ы и многое другое годами медленно, но верно перемалывало само понятие «патриотизм», пока не превратили его в труху.
Сейчас вот кинулись возрождать, прививать, восстанавливать. А как можно привить любовь к Родине? Нет такой прививки.
— Ну что, посмотрим классы, Егор Алексанлрович7 — предложил директор, прерывая молчание.
— С удовольствием, — отозвался я, и мы отправились в школу.
Ни парт, ни стульев перед крыльцом уже не было. Григорий успел всё занести и расставить, как велел завхоз.
— Любопытно, что же Григорий Степанович всё-таки уронил? А, Егор Александрович?
— Пожалуй, что да, очень любопытно, — согласился я, оглядывая школьный коридор, уставленный столами и стульями. — На первый взгляд всё целое.
— Уверен, так оно и есть! — доверительно сообщил Юрий Ильич. — У Степана Григорьевича не забалуешь. Ну, что, пошли знакомиться. Это мой кабинет, — указал директор на распахнутую дверь. — В том крыле у нас учатся малыши, с первого по четвёртый класс. Остальные кабинеты для пятого-десятого классов. Это учительская.
Мы заглянули в небольшой кабинетик, выкрашенный в приятный глазу нежно-голубой цвет. В нём стояли несколько столов, стулья, на стене висела вешалка, этажерки.
— Начнётся учебный год, принесу сюда плитку, иногда пьём чай, если окно. Понимаю, что нельзя, но как оставить учителя голодным? А перекус всухомятку очень вредит желудку, согласны? — пояснил Юрий Ильич.
— Категорически согласен, — кивнул в ответ.
— Вот тут у нас библиотека. С Зоей Аркадьевной познакомитесь после двадцатых чисел. Не стесняйтесь, берите любые книжки! Учебники она вам выдаст, — принялся объяснять директор. — Кстати, как у вас с ботаникой? — поинтересовался Свиридов.
— Не знаю, — пожал я плечами.
Я и в самом деле не знал. Современные уроки биологии скорее похожи на лекции первого курса в каком-нибудь биохимическом институте. Насколько я помню, в моё время мы в школе не проходили и половины того, что изучают школьники будущего.
— На уровне пестиков-тычинок, полагаю, — улыбнулся я, понимая, что директор начал второй заход, и отвертеться мне точно не удастся.
— Прекрасно, — просиял директор. — Попрошу Зою Аркадьевну, чтобы она завтра пришла в школу и выдала вам весь комплект. У вас будет вовремя подготовиться к учебному году. Написать конспекты, проштудировать методички. Географию, уверен, вы заранее на отлично. Я видел документы, диплом с отличием — это вызывает уважение.
— Ну… — я не знал, что ответить. Получается, директор хвалил меня за чужие заслуги, не привык я к такому.
— А это, Егор Александрович, — торжественно начал Юрий Ильич, остановившись у какой-то закрытой двери. — Кабинет десятого класса! Прошу! — директор распахнул передо мной двери и пропустил вперёд.
— Симпатично, — вырвалось у меня.
Кабинет украшали ситцевые занавески, на светлых стенах располагались портреты советских учёных и знаменитых путешественников. По всей длине задней стены класса разместились тяжёлые закрытые шкафы, покрытые толстым слоем краски.
Коричневый пол радовал глаз потёртостями и царапинами. На школьной доске чья-то рука написала «Пашка дурак!» — и забыла стереть.
— Дети, — смущённо улыбнулся Юрий Ильич и огляделся в поисках тряпки. Увы, в классе лежала только пыль и мусор, после того как из него вынесли всю мебель.громоздкие шкафы, судя по всему, встраивались прямо стену, и выносу не подлежали.
— Ну как вам? — с тревогой в голосе поинтересовался директор.
— Ничего так, немного привести в порядок, и будет самое то, — обтекаемо ответил я, прикидывая объём работы.
Судя по всему, мне предстояло отремонтировать этот класс к первому сентября.
— Вот и замечательно, вот и чудесно! — обрадовался Юрий Ильич. — А ребята вам помогут! С понедельника у десятого класса начинается трудовая практика. Будем красить, строгать, подметать. Попросту говоря, будем готовить школу к очередному Дню знаний. Завтра ваши придут, познакомитесь и, как говорится, труд — он объединяет! Уверен, вы подружитесь!
— Мои? — переспросил я.
— Ваши, ваши, Егор Александрович! Ваш десятый класс! Замечательные ребята, я вас уверяю! Их немного, четырнадцать человек. Так уж получилось. Семь мальчиком и семь девочек, да! Две отличницы, один отличник. Остальные по-всякому… Да, хорошие ребята! Ну что, берёте? — директор с надеждой посмотрел на меня.
Можно подумать у меня в этой ситуации есть выбор.
— Беру, — улыбнулся я.
— Вот и хорошо! Вот и славненько! Вы тут осматривайтесь! А я пойду разыщу Степана Григорьевича. Распоряжусь выделить вам стол и стул, и указку сделать. И мел нужен мел! Всенепременно!
Бормоча себе под нос список необходимых вещей, которые надобно выдать молодому учителю, то есть мне, Юрий Ильич торопливо покинул класс, оставив меня одного созерцать паутину и хлопья пыли. Я прошёлся по скрипучим полам, распахнул окна, вдохнул терпко-сладкий августовский день и негромко сказал сам себе:
— Ну, вот ты и стал папой, Сан Саныч. Классным батей четырнадцати подросткам. Добро пожаловать назад в школу!
Глава 11
— Кхе-кхе… Егор… Александрович… — раздалось за моей спиной.
— Слушаю вас, Степан Григорьевич, — откликнулся я, увидев на пороге класса мнущегося завхоза. — Что-то случилось?
— Если не заняты, пойдёмте со мной, выделю вам орудия производства, — предложил Степан Григорьевич. — Я завтра с утра в район, а вам тут работать с архаровцами. Инструмента не будет, пиши пропало, ничего делать не будут, паразиты.
Завхоз выжидательно на меня уставился.
— Как скажете, Степан Григорьевич. Но, может, зря вы так про ребят? Десятый класс всё-таки, взрослые, ответственные…
— Кто? Олькины шалопаи? — изумился завхоз с забавной фамилией Борода. — Сбегут, как пить дать, сбегут. Если инструменты сразу в руки не всучить. Самые шалопаи и есть. Особенно пацаны. Девочки те да, порядочные, хорошие девочки. Ответственные, хозяйственные, исполнительные. Нинка Новикова с Дашкой Светловой медалистки. Пашка Барыкин тоже. Остальные так, ни рыба, ни мясо. Хулиганьё, — завхоз хотел сплюнуть, но вспомнил что он в школе, и воздержался.
— Прям-таки хулиганьё? — не удержался я от подначивания.
— Ну, сам посуди, Егор Александрович… — хмыкнул завхоз. — Вовка Свирюгин, Федька Швец, Горка Волков…
— Горка? — удивился я. — Это что ж за имя такое интересное.
— Горка? Обычное имя. А, вон вы про что, — кивнул завхоз. — Егор он, по паспорту.
— И что с ними не так?
— Курят, паршивцы, — сдал пацанов Степан Григорьевич. — Ладно б за школой, так за углом мастерской курят, паразиты! — возмущённо засопел завхоз.
— Беседу проведу. Только сомневаюсь, что беседа о вреде курения как-то поможет изменить точку зрения на эту пагубную привычку, — хмыкнул я.
— Чего изменить? — завхоз покосился на меня с подозрением.
— Курить не бросят, хоть кол на голове теши.
— Это точно, — согласился завхоз. — Но ведь паразиты, пацанятам бэчики продают! Нехорошо!
— Нехорошо. Почём торгуют?
— Копейка. И ведь покупают, шельмецы. А потом тошнит, с уроков бегут, — посетовал Степан Григорьевич. — С проверочных работ, хитрецы мелкие. Пришли.
К этому моменту мы спустились со второго этажа, прошли через весь коридор первого, зашли в какой-то аппендикс, где находилась одна-единственная дверь с надписью «Лаборантская». Завхоз достал из кармана внушительную связку ключей, в один момент отыскал нужный и отпер навесной замок.
— Тута у меня склад, — пояснил Степан Григорьевич, сделал шаг и отодвинул занавеску справа от входа.
Узкий длинный кабинетик с одним больши́м окном. По стенам полки, возле окна старая школьная парта. И всё выкрашено в синий цвет, в несколько слоёв. На полки чья-то заботливая рука настелила газеты, на них стояли какие-то древние приборы, колбы, колбочки, химические реактивы, закрытые коробки, едва уловимый мышиный запах.
Я удивился, когда понял, что на полках чисто, нет следов мышиных походов. Потом увидел мышеловки, расставленные по всем углам и возможным маршрутам. Степан Григорьевич ответственно относился к своему хозяйству.
— Так, вот, держите, Егор Александрович. Под вашу ответственность, — строго сказал завхоз, выбираясь из-за занавески с коробкой кистей, двумя валиками, одной шваброй и ведром.
Всё это Борода передал мне с таким лицом, словно это вещи из Алмазного фонда, не меньше. И хозяйственник не уверен, что их можно доверять какому-то молодому оболтусу, в смысле, специалисту.
— А вы, Егор Александрович, руками-то работать умеете? — вытащив с полки баночку коричневой краски, вдруг поинтересовался Степан Григорьевич. — В столице, чай, сами-то ничего не делаете? Людей нанимаете?
— Кто как, — пожал я плечами. — Я, товарищ Борода, в армии служил, мне там быстро любовь к общественному труду привили.
— И то верно, — просиял завхоз, запамятовавший о таком полезном и важном факте моей биографии. — Краски на пол хватит. Но ты всё равно экономь, — приказал Борода. — Это — соляра. Покрасите, кисти сюда сунешь, мне отдашь. Я после обеда буду, заберу. Понял?
— Понял, — кивнул я, прикидывая, куда приткнуть небольшую жестянку, чтобы не упала.
— Это ведро, — серьёзно заявил Степна Григорьевич, в очередной раз вынырнув из-за занавески.
Похоже, у него там дверь в третье измерение и прямо в хозяйственный магазин.
— Тряпка для пола. Полы-то мыть умеешь? В армии научили? — добродушно ухмыльнулся. Шутку я оценил, улыбнулся и ответил:
— Первое место по мытью полов и чистке картошки.
— Вот это по-нашему, — хохотнул завхоз, оглядел выданные богатства и велел. — Тащи-ка ты, Егор Александрович, всё в кабинет. Потом приходи за шваброй.
— Как скажете, Степан Григорьевич, — покладисто согласился я.
В кабинете я сложил добычу в углу возле входа и вернулся к завхозу.
— Швабра отменяется, помощь нужна, — заявил фронтовик и выжидательно на меня уставился.