А вот у Леньки Голубева мамка не сильно гостей привечает, потому что батька сильно пьющий. А кто сейчас не пьет? Поэтому когда друганы приходят к Леньке во двор, то собираются на военный совет в сарае. Это если батя с работы придет на своих двоих, и спать ляжет. А если примется колобродить, то Ленька и сам со двора уходил к деду с бабкой. Они у него хоть и старенькие, да свое хозяйство все еще держат. Живут на окраине села в небольшом деревянном домишке.
Уж сколько пацаны говорили другу, мол, переходи жить к бабке с дедом, там и спокойнее и батька не достанет. Дед зятя сильно недолюбливал, об это все на селе знали. Потому если Ленька попросится в дом к старикам, они с радостью согласятся. И внук рядом, и сами под приглядом.
Хотя бабу Фросю, несмотря на почтенный возраст, сложно представить в ситуации, когда за ней надобно приглядывать. Такая сама кого хошь отоварит поленом вдоль хребта, ежели что не по её приключится.
Но Ленька отказывался, говорил, что не может мать один на один с батей оставить. Впрочем, батя у Леньки был вроде как и не настоящий, а отчим. Настоящий в городе сгинул, на заработках. Мамка Леньки долго горевала, да все же вышла замуж за тракториста. Одной-то трудно пацана поднимать.
Потом у Леньки братишка младший народился. Только не повезло пацаненку, скончался по зиме. Заболел чем-то, сильно заболел и как-то враз помер. Даже врачи спасти не смогли. Говорят, что-то уже больно страшное и скоротечное случилось. Мальчишки в том не разбирались, но со слов взрослых знали, что сгорел сынишка младший у Голубевых за три месяца А отчего и почему пацаны и не спрашивали. Друга поддержали — это главное.
Вот с тех пор отчим у Леньки и запил по-черному. Уж сколько ей отец с матерью говорили: уходи, но Ленькина мамка отказывалась разводиться и возвращаться в отчий дом. Стыдно это, разведенкой-то жить. Да и кто за мужем непутёвым присмотрит, пропадет ведь. Так объясняла мамка Витька Заречного.
Ну а Ленькино решение мать не бросать пацаны сильно уважали. Мамка — это святое, за мамку и за Родину наши фашистов били. Ну и за Сталина, конечно. Но Родина — она же как мать, поэтому пацаны твердо поклялись матерей своих в обиду, да и ничьих тоже.
А девчонок иногда и погонять можно. А то чего они носы задирают и шушукаются по углам. Да еще и прогоняют, не делятся секретами.
— И чего придумал? — первым поинтересовался Витька.
— Салют! — с горящими глазами выдохнул Ленька, плюхаясь на полено в шалаше, который пацаны соорудили в самом дальнем углу за двором у Борьки Усатого. Усатый — это фамилия у Борьки такая. По солидному друганы называли Борьку Усач.
— Чего за салют?
— Какой еще салют?
— Так деньги надобно! Он, знаешь, сколько стоит! — заговорили мальчишки, перебивая друг друга. Но слово, сказанное вечным заводилой компании семиклассников, уже поселилось в юных умах, фантазия заработала и понеслась вскачь.
— Денег не надо. И вовсе не дорого, — заверил парней Ленька. — Я все продумал. Верное дело, сами соорудим!
— Да из чего? Пороха нет, а из чего пулять-то? — выдвинул последний аргумент Ванька Коновалов.
— Мне дед верный рецепт рассказал, — горделиво выдал Ленька.
— Прям-таки дед? А ремня сразу не выписал? — засомневался Витька.
Витька он всегда до последнего сомневался во всех приключениях. Но друганы за это на него не обижались. Своими сомнениями Витька только пользу приносил. Мальчишки, выдвигая раз за разом контраргументы против Витькиных возражений, улучшили план нового приключения, углубляли и расширяли.
Правда, отчего-то родители все равно потом наказывали дружную компанию. Но это ж взрослые, с ними всегда так. У них одно на уме: хорошо учись и поведение соблюдай. А жить-то когда? Школу закончишь и все, жизнь закончилась. Там или опять учись, или на работу ступай. Все веселье мимо и проходит. А потом еще и женись.
Пацаны поклялись друг другу, что ни за что и никогда не женятся. Все беды от девчонок. Вечно они не вовремя сунут нос в пацанские дела, и наябедничают взрослым. Поклялись друганы по-настоящему, как в книгах про настоящую дружбу. На крови.
За резаные ладони товарищам от родителей попало, но мальчишки страшную клятву не выдали, стояли горой, молчали. Впрочем, родители не слишком вникали, отчего это у веселой пятерки друзей-товарищей вдруг появились совершенно одинаковые раны. Честно говоря, про порезы никто бы и не узнал, но раны пришлось бинтовать, вот родители и заметили бы.
— Слушай сюда, мужики, — велел Ленька и полез в карман. — Вот чего добыл! — Голубев с гордостью оглядел товарищей, блестя глазами от предвкушения.
— Это чего такое? — осторожно потрогав пальцем странные бесцветные кристаллы, поинтересовался Витька.
— Селитра!
— И зачем она? — с сомнением уточнил Ванька.
— Чтобы салют делать, — выпалил Ленька. — Ясно же.
— Это как? — разом спросили друганы.
— А вот как! Надо еще березовый уголь раздобыть и серу, — Ленька подумал, подумал и добавил. — Для пущей удачи еще спичечных головок добавим, чтобы наверняка.
— За спички батя ремнем отходит, — с сомнением покачал головой Витька.
— Да всего-то коробочек один и надо. Каждый возьмет по десять штук, лучше по пятнадцать, и никто не заметит, — заверил Ленька
— Ну, если по десять, тогда ладно, — кивнул Витька. — Ну а дальше чего?
— А того! Смешаем, скатаем ракетки и запалим на День учителя. Устроим нашим учителям самый настоящий салют! Ну а что, праздник же! Как на День Победы! — азартно размахивая руками, Ленька в красках поведал друганам свою задумку.
— Так то День Победы… — снова засомневался Витька. — А учителям чего?
— А что наши не воевали, что ли? — возмутился Борька.
— Вон трудовик и вовсе без ноги! Учитель же.
— Ну так он жеж воевал… А Григорий Степанович, к примеру, нет. И как быть? — протянул Витька.
— Да вот так! — Ленька стукнул себя по коленке кулаком. — На День Победы оно ведь как?
— Как? — хором спросила компашка.
— А вот как! Салют для всех. Воевал, не воевал, а для всех! Потому праздник же! Все достойны! Они вон для нас чего! А мы что им, салют не можем?
— А чего они для нас-то? — насупился Витька, который на той неделе схлопотал пару за домашку по русскому языку. — Мне, знаешь, как от батьки влетело. А ведь я просил, а она… Кабы не поставила, так и чего, — пожаловался Воробьев на Тамару Игнатьевну
— Сам виноват! И вообще. Я тебе говорил: сделай. Не сделал — получил!
— Хоть бы и списал! — поддержал главаря Ванька. — Тебе Лидка предлагала. Чего не списал?
— Да ну ее, — отмахнулся Витька. — Потом портфель домой тащи, провожай. Оно мне надо?
— А…
— А Илюшка болел тогда, — не дал Витька договорить товарищу.
— Ого.
— Ну дает Лидка.
— Ты молоток, Витька!
Раздались голоса друзей в поддержку Витькиного смелого решения. Витька довольно заулыбался, выпрямился и глянул гоголем: мол, клятву помню и решения своего не поменяю. Нет дружбе с девчонками. А то сначала портфель, а там за одной партой рядом, после школы и вовсе в одно училище. Не успеешь оглянуться, в мужья запишут.
— Это да, с Лидкой поосторожней. Она на тебя давно глаз положила! — авторитетно заявил Ванька, у которого имелся старший брат, потому в вопросах дружбы между мальчиками и девочками Иван Мальков слыл самым подкованным. И остерегал друзей от коварства девчонок, поясняя их девчачьи хитрости.
— Ну, так чего салют-то? — Ленька нетерпеливо вернулся к важной теме.
— Ну, салют — это здорово.
— Ни у кого не будет, а у нас будет!
— А это не опасно?
— Ерунда, я сто раз такое делал!
— Врешь ты все!
— А вот и не вру!
— А чего еще надо?
— Слушай, а салют как в Москве будет?
— Лучше! –заверил друганов Ленька.
Товарищи по очереди трогали бесцветные кристаллы и задавали Леньке вопросы. Голубев терпеливо отвечал, попутно объясняя инструкцию, которую обманом выманил из деда.
— А уголья березовые где возьмем? — внезапно поинтересовался Витька. — Сам же сказал: толчённые березовые угли.
— А я знаю. Возле речки ветку у березы сломало.
— Это где? — поинтересовался Ленька.
— Ну как к старшакам на поляну топать, так и справа недалеко от берега. Я покажу, — заверил Ванька.
— Ну вот, Витька, а ты говоришь! Напилим, костер запалим, потом уголья-то соберем и растопчем. И все дела, — заверил Ленька друзей.
— Верное дело говорит! — загалдели пацаны.
— А засовывать куда будем? — уточнил Витька.
— Чего засовывать? — удивился Ленька.
— Ну, так эти… ингредиенты… — выдал умное слово Витька.
Витька всегда отличался умом и знанием большого количества странных умных слов, порой странных.
— Чего? — изумился Ленька.
— Ну… все эти шутки порох там… тьфу ты, селитру, и уголь и чего там еще?
— Серу, — подсказал Ванька.
— Ага, ее самую. Во что засыпать-то? Мы же не просто так, у нас салют, понимать надо. Чтоб красиво и вот… — Витька развел руками от избытка чувств.
Пацаны согласно закивали и задумались.
— А чего ее сувать, — неуверенно пробормотал Ленька. — Мы это… фитиль соорудим, и слепим вокруг и все дела.
— А слепится? — недоверчиво уточнил Борька.
— Деда сказал, оно само, как говно к рукам прилипнет, — выпалили Ленька. — Ну это… как глина, скомкал и все. Главное, фитиль.
— А фитиль из чего? — продолжила допытываться Витька.
— Так понятно с чего, тряпку скрутим и готово.
— Не-е-е-е…. — запротестовал Борька. — Тряпка ерунда. Надо марлю или бинт! Лучше бинт. Широкий, — выдал резолюцию Логунов.
— И где ее взять? — спросил Илюшка Боровкин, самый маленький по росту и самый тихий из всей компании.
Как он прибился к компании любознательных, чуть хулиганистых пацанов, никто из учителей не мог понять. И не в том дело, что Илюша, сдружившись с компанией Голубева, стал хуже учиться или двойки получать. Нет, Боровкин как был отличником так, им и остался. И характер у мальчика, мягкий и добрый, ни разу не изменился. Вопрос в том, как Илюшку, такого мягкого, доброго, большого любителя читать, приняли в свою компанию озорников мальчишки седьмого класса. Даром что одноклассник, но по темпераменту голубевским вовсе не подходил.