— Вася, что ты творишь! Вася! Не надо! — запричитала женщина, кинувшись к мужу.
— А, ну цыц, баба! Знай своё место! — рявкнул Василий, отталкивая женщину. — Барбос! Ох!…… Ты чё, учитель, офонарел⁈ — заревел мужик и кинулся на меня.
Глава 13
— Вася! Вася!
— Василий, просыпайтесь, — легонько похлопывая мужика по щекам, расстроенно повторял я.
Ну, надо же такому случиться. Эх, Сан Саныч, теперь уже Егора Саныч, что же ты так не аккуратно! Сдерживать надо рефлексы, дорогой товарищ Зверев. А то так недалеко и до попадания в милицию.
— Серафима Юрьевна, принесите водички, пожалуйста. Вы уж простите, что так вышло, — извиняющим тоном сказал я, глядя на расстроенную женщину.
Всё случилось одномоментно. Когда Василий Свирюгин второй раз оттолкнул собственную жену, ладонью в лицо, а потом попёр на меня буром, размахивая кулаками, я отступил в сторону. Свирюгин пролетел мимо меня, споткнулся, упал, озверел ещё больше, с трудом поднялся и опять полез в драку. На этот раз мужик держал в руках полено. Вытащил его Василий из кучи, наваленной рядом с берёзой. Тут-то и сработали рефлексы: то ли у меня, то ли у Егора, поди, разберись, когда мы с ним теперь оно целое.
Ударил я его несильно, но Свирюгину хватило, он и так на ногах крепко не стоял. Да и какой из него боец? Досадно, что жену напугал своим поступком. Хотя, как по мне, за такое к участковому надо. Похоже, поколачивает Василий своих родных. Женщина даже не удивилась тычку, который он ей отвесил.
— Держите, — неслышно ступая, передо мной появилась Серафима Юрьевна. Обычно так ходят те, кто боится разбудить домашнее чудовище, которое спит похмельным сном.
— Спасибо, — я взял стакан и, недолго думая, опрокинул его содержимое на помятое лицо Свирюгина.
— Хр-р-р… Фимка……… — мужик открыл глаза и попытался подняться.
Но не тут-то было. Падая, он хорошо приложился головой о землю, да и хмель ещё не выветрился. То ли вчерашний заиграл, подпитанный бутылкой пива, то ли сегодня с утра уже где-то добавил.
— Очнулся? — поинтересовался я.
— Учитель… С-с-ука… — просипел болезный.
— Вася! — охнула Серафима Юрьевна.
— Вот что я тебе скажу, Василий, заканчивай пить и жену бить.
— Да пошёл ты, — пробурчал Свирюгин, делая очередную попытку подняться.
Я протянул руку, желая помочь, но пьяница оттолкнул мою ладонь, завозился в пыли и через какое-то время поднялся на ноги. Глядя на меня исподлобья, мужик размышлял, ударить, или не ударить. После недолгих раздумий Василий решил этого не делать. Оттолкнул жену, которая помогала ему, развернулся и направился к дому.
Серафима Юрьевна дёрнулась было за ним, но я её остановил.
— Простите ещё раз, — развёл руками.
— Ничего-ничего, — вздохнула женщина, наблюдая за тем, как муж прошёл мимо крыльца, подошёл к будке, опустился на корточки и начал жаловаться собаке на жизнь. Из деревянного сооружения на его первый окрик вылезла рыжая дворняга средних размеров. Смачно зевнула, ткнулась лобастой головой в хозяйское колено, требуя ласки, и завиляла хвостом.
— И давно он пьёт? — негромко поинтересовался у Свирюгиной.
— Да он и не пьёт почти, — начала оправдываться женщина. — Пиво разве что, да по выходным с мужиками… как все… и по праздникам, — вздохнула, отводя глаза. — Отец у него помер, вот и…
— Давно? — уточнил я.
— Так лет пять, как схоронили, — женщина неловко переступила с ноги на ногу. — Товарищ учитель, Володя что-то натворил? — тихим голосом спросила Серафима Юрьевна и подняла на меня глаза, полные тревоги.
— Нет, что вы, не переживайте так, — как можно мягче произнёс я, успокаивая несчастную. — Меня зовут Егор Александрович. Я новый классный руководитель вашего сына. Вот, решил познакомиться со всеми своими учениками в домашней обстановке, — улыбнулся я.
— Ну да… Оленька-то наша Николаевна нескоро выйдет.
Женский голос наполнился теплом и сочувствием, лицо Свирюгиной преобразилось, стало мягче, женственней, морщинки словно попрятались от светлой улыбки. Внезапно я увидел, насколько красива и ещё достаточно молода Серафима Юрьевна, но это мгновение длилось недолго. Женское лицо потухло, как будто кто-то невидимый враз выключил светильник, обесточивая и глаза, и губы.
— Вы уже простите нас, Егор Александрович… — забормотала женщина.
— Не стоит, Серафима Юрьевна, — мягко остановил я ненужные извинения. — Володи, как я понимаю, дома нет?
— Нет его, на работе он, — Свирюгина тревожно заглядывала мне в лицо, ожидая то ли упрёков, то ли скандала. — Работает он, с мужиками в поле… — пояснила она. — Вы скажите, чего надо, я сыну передам.
— У десятого класса началась трудовая практика. Передайте Володе, что завтра к восьми утра ему нужно быть в школе в рабочей одежде. Будем класс приводить в порядок к первому сентября.
— Хорошо, хорошо, — закивала Серафима Юрьевна. — Я передам, вы не беспокойтесь, Егор Юрьевич, Володя придёт, обязательно придёт. Уж я прослежу.
— Спасибо вам, — я заколебался, размышляя на тему старшего Свирюгина, но после короткого спора с самим собой решил пока не лезть в это семейное дело. Но Василия Васильевича взял на заметку. Этого дебошира надо привести в чувство. Отчего-то я был уверен, хозяин поколачивает не только жену, но и сына. Как бы чего дурного не приключилось.
— Спасибо, Серафима Юрьевна, — поблагодарил я. — Значит, завтра в восемь.
— Да-да, я передам. До свидания, — попрощалась со мной женщина, дождалась, когда я отойду от калитки, и поспешила к мужу. Свирюгин так и сидел возле будки, обнимая рыжего пса и время от времени прикладываясь к бутылке пива.
Только когда я отошёл от дома Свирюгиных, сообразил, что забыл утонить, как пройти к следующему ученику. Оглянулся на зелёный забор, поколебался, но решил не возвращаться. Язык до Киева доведёт, а я в небольшом селе, в котором все друг друга знают, думаюю в помощи не откажут. Беда всех сельских поселений — отсутствие названия улиц. Номера на домах имеются, а какая улица непонятно.
Так, Свирюгины живут на улице Центральной в доме под номером двадцать семь. Следующий хулиган, если верить завхозу товарищу Бороде, проживает на улице Заречной. Внимательно изучив список в очередной раз, обнаружил, что на Центральной живут ещё несколько ребят, про которых Степан Григорьевич мне ничего не рассказывал. Скорей всего, они у него прошли под кодовым названием «ни рыба ни мясо».
Решено, закончу с этой частью села, затем буду искать Заречную. Логично предположил, что эта часть населённого пункта находится недалеко от речки. Заодно и выясню, где можно рыбу ловить, а где купаться.
Прикинув по ближайшим номерам домов, куда идти, развернулся и зашагал мимо дома Свирюгиных в другую сторону, на поиски Лены Верещагиной и Петра Савельнева. Девочка проживала по улице Центральной, пять, а парень в доме номер два. Кинул взгляд, пытаясь сообразить, где начало, а где конец главного сельского проспекта, если судить по названию, но ни конца, ни края не увидел. Значит, всё-таки сегодня у меня импровизированная экскурсия по Жеребцову.
Припекало. Я пожалел, что у Егора не нашлось какой-нибудь кепки, пришлась бы кстати. Снял пиджак, перекинул через руку и бодро зашагал на встречу с ученицей, надеясь, что застану кого-нибудь дома. Обед стремительно заканчивался, началась рабочая неделя. Взрослые точно все на работе, а вот дети… Где десятиклассники?
Володя Свирюгин где-то подрабатывает. Не удивлюсь, если остальные ребята и девочки тоже трудятся в совхозе. В советское время это была нормальная практика. В совхозе круглый год работы хватает. А летом так и вовсе можно трудиться от рассвета до заката. Ребят брали на молочные фермы, на прополку и полив, осенью отправляли на уборку урожая. Причём привлекали не только сельских школьников, но и городских учеников.
Хмыкнул про себя, представив, какой вой поднимется, если объявить современным детям из будущего о том, что в сентябре их отправят на сбор помидоров вместо уроков. Причём первыми поднимут бучу родители: как так, эксплуатация детского труда. Включая тех достаточно молодых бабушек, которые сами с удовольствием на законных основаниях прогуливали уроки с помощью сельскохозяйственного труда. Как же, бедное дитятко перетрудится, ему же учиться надо, у него ЕГЭ с ОГЭ и репетиторы.
Один момент только мне непонятен: если десятиклассники работали, почему это не засчитывалось как трудовая практика? С другой стороны, привести класс в порядок — тоже нужное дело. Разберёмся.
Я шагал по пыльной сельской дороге, размышляя, сравнивая, анализируя. В какой-то момент снова задумался, отчего именно со мной приключился вот такой казус с переносом на много лет назад, в чужое молодое тело? Чем заслужил? Награда это или наказание за какие-то мои проступки за долгую жизнь?
Опять мелькнула мысль, что всё это — бред умирающего от нехватки кислорода мозга, но я её отмахнул, как несущественную. Слишком всё происходящее вокруг меня было натуральным, что ли, обыденным, правдоподобным. Живым, я бы сказал.
За свою жизнь я вывел для себя несколько правил: не убей, не укради, не предавай, люби Родину, говори правду в глаза, с подлецами не имей дел, товарища в беде не бросай. С первым пунктом, к сожалению, мне не повезло. Но тут уж ничего не поделаешь, профессия такая, приходилось и не раз. Тут, как говорится, либо ты противника, либо враг тебя.
А вот день сегодняшней определённости пока не приносил. Вот кто я такой? Был Александром Александровичем Барыкиным, военным пенсионером с активной жизненной позицией, собственным домом и садом, с самоваром и хорошей домашней библиотекой.
А кем стал? Егором Александровичем Зверевым, выпускником педагогического института, учителем географии, по совместительству определённого в ботаники, зоологи и анатомики. Или анатомы? Один чёрт.
Вопрос в другом: что мне со всем этим делать сейчас? Оттрубить положенные три года по распределению, уехать из села Жеребцова обратно в Москву, поступить в военное училище и снова выбрать путь военного? Так в двадцать восемь меня и не примут уже, скорей всего. Да и хочу ли я снова шагать в сапогах, хоронить парней, держать в руках оружие и в конце жизненного пути остаться бобылём?