— Егор Александрович… — со своего места председателя приподнялся директор. — Вы нарушаете протокол ведения собрания, — выдавил из себя Юрий Ильич, которому вся ситуация не доставляла удовольствия.
Собственно, мероприятие не нравилось Свиридову с самого начала. И он настаивал на том, что «ребята сами разберутся». Парторг, которая могла бы поддержать сторону директора или завуча, отсутствовала на рабочем месте. Валентина Ивановна появилась, что называется в последний момент.
Птичку, которая мне рассказала о споре между Юрием Ильичом и Шпынько, звали Нина Кудрявцева. Пионервожатая очень нервничала, переживала и боялась, что меня уволят с волчьим билетом. Ниночка даже попыталась посоветовать мне, как по-хорошему выйти из ситуации:
— Ты, главное, не спорь и делай виноватый вид, — взволнованно учила Ниночка. — И со всем соглашайся, — умоляла комсорг, явно не понимая, на что меня толкает.
Я не стал слушать, заверил девушку, что разберусь самостоятельно потому как являюсь взрослым дееспособным мужчиной.
— Товарищ директор, — решительно прервал Свиридова. — Не я это начал, но я это закончу. Товарищ Баринова, настоятельно рекомендую сейчас признаться в действительном положении вещей. Предлагаю в индивидуальном порядке переговорить с Зоей Аркадьевной с глазу на глаз, поведать завучу правду. Думаю, коллектив переживет, если вы пообщаетесь наедине. Прилюдного покаяния от тебя мне не нужно. Уйди с достоинством, Лиза.
Я пристально смотрел на Баринову, пока предлагал честную сделку. Лиза то краснела, то бледнела, нервно дергала плечом, взволнованно поправляла непослушную прядку, заправляя за ухо, едва не выдергивая волосы. В конце концов, подняла на меня глаза. Наши взгляды скрестились.
«Ты ничего не сможешь доказать!» — в глазах Бариновой читался вызов.
«Могу и сделаю прямо сейчас», — улыбнулся уверенно в ответ.
Баринова впилась глазами в мое лицо, пытаясь отыскать то ли следы паники, то ли следы страха. Не обнаружив ни того ни другого, но убедившись в том, что я абсолютно уверен, Лиза заподозрила, что у меня есть веские причины быть настолько уверенным в себе.
— Кхм… — раздалось деликатное покашливание. — Товарищи, время идет, — в разговор вступила парторг Валентина Ивановна.
Я оглянулся и заметил, что товарищ Дедешко сдерживает порыв Зои Аркадьевны, не дает завучу с открытым забралом и праведным гневом броситься обвинять нарушителя моральных устоев и подлеца, коим я был в глазах товарища Шпынько.
— Ну, хорошо. Значит, я сделаю это сам.
Лизавета с вызовом глянула мне в глаза и растянула губы в улыбке, при этом старалась смотреть только на меня, игнорируя настойчивый взгляд Зои Аркадьевны.
— Не далее как вчера вечером, уважаемые товарищи, я стал свидетелем очень интересного разговора между товарищем Бариновой и товарищем Лиходедом.
Едва я назвал фамилию Семена Семеновича, как уверенность Лизаветы прямо-таки стекла с лица. Бывшая невеста Егора напряглась и заволновалась.
— Так вот, двое товарищей за моей спиной сговаривались о том, как будут доказывать беременность товарища Бариновой.
— Егор! Товарищ Зверев! — не выдержала Зоя Аркадьевна. Красная как рак, она вскочила со своего места. — Это… слишком личное! Нельзя же так!
— Зоя Аркадьевна, какие-то двойные стандарты получаются, — я развернулся к завучу, припечатал к столу тяжелым взглядом и холодно договорил. — Мы потрошим здесь МОЮ личную жизнь с ВАШЕЙ подачи, — я старательно выделил голосом слова «мою» и «вашей». — Это ВЫ настояли на этом балагане, — махнул рукой в сторону собравшихся коллег. — Это вы не позволили решить ЛИЧНОЕ дело нам с товарищем Бариновой самостоятельно. И теперь вас смущает слово «беременность»?
Я откровенно усмехнулся.
— Зоя Аркадьевна, беременность для женщины — это нормально, вам ли не знать, у вас двое детей. И ничего здесь постыдного нет. Материнство — это прекрасно. Особенно когда оно есть на самом деле.
Я снова повернулся к Бариновой и уточнил:
— Лиза, ты действительно НИЧЕГО не хочешь рассказать товарищам?
Баринова упрямо поджала губы и продолжила смотреть только на меня. Я видел, Лизавета понимает, куда я клоню. Поняла это сразу, как только я упомянул про разговор с Лиходедом.
— Сейчас в сумочке товарища Бариновой лежит справка о том, что товарищ Баринова действительно беременна.
Ахнула Зоя Аркадьевна, что-то сердито заговорила, но товарищ Дедешко одернула Шпынько и велела ей сесть и замолчать.
— Лиза, последний шанс.
Баринова вспыхнула, но отказалась говорить, упрямо поджав губы.
— Ну как хочешь. Справка эта поддельная. Помощь в подделке государственного документа оказывал товарищ председатель Лиходед. Не знаю, для каких целей товарищу Лиходеду нужна вся эта история с беременностью гражданки Бариновой. Но факт остается фактом: вчера вечером я пошел к гражданке Бариновой в дом, где она сейчас проживает. Чтобы миром решить сложившуюся ситуацию. В результате стал свидетелем очень интересного разговора. Товарищ Лиходед передавал из рук в руки гражданке Бариновой справку от врача. Не знаю, какой там срок, не интересовался, — хмыкнул я. — Но я не святой дух, сделать комсомолке ребенка на расстоянии тысяч километров точно не мог. В Жеребцово наедине с гражданкой Бариновой не оставался. Соответственно, вот прямо вчера забеременеть гражданка Баринова тоже не могла. Во всяком случае, от меня, — я выразительно посмотрел на Лизу.
— Да как ты смеешь!
Как я и ожидал, Лизавета вскочила со своего места, яростно сверкая глазами, затем, видимо, вспомнила, что она — жертва подлеца и подонка, который к тому же только что выставил ее в некрасивом свете. Баринова закрыла лицо ладонями, всхлипнула и выскочила вон из класса.
«А нога-то у девочки зажила, — довольно отметил про себя. — Не зря мне Почемучка помог достать билет на поезд на завтра».
— На этом предлагаю собрание закончить. Лично у меня дел невпроворот. Я могу идти? — обратился к ошарашенному президиуму.
Бледно-зеленая Зоя Аркадьевна открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах возмутиться. Свиридов задумчиво хмурил брови, слегка ошарашенно поглядывая в мою сторону. Да что там слегка. Юрий Ильич, похоже, совсем не ожидал, моего пламенного выступления. Негласные правила партийных собраний гласят: молчи, кайся, снова кайся и обещай исправиться. И тут я весь такой наглый и не раскаявшийся.
Товарищ Дедешко довольно улыбнулась, одобрительно мне кивнула и тут же принялась наливать воду из графина в стакан. Зоя Аркадьевна, так и не сумев выдохнуть и подобрать красочные эпитеты в мой адрес, теперь задыхалась. Лицо завуча пошло белыми пятнами, а шея покраснела, видимо, случился спазм голосовых связок. Впрочем, я не врач, может просто нервы.
Твердой рукой вручив Шпынько стакан с водой, Валентина Ивановна помогла завучу сделать первый глоток, придержав посудину за донышко. Убедившись, что Шпынько сама в состоянии справиться с питьем, товарищ парторг поднялась с места и хотела что-то сказать. В этот момент дверь в класс распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Митрич.
— Товарищи… Эт самое… Того этого… тьфу ты… уф… Стойте! Не надо его судить! Саныча… Эт самое, Егор Саныча не судите, товарищи! Он ни в чем не виноватый жеж! Доподлинно известно! — завопил Василий Дмитриевич с короткими паузами на отдышаться. — Я, это самое, доподлинно ведаю, что никакая она не брюхатая… эт самое не беременная жеж! Да! У меня и справка об этом имеется! Вот!
Митрич торопливо залез в карман, вытащил какую-то бумажку, достал и, торжественно потрясая листком бумаги, двинулся к президиуму.
— Вот! — листок лег на стол перед директором. — Эт самое… Неча на Егора-то Ляксандрыча чужих ребятишек вешать. Эт самое… не брюхатая она. Ишь ты, чего удумала! У-у-у… Мы к тебе с дорогой душой-то… и-э-эх… — Митрич погрозил корявым пальцев в сторону обалдевшей Лизы. — Негодяем выставлять! Вот уж всыпать да по первое число! Батька-то поди не порол! Ну, ниче, восполним, эт самое!
Рука Митрича решительно дернулась к ремню на штанах, и дядь Вася на полном серьезе принялся дергать пряжку.
— Василий Дмитриевич! — сдавленно хрюкнул то ли от смеха, то ли от ужаса Юрий Ильич. — Остановитесь. Никто никого не судит. Мы уже все…
— Что? Засудили? Зря ты эт самое, Ильич… Товарищ Свиридов! Ильич! Да ежели надобно, я этого врача приволоку… которая эт самое… Оно, конечно, я обещался имя-то не называть, милицией все одно пригрозил! Но ежели такое дело, так я и нарушу свое слово-то. Возьму грех на душу.
— Товарищи, что за цирк, в конце концов, — раздался ровный голос Тамары Игнатьевны. — Собственно, высокому собранию с самого начала было все понятно. К чему долгие дебаты? Не так ли, коллеги? — Звягинцева строгим взглядом обвела класс, служивший залом суда.
— Налицо клевета, поклеп и наговор. Товарищ Шпынько, к моему сожалению, не разобравшись до конца в ситуации, устроила судилище. — На лице учительницы русского явно читалось: «А ведь я говорила!». — Лично мне все ясно. Предлагаю закончить и разойтись по домам.
— Товарищи! — завуч таки обрела голос и вскочила с места. — Это… Это возмутительно! Товарищ Зверев возвел поклеп не только на бедную обманутую девочку, но и на товарища председателя Лиходеда. Да как вам такое только в голову могло прийти, товарищ Зверев! Вам, советскому гражданину и комсомольцу! Так оболгать человека! За такое гнать надо из комсомола! — Шпынько яростно прихлопнула ладонью по столешнице.
— Зоя Аркадьевна! — раздался негромкий голос директора. — Придите в себя, присядьте.
— Но…
— Товарищ Шпынько права, — внезапно заговорила парторг Валентина Ивановна Дедешко, поднимаясь со своего места. — Сядьте, Зоя Аркадьевна, мы вас услышали.
Шпынько ошарашенно глянула на ответственного партийного работника и растерянно плюхнулась на стул.
Я с тщательно скрытым удивлением приготовился выслушать очередную порцию обвинений.
— Дык говорю жеж… Вот она, бумага-то! — взволнованно включился Митрич. — Валентина! Эт самое… Ивановна! Вот жеж!