперь Эбби чувствовала себя в долгу. Если бы не злосчастное происшествие, жизнь их текла бы по-прежнему. Если бы не ее глупая доверчивость. Теплой улыбки и нескольких добрых слов человека из чуждого мира хватило, чтобы лишиться инстинкта самосохранения, хотя вплоть до этой минуты жизнь ее безупречно соответствовала месту в пищевой цепи. Наверное, во всем виноваты фильмы, где незаметная простушка получает принца, а богатая красавица плачется в жилетку другу-гею. Увы, в жизни все складывается иначе.
Эбби не без труда протиснулась сквозь входную дверь с найденной в музее большой плетеной сумкой. Отец по-прежнему сидел на том самом месте, где она оставила его утром; только щетины на лице заметно прибавилось. Вечерами он смотрел мыльные оперы и программы о природе, не замечая присутствия или отсутствия дочери. Эбби поднялась к себе, поставила птиц на стол и достала из ящика набор хирургических инструментов – единственную вещь, сохранившуюся со студенческих дней. Странно было снова держать их в руках. Взяла первого ворона и бережно, чтобы не испортить целые перья, очистила от пыли старой косметической кисточкой. Она все равно больше не красилась, да и раньше не слишком увлекалась макияжем.
Работала всю ночь. Особых сложностей не возникло, а все, чего не знала, нашла в Интернете. Выходные тянулись долго, но Эбби трудилась прилежно, чтобы вернуть птицам былую красоту, пожертвовав самой испорченной из стаи. Закончив, бережно завернула каждый экспонат в бумагу и положила в сумку.