Богатырь физрук, стянув рубашку с широких плеч, аккуратно застирывал пятно, чертыхаясь сквозь зубы. Я хотел было окликнуть и пошутить, но заметил, что Гриша ведет себя как-то странно. То и дело косится на фасад ближайшего к колонке дома.
«Что там может быть? — мелькнула мысль. — Неужто баба голая?» — хмыкнул про себя и двинулся к физруку, поглядывая на любопытный дом. Баба оказалась не голой, и вовсе даже не бабой, а миниатюрной девушкой. Девчонка в свободной рубашке и трениках, закатанных до колен, намывала окна дома, стоя на табуретке. Со стороны улицы хозяюшку не увидишь, стояла она во дворе, надраивая стекла, которые выходили на дорожку от калитки к крыльцу.
Вот на нее-то и пялился наш товарищ физрук. Теперь понятно, почему товарищ Борода не захотел застирывать рубашку в школьном умывальнике, а потопал на колонку.
Похоже, запал наш Григорий на красотку. «М-да… противоположности сходятся, -усмехнулся я. — Толстый и тонкий, высокий и маленький. Девчонка ему едва до груди дотянется». Был у меня друг баскетболист, высоченный под два метра ростом, так вот он меня уверял, что баскетболисты предпочитают не своих коллег-девушек, высоких, крупных, им под стать. А вот таких вот миниатюрных пигалиц.
Гриша медленно и тщательно застирывал рубашку, шумно фыркал, незатейливо ругался приличными словами: «Вот зараза», «да чтоб тебя», «ну елы-палы». И все время косился на девушку. Пигалица усердно делал вид, что совершенно не заинтересована в том, что происходит на улице возле ее двора. И продолжала тщательно натирать окна газетой, лучезарно улыбаясь и напевая себе под нос песенку:
'Первая волна — еще не волна,
Шторм придет, погоди.
Первая любовь — светла и грустна,
Что там ждет впереди…
Море позовет и мне пропоет
Свой заветный мотив.
Первая любовь придет и уйдет,
Как прилив и отлив'.
Похоже, здесь намечается нечто серьезное. Интересно, сколько они вот так друг друга мурыжат? А подойти, похоже, стесняются. Точнее, по нынешним временам девушке на селе к парню подойти — это все равно что, ну не знаю, клеймо гулящей на себя добровольно поставить, что ли. А этот увалень… Я покосился на вздыхающего и сопящего Григория. А этот увалень сам первый пригласить на прогулку стесняется.
М-да, Саныч… Я мысленно чертыхнулся. Может меня сюда купидоном на полставки отправили? Чтобы, так сказать, история повернулась и пошла по-другому пути? Потому что кто-то из будущих детей этих стеснительных товарищей должен стать великим изобретателем ил ученым, что прославит Советский Союз? В той истории не получилось, вот меня сюда и пихнули на помощь. Чтобы в этой временной ветке все пошло по плану?
Честное слово, не село, а брачное агентство какое-то. Только сваха сбежала, руководить некому. Не выдержала, так сказать, неуемной стеснительности и глупости клиентов.
— Здорово! — громко поздоровался. — Ты как тут? О, брат, да ты решил глобальную стирку устроить, — хмыкнул я, глядя на полностью мокрую рубашку. — И как ты теперь в школу пойдешь?
— Вот жеж… ешкина мышь, — выругался Григорий, обнаружив вместо сухой рубашки с мокрым пятном, полностью мокрую одежду без единого сухого кусочка.
— Любишь? — улыбнулся я.
— Кого? — Григорий вздрогнул всем телом и отпрянул от меня, как черт от ладана.
— Любишь, говорю, стиркой заниматься? — продолжил я, наблюдая за тем, как стремительно багровеют щеки богатыря. — А я вот нет. Эх, Григорий Степанович, повезет же кому-то с тобой, — радостно и чуть громче положенного, воскликнул я.
— Чего это? — недоверчиво косясь то на меня, то на девушку за забором, пробурчал Гриша. — Кому это?
С моего места я отлично мог наблюдать и за лицом физрука, и за девчушкой. Которая продолжала делать вид, что происходящее на улице ее совершенно не интересует, но при этом петь хозяюшка перестала. Даже окно драила без азарта, чтобы бумага не скрипела и не мешала подслушивать.
— Кому, кому… Жене будущей, — продолжал я радовать слушательницу. — И всем ты хорош, Гриша, и силен, и умен, и вон по хозяйству молодец, сам вещи свои стираешь. Одно плохо… — огорченно цокнул языком.
— Чего? — буркнул Борода, настороженно зыркая на меня из-под нахмуренных бровей.
— Того… Уж больно стеснительный ты, Григорий Степаныч. Так всех лучших девушек разберут, пока ты на колонке… стирать будешь, — добродушно пояснил я. — Действовать нужно, товарищ! Действовать! А не… глаза мозолить, — чуть понизив голос, выдал я ошарашенному Грише. — Смотри, или сам косоглазие заработаешь, или девчонка голову свернет, на тебя глядючи. Чего тормозишь? На танцы, что ли, пригласи. Или вы незнакомы?
— Чего? Да иди ты!.. — фыркнул Гриша, когда до него дошел смысл моих реей. — Знакомы… В одной школе учились… Я в старших, она в младших классах… Неудобно жеж… Что люди скажут. Старый я для нее.
Григорий тяжело вздохнул, кинул последний взгляд на красавицу за забором, решительным жестом выжал рубашку, натянул на себя мокрую ткань, развернулся и зашагал к школе.
Эх, Гриша, это ты еще старых женихов не видал. По-настоящему старых, даже древних. И их молодых жен, только-только из-за школьной парты. А эта красотка, похоже, уже студентка, явно не сразу из-за школьной скамьи.
— До свидания, — крикнул я. — Хорошего денечка.
Пигалица смущенно улыбнулась, но помахала в ответ ладошкой. Спрыгнула с табуретки, подхватила газеты, стул и скрылась в доме. Я едва не расхохотался вслух. Нет, ну вот надо же быть таким олухом! Девчонка увидела его в окошко и быстро сориентировалась! А этот… увалень, даже не понял, что идеально чистые окна вышли мыть только за-ради него.
Тут и слепому понятно: таможня дает добро. Но у Григория, похоже, совершенно нет опыта общения с противоположным полом. Как там отец говорил про него? Добродушный чересчур, вертят им как хотят? Не удивлюсь, если Гриша однажды обжегся так сильно, что теперь на воду дует, а красоток обходит третьей дорогой. Разве что вот… любуется тайком. Не больше.
— Гриш, а Гриш, — начал я издалека.
— Чего тебе? — буркнул Григорий, изо всех сил сдерживая желание обернуться. При этом видно было за мое «до свидание» парень сердится, сопит и молчит.
— Да обернись ты уже, попрощайся! — не выдержал я. — А еще лучше пойти пригласи на танцы. Ведь есть же на селе танцы? Ну, в клубе там, или в Доме культуры?
— Ты дурак? — буркнул Григорий.
— Вот сейчас не понял, — холодно произнес я.
— Извини… не хотел, — младший Борода смутился, остановился, посмотрел прямо в глаза.- Вырвалось… — и снова тяжкий вздох. — Сказал же: я её старше. Намного. Она вон в институте учится в Новосибирске. Домой только на каникулы приезжает, да на праздники. Да летом, родителям помочь.
— И что? — не понял я.
— И все, — понурился Григорий. — У нас не так, как у вас. Не поймут… что про нее подумают? Учитель и ученица…
— Она разве в школе учится? — уточнил я.
— Говорю же, в институте, — Григорий покосился на меня. — Ну… я же был у нее учителем… Недолго… — в глазах парня мелькнуло сожаление.
— Вот! — терпеливо продолжи я. — А сейчас, Григорий Степанович, слушай меня внимательно. Остановись, — приказал парню.
— Ты чего, Егор? — Борода притормозил и хмуро на меня зыркнул.
— Теперь развернись, подними правую руку и помаши девушке, и крикни внятно и с улыбкой: «До свидания!»
— Не буду… — замотал головой Гриша.
— А ведь девушка ждет, — подначил я.
Девчонка и в самом деле словно ждала чего-то, подошла и встала в открытом проеме калитки.
— Не могу… Неправильно это… — забормотал физрук.
— Неправильно, Гриша, это… — «когда мужик мужика любит», чуть не ляпнул я, но вовремя остановился.- Неправильно — это когда двое симпатичны друг другу, но растрачивают жизнь на дурацкие правила и ограничения. Ты ведь даже не знаешь, может, у вас и не сложится ничего. Может, она дура набитая.
— Она не дура! — враз вспыхнул Григорий.
— Тихо, не шебурши, — успокоил я. — Это образно. Вдруг начнешь с ней общаться, и поймешь — не твоя. Но чтобы понять, что нужно? — настойчиво поинтересовался у парня.
— Ну… Уроки учить, — хмыкнул Григорий.
— Молоток! — хлопнул физрука по плечу. — Но уроки оставим школьникам. А нам, взрослым мужикам, надо с девушками общаться, цветы дарить на танцы приглашать. Чтобы не пропустить ту самую, единственную Чтобы понять, наша или мимо проходящая.
— Все равно не могу.
— Ну и дурак, — в сердцах выдал я. — Извини… Хотя нет… Свои слова возьму обратно, когда докажешь, что ты мужчина, а не трясущийся пятиклассник. Ему девочка нравится, вот он ее за косички дергает. Так и ты. Девушка тебе нравится, а ты, вместо того, что бы поговорить, рубашки пачкаешь и под окнами стирку устраиваешь. А если бы колонка стояла в другом месте? Что тогда?
Я замолчал, краем глаза поглядывая в сторону пигалицы. Девушка продолжала торчать за двором, дела вид, что оглядывает палисадник, при этом то и дело незаметно поворачивала голову в нашу сторону.
— Ну? Решился? — грубо подтолкнул я. — До свидания, и взмах рукой. Быстро.
Гриша глубоко вздохнул, стиснул зубы и взмахнул рукой.
— Катерина… до свидания! — рявкнул он, развернулся торопливо зашагал в школу.
— До свидания, Григорий… — мне показалось, что девушка хотела добавить «Степанович», я машинально качнул головой, на расстоянии умоляя этого не делать. К моей радости, девчонка то ли поняла мой посыл, то ли сама сообразила. Рокового слова не прозвучало.
От Катиного голоса Григорий вздрогнул, на секунду сбился с шага, неловко обернулся, снова взмахнул рукой и торопливо скрылся в школьном дворе.
Я коварно улыбнулся и пошёл догонять влюблённого товарища.
— Гриш, а, Гриш… — окликнул я физрука. — Да погоди ты…
— Чего тебе? — буркнул красный как помидор Григорий Степанович.
— Я тут одну штуку придумал. Нужна твоя помощь. Поможешь?
— Ну… помогу, если надо, — пожал плечами Борода-младший. — Чего хотел?