Не успев подумать, что делает, Эбби увидела, как из шеи Кристиана, ритмично пульсируя, льется кровь. Судя по всему, он еще и сам ничего не заметил: выглядел растерянным и очень бледным. Она испуганно посмотрела на проклятый скальпель и поспешно отбросила смертельное оружие. Глаза Кристиана уже теряли фокус, зрачки то увеличивались, то уменьшались – казалось, даже тело не понимало, что происходит.
Он слегка покачнулся и посмотрел вниз – на красные руки, ярко-красную рубашку, решительно и без сомнений принявшую новый цвет. Одна ладонь поднялась к шее: Кристиан наконец осознал, что случилось. Вторая ладонь потянулась к Эбби. Она не могла пошевелиться, места для отступления не осталось. Но вместо того, чтобы схватить ее, Кристиан начал медленно – невыносимо медленно – оседать на пол. Опрокинулся на спину, замер. Эбби приблизилась к нему и остановилась. В уголках губ появилась кровь и потекла тонкой струйкой, с каждым мгновением взгляд терял осмысленность. Рука упала с шеи. В глазах вдруг мелькнула мольба. Кристиана не стало.
Эбби не заплакала, не впала в панику, не бросилась звонить отцу или в полицию. Оправдаться необходимостью самозащиты не удастся. Закон уже доказал, что далеко не всегда выступает на стороне справедливости. Пульсация крови прекратилась, и теперь из раны текла ровная струя. Кожа уже начала терять живой цвет, становясь полупрозрачной. Темно-красная лужа на полу заметно разрасталась. Надо было срочно что-то предпринять.
Эбби схватила чехлы, предназначенные для защиты экспонатов от пыли, и разложила на полу вокруг тела, надеясь, что тряпки впитают кровь. Ее следовало выпустить всю, без остатка. Для этого пришлось снова взяться за скальпель и сделать разрезы на запястьях и лодыжках, чтобы облегчить отток. Кровь не торопилась: сердце уже не работало и не подгоняло поток.
Эбби собиралась забальзамировать труп, а потом спрятать: она решила это в тот самый момент, когда поняла, что вонзила Кристиану в шею скальпель. Инстинкт работал безошибочно: никто и никогда не найдет его. Эбби осмотрела свою скромную мастерскую и увидела на столе тщательно отреставрированные, до блеска отполированные доспехи самурая. Казалось, вселенная сама подсказала выход, вознаграждая за все потери и восстанавливая утраченный баланс. Прежде чем приступить к работе, необходимо собрать как можно больше формальдегида. Раствор хранился в шкафу, в пластиковых бутылках, но его оказалось недостаточно. Значит, надо с чем-то смешать. В углу стояли мешки с гипсом: если остов чучела следовало заменить и снова обтянуть шкурой, гипс служил самым удобным и надежным материалом. Эбби вылила формальдегид в ведро, добавила гипс, тщательно перемешала массу и опустила насос, который хранился в музее на случай прорыва системы водоснабжения и аварийного затопления. Вставила резиновые трубы в самые крупные артерии, чтобы ядовитая жидкость растеклась по телу, вытолкнув и заменив оставшуюся кровь. От химического запаха закружилась голова; чехлы уже намокли, и пришлось отправиться на поиски новых тряпок.
Когда из тела Кристиана потекла бледно-розовая жидкость, Эбби выключила насос. Часы показывали десять вечера: пора позвонить домой и что-нибудь соврать. Необходимость лжи Эбби поняла после нападения: выяснилось, что люди далеко не всегда хотят слышать правду. Порой разумнее держать тяжкий груз при себе, не пытаясь ни с кем разделить.
Работала она сосредоточенно и профессионально. Сложила чехлы в пакеты – комната наполнилась сладковатым, липким запахом смерти. Обмотала тело проволокой, чтобы придать нужную позу, привязала к запястьям веревки и переложила на чистый чехол. После смерти прошло уже три часа. Эбби знала, что трупное окоченение наступает между двумя и шестью часами, и надеялась, что бальзамирование замедлит естественный процесс, позволив довести дело до конца. Она обмотала веревку вокруг пояса, впряглась и, как лошадь, потащила чехол со страшным грузом по коридору, в Азиатский зал. Там самурая ждала готовая стеклянная витрина. Эбби не сомневалась, что справится, и, поднимая Кристиана, не обращала внимания ни на тяжесть, ни на боль в суставах. Накачанное гипсом и формальдегидом тело стало намного тяжелее, раза в два превышая ее собственный вес. И все же она не сдавалась. Перекинула веревку через потолочную балку и, потянув за конец, подняла Кристиана в вертикальное положение. Глаза его оставались открытыми, и Эбби хотелось, чтобы он видел, что происходит – так же, как ей самой пришлось увидеть все, что делали они с Джейми. Действовать следовало быстро, пока клейкий состав не затвердел. Закрепив тело в витрине, с помощью пневматического молотка Эбби прибила его к большой деревянной скобе – навечно. Намочила бинты в гипсовом растворе и покрыла кожу, чтобы создать видимость слепка, каркаса для доспехов. Теперь эту витрину откроют очень не скоро. Настало время нарядить куклу. Эбби взяла иголку с ниткой и принялась за дело. Зашила веки, завязала глаза черной лентой, чтобы никто не смог разглядеть их сквозь прорезь в бронзовой маске, и начала методично надевать доспехи. Наконец все кожаные детали крепко встали на свои места и надежно состыковались. Солнце уже взошло: еще несколько часов, и в музей придут сотрудники.
От усталости Эбби едва держалась на ногах, но самурай получился великолепным: на сегодняшний день его следовало признать лучшим экспонатом. К тому же, невозможно было догадаться, что он настоящий. Эбби перетащила мешки с окровавленными простынями в подвал, где находилась система отопления. Включила печь и начала бросать в огонь все, что могло связать Кристиана с музеем. Обнаружила в кармане проездной билет на автобус и порадовалась, что он приехал не на машине. Тщательно вымыла в мастерской пол и заперла дверь: пока заходить туда не хотелось. Сегодня придется позвонить на работу и сказаться больной: от невероятной нагрузки руки и ноги отказывались служить. Хотелось поскорее вернуться домой, лечь в постель и уснуть. Эбби вышла из музея, заперла дверь и поспешила исчезнуть, пока не появился никто из коллег.
Спала она так крепко, словно не ложилась тысячу ночей подряд – блаженным сладким сном. Отец оказался прав: без Кристиана и Джейми мир стал просторнее, чище, спокойнее. Эбби получила шанс занять свое место в этом мире, и помешать ей уже никто не мог.
Глава тридцать втораяСтул
Поглядывая на часы, Эдриан стоял на ступенях музея. Десять минут девятого, Грей опаздывала. Уже приехали многие гости, но начальник управления криминальной полиции Моррис пока не появился.
– Ты роскошно выглядишь во фраке, Майли. Даже с подбитым глазом.
Если бы не знакомое обращение, Эдриан ни за что бы не узнал эту женщину. И все же это была Грей собственной персоной – никто, кроме нее, так его не называл. Собрался сделать изящный комплимент, но Имоджен остановила его взглядом.
– Ты опоздала, – произнес Майлз после долгого молчания, не в силах осознать, как она выглядит. Разумеется, смотрелась Имоджен великолепно. Жаль только, что сам он не соответствовал спутнице.
– Двадцать минут вылезала из машины! Это платье создано не для поездок за рулем, а для прогулок в карете!
– И уж точно не для вождения «мини». – Эдриан улыбнулся и напомнил себе о необходимости смотреть только ей в лицо и никуда больше.
– Что с тобой? – Грей показала на синяк вокруг глаза.
– Наткнулся на дверь, – равнодушно ответил Эдриан, отвернулся и двинулся вверх по лестнице.
– С чего начнем? – Она спокойно приняла его ложь и, стараясь не отставать, поспешила следом.
– Предлагаю разделиться, быстро осмотреть территорию и приступить к делу. Я попытаюсь снова проникнуть в кабинет старика, а ты отвлекай его, чтобы не вздумал туда сунуться. – Эдриан остановился на верхней ступеньке и прошептал ей на ухо: – А если увидишь начальника, сразу найди меня. Сама с ним не заговаривай. Прежде надо выясить, что к чему. Не нравится мне все это.
– Не волнуйся за меня, Майли, не пропаду.
Грей натянуто улыбнулась, а Эдриан вспомнил тот жуткий день, когда впервые услышал эти слова и увидел шрам. Он похлопал ее по плечу: Грей явно нервничала.
Они вошли в холл и показали билеты. Сотрудники музея даже не прочитали написанные на карточках имена, а сразу пригласили их войти.
Ни Лоустофта, ни других возможных кандидатов на очередное убийство не было. До сих пор жертвы соответствовали определенному возрасту, а все присутствующие выглядели заметно моложе. Майлзу удалось незаметно проскользнуть мимо охранника, пока тот увивался вокруг молодой женщины, исполнявшей роль администратора. Судя по всему, ей не разрешалось даже разговаривать с элегантными джентльменами, имевшими неосторожность явиться в одиночестве. Эдриан понимал гнев охранника: ревнивый гнев. Его отец тоже когда-то так сердился. Если бы время позволяло, он обязательно остановился бы поболтать – просто для того, чтобы позлить парня. Но сейчас предстояло решать более важные проблемы.
Эдриан прошел по коридору, ведущему к кабинету директора. Эта часть музея оставалась темной, жуткой. Взялся за ручку двери и внезапно вспомнил зимний сад доктора Воана, кровь, кошку. Ужас той сцены все еще жил в душе. А если и сейчас его ожидает нечто подобное? Собравшись с духом, Эдриан медленно повернул ручку, дождался щелчка и слегка приоткрыл дверь. Комната оказалась пустой и темной; лишь холодные сумерки заглядывали в окно и бросали на стол серый отсвет. Эдриан прокрался внутрь и бесшумно закрыл за собой дверь. Подошел к столу: поверхность была совершенно пустой. Дернул ящики: заперто. Достал из кармана фонарик. Осветив глухую стену, увидел сертификаты и дипломы, выданные различными профессиональными сообществами, о которых никогда не слышал. Не нарушив безупречного порядка, найти здесь что-нибудь полезное было невозможно, а обыск без ордера – серьезное нарушение закона. Эдриан вышел в коридор и сразу наткнулся на девушку: та стояла возле двери, словно специально ждала его.
– Вы из полиции? – Неожиданный вопрос застал Эдриана врасплох.