— Ну… плохо входит… нога распухла… — пожаловалась Лиза, бросив на меня короткий взгляд.
Не заметив во мне сочувствия, актриса вздохнула и принялась медленно и осторожно просовывать ступню в галошу, прикусив губу, всем своим видом изображая страдания и боль. Ну и огорчение от моего бесчувственного поведения.
— Готова?
— Готова. Помоги, пожалуйста, Егор, — попросила жалобно Лиза, протягивая мне руку.
— Давай, — согласился и рывком поднял Баринову с кровати. — Стой. Держись. Обопрись на костыль.
— Я не умею, — растеряно взяв палку в руки, Лиза повертела импровизированную трость.
— Тут ничего сложного, — заверил я девушку, прекрасно понимая, что столичная штучка тянет время — Берешь в руку, на здоровую ногу делаешь упор. На… хм… ушибленную опираешься послабже. Вместо этого делаешь упор на палку. Ясно?
— Да, — кивнула головой Баринова. — Попробую, только ты меня держи, вдруг я упаду.
— Лиза, — процедил я недовольным тоном — Кажется, ты очень-очень хотела в туалет, — передразнил девушку.
— Егор, — и снова чёртовы слезы. — Но я правда не умею.
— Да чтоб тебя, — рявкнул я, выхватил из рук Бариновой костыль, отшвырнул его в сторону, наклонился, обхватил Лизавету чуть пониже мягкого места, закинул на плечо и выпрямился.
— Ай, ой, Егор! Что ты делаешь⁈ — заверещала Елизаветы, заколотив кулачками по моей спине.
Я молча шагал прочь из дома, на выход, не обращая внимания на вопли.
— Возьми меня хотя бы на руки, мне так неудобно! — взмолилась Лизавета чуть подобревшим голосом.
Но я проигнорировал предложение и продолжил молча шагать по ступенькам.
— Егор! Ну, прекрати! Егор! У меня тапочек упал. Ой, калоша свалилась… Ну, Егор! Ну, чего ты! Ты ведешь себя как… как… как неандерталец! Вот! — продолжала верещать Баринова, без устали молотя кулачками то по плечу, то по спине. — Ну, поставь меня… ай! Что ты делаешь⁈ — завопила Лиза.
— Выполняю твою просьбу. Даже две! — невозмутимо ответил я, поставив девушку на деревянный порожек возле туалета.
— Ты дурак? — вспыхнула Лиза. — Я босиком! Вот НА ЭТОМ⁈ — Баринова с ужасом огляделась вокруг. — Тут же полнейшая антисанитария! Я даже без носочков! Мне холодно! Ну, же, Егор! Немедленно унеси меня отсюда! — приказным тоном выпалила Лизавета и стукнула меня кулаком в грудь.
Вернее, попыталась, но я перехватил девичью руку и ощутимо сжал запястье.
— Ой… Что ты делаешь? Егор! Мне больно! — возмутилась Баринова, вскинув на меня сердитые глаза.
— Прекрати истерить, — медленно и отчетливо проговорил я глядя прямо в глаза Бариновой. — Достала.
— Что? — опешила Лиза.
Но в глубине глаза я заметил мелькнувший страх: Лиза явно не ожидала, что ее бывший способен на такие действия.
— Ты права, по правилам русского языка, не достал, а извлек. Так вот, — демонстративно вздохнул я, выпуская женскую руку из захвата. — Так вот, Лизавета Юрьевна, ты меня не просто достала. Ты меня извлекла окончательно. Ступай в туалет, я сейчас принесу тебе галоши, — не дав Лизавете возразить, отчеканил я. — Затем идем в дом, я снимаю с тебя компресс и делаю все, что велела доктор. После чего ты собираешь вещи, я иду к соседу за мотором и отвожу тебя на вокзал. На этом все. Больше ты здесь не появляешься от слова совсем. Ясно?
— Но Егор… — попыталась было возразить Баринова.
— Я. Все. Сказал, — отчеканил, развернулся и пошел по тропинке к дому собирать потерянные галоши. Через минуту вернулся, всучил растерянной Лизавете, которая так и стояла на туалетном порожке, позабыв и про то, что босым ногам холодно, и про то, что вокруг антисанитария, а она не в носочках.
Насчет грязи — эти Баринова приврала. Свой туалет я содержал не просто в порядке, а в идеальном порядке. И внутри, и снаружи.
— Егор! — торопливо засовывая ноги в галоши, запричитала Лизавета. — Ты невыносим! Ну, правда! Ну, подожди.
— Лиза, ты хотела в туалет. Туалет за твоей спиной. Закончишь свои дела, позовешь, провожу. А еще лучше — вот я тут оставляю палку, — с этими словами я прислонил костыль к стене туалета. — Ты самостоятельно справляешься со своими делами, выходишь, берешь костыль и топаешь к дому. Дома тебя будет ждать горячий чай и пирожки от теть Маши. Мы спокойно позавтракаем. Спокойно, — подчеркнул я. — Затем у тебя будет выбор: или я снимаю компресс сам по всем правилам, которые объяснила Оксана. Либо ты выбираешь второй шанс.
— Какой второй шанс? — вскинулась Баринова.
— Честно признаешься в том, что с ногой ты все наврала. Тогда и только тогда у нас с тобой есть шанс расстаться по-хорошему, без обид друг на друга.
— А если… — спокойным тоном поинтересовалась Лизавета, демонстративно сложив руки на груди, вскинув голову и пристально разглядывая меня возмущенным взглядом.
— А если я сниму повязку и увижу подтверждение тому факту, что ты сознательно все-таки водишь меня за нос сутки, я вышвырну тебя из дома со всеми вещами. Дальнейшая твоя судьба меня перестанет интересовать, — закончил я.
— То есть сейчас моя судьба тебя интересует? — уцепилась Баринова за последнюю фразу.
— Не в том смысле, который ты сейчас вкладываешь, — отрезал я. — Ты идешь в туалет? — не дал возможности задать Лизавете вопрос, вытекающий из моего ответа.
— Но, Егор… — Лиза попыталась продолжить разговор.
— Лиза, угомони свои таланты, будь добра. Сказано: чемодан, вокзал, Москва. Других вариантов нет. И, кстати, ты вроде очень хотела в туалет. Еще немного и уписаешься, — добродушно подначил я.
— Да ты! Ты! Ты стал просто невыносимым! — моментально вспыхнула Баринова, развернулась и влетела в деревянный домик в одну секунду, хлопнув дверью так, что конструкция могла бы и развалиться, если бы я не снес старый сортир и не установил новый крепкий короб.
— Ага, невыносимо нагл и вообще полный хам, — хмыкнул я вслед достаточно громко, чтобы некоторые не обольщались, развернулся и пошел в дом ставить чайник.
Баринова допекла меня до такой степени, что я сумел осадить моральные и душевные порывы Егора, полностью подавив остатки чужого эмоционального фона. Похоже, пришла пора окончательно расставаться с тем, кто раньше был Зверевым. Остаточные фрагменты личности раньше помогали. Но нынче начали раздражать. Вот честное слово, как с таким мягким характером, верой в добро и справедливость пацан выжил в армии? Заработал уважение и был, что называется, своим в доску парнем.
— Не понял? — удивился я, взяв в руки коробок спичек. — Черт, вчера уже был пустой, — буркнул себе под нос, доставая последнюю спичку и поджигая конфорку. — Куда делись все спички-то? — я повертел коробок в руках и выбросил в мусорное ведро.
В голове закрутились, завертелись какие-то мысли, я задумчиво смотрел на чайник, пытаясь вспомнить, что сделал со спичками, почему все-таки они так внезапно закончились.
— Спички… сера… — почему-то вспомнился салют, устроенный пацанятами-семиклассниками. — Да ну бред, — хмыкнул вслух. — Спички пацанва достала из дома, ко мне они явно тайком не пробиралась, но все-таки, куда они исчезли?
Я оглядел маленькую кухню, прикидывая, куда могли всыпаться чиркалки, причем сами по себе.
— И запах… — нахмурился я, вспоминая вчерашний вечер и странный запах серы в комнате. — Лиза похоже дьявол, — усмехнулся я. — Когда я уходил запаха не было…. Когда мы вернулись с Митричем и Оксаной, в комнате было свежо, но…
Я напряг память, припоминая вечер. Да, в комнате было свежо, но это объяснялось просто: форточку я не закрывал, когда уходил. А вот едва заметный аромат паленых спичек присутствовал. Точно! Я еще удивился, кто это на ночь глядя собирается палить костер. Потому решил, что пахнет от дядь Васи, он же всю дорогу травился своей папироской.
Я прошел в комнату и внимательно осмотрелся по сторонам. Так, расхристанная постель, в которой спала Лизавета. Вроде бы закрытые ящики стола, кажется, Баринова больше не покушалась на мои незамысловатые тайны. Форточка по-прежнему открыта. Впрочем, под таким одеялом, как у меня, можно даже зимой на улице спать в морозы, не замерзнешь. Что еще?
Я внимательно оглядел каждый угол. Что-то крутилось, вертелось в голове, но упрямая мысль не давала поймать себя за хвост. Спички, сера, коричневые головки, розжиг… Температура…
— А это здесь при чем? — изумился я, поймав последнее слово. — Температура… У Лизы температуры вроде не было… тогда почему я про нее подумал?
Засвистел чайник в импровизированный свисток, который я сделал своими руками из подручных средств. Собственно, ничего сложного тут не было. Две жестяных пробки соединил вместе, просверлил в них тонкое отверстие и свисток готов. Дешево и сердито, что называется. Зато удобно. В бытность мою молодую я столько чайников успел перевести. Когда увлекаюсь чем-то, забываю обо всем на свете, в том числе и о том, что на плите стоит чайник. Сколько выкинул за свою жизнь, пока не появился первый со свистком.
— Его-о-о-ор! — раздалось со двора.
Я скривился: весь колхоз поднимет на уши
Вот что за неугомонное вредное создание? Неужто сама дойти не может, без моей помощи? Ладно, черт с ней.
Снял чайник с плиты и пошел встречать несчастную хромоножку. Любопытно, что Лизавета решила? Дождаться, когда я сам обнаружу обман? Или все-таки сама признается за чашкой чая? «А бутерброды я так и не нарезал, — мелькнула мысль. — Ну да леший с ними. Придем — нарежу».
На порожке я остановился полюбоваться забавным зрелищем. Баринова изо всех сил хромала, шаркала по каменной дорожке великоватыми калошами.
— Егор! — увидев меня, воскликнула девушка.
— Что, опять на ручки хочешь? — не дав договорить, усмехнулся я.
Лиза вспыхнула, вскинула голову, но промолчала. Только активней зашевелила ногами, пробираясь к дому.
— Сама доковыляешь? — поинтересовался я.
— Егор! — возмутилась Баринова. — Дойду. Бесчувственный чурбан!
— Я все слышу! — хмыкнул и нырнул в дом.
Пока Лиза ковыляла потихонечку обратно, я нарезал хлеб, намазал маслом, присыпал сахаром. Любимое пирожное из моего детства. Выложил в глубокую миску пироги от теть Маши и вернулся на крыльцо.