Да, с моей точки зрения, наскочили господа создатели системы единого экзамена, превратили всё в гонку за баллами, в систему натаскивания на решение тестов. В результате дети практически разучились думать нестандартно, не могут в вопросе найти часть ответа, не желают думать, сдаются, едва заметив нечто незнакомое, что не проходили с учителем в школе.
После моего ухода из школы ситуация со скрипом, но начала меняться. Вернули сочинение, устный экзамен по русскому и литературе. Пусть пока на минималках, но лед тронулся, господа от образования. А вот если бы еще в министерство образования приходили люди из школ, а не от балды и по блату, жизнь и вовсе наладилась бы.
Кто, как не вчерашние педагоги, лучше всего знают особенности работы в школе? С детьми? Кто знает косяки школьных учебников и общей системы образования? То-то же. А у нас что? А у нас сидит на месте методиста или мелкого начальника наверху какая-то малолетняя или не очень фифа, которая школу нюхала только в детском возрасте, закончила институт не по профилю, но зато потом нашла нужного «папика», ну или родилась в «правильной» семье. И вот теперь это нечто решает, как наши дети должны учиться. Хамит взрослым педагогам, пренебрежительно общается, потому что она «методист и лучше знает». Ага, лучше учителя с сорокалетним стажем.
Но допустим, педагог не знает, тогда методист должен объяснить. Только методисточка сама не ведает, чего от нее требует начальство повыше, поэтому начинает умничать, хамить учителя, и выделываться, лишь бы удержать лицо специалиста. Вместо наглядной методической помощи. Получается некрасивая ситуация. В которой всегда кто виноват? Правильно, потерпевшая сторона, у которой ни от кого нет защиты, ни от управления образования, ни от учеников, ни от родителей, ни от проверяющих, кем бы они не были. И никто никогда не извинится пере педагогом за собственную ошибку, норовя перекинуть свой косяк на плечи всё того же преподавателя.
Сколько я ругался из-за документов, утерянных в многочисленных организаторских и методических отделах. Никто и никогда из вышестоящего начальства управлении не наказал нерадивого методиста. Зато не дай бог, если школа вовремя не отправила ответ на письмо, которое… не получила! Такой вой поднимется, даже не вой. Вонь. А все почему? Все потому что какая-нибудь методисточка забыла отправить бумагу по адресу, и чтобы прикрыть свою задницу, стрелки переводятся куда? На школу. Директора вызывают на ковер, треплют нервы на общем совещании, школа автоматом выносится в красную зону, урезаются премии. Тогда как усердная офисная мышь довольно потирает лапки в ожидании премии за хорошую работу.
— Я… понял, Егор Александрович, — после долгого размышления выдал Свирюгин. — Но ведь я один не изменю ничего…
— Всё начинается с первого шага, Володя, с первого человека. Таких, как ты, молодых, талантливых, жадных до знаний, очень много по стране. Наша задача, задача педагогов, показать вам иной путь развития. Путь, который ведет не к наживе и набиванию своего кармана. Но к улучшению жизни каждого человека в нашей стране. Благополучие граждан — благополучие России в целом.
— России? — удивился Владимир.
— Советского Союза, если хочешь. Название — всего лишь название, оно не отменяет того, что под четырьмя великими буквами СССР скрывается страна, которую мир не так давно знал под именем Россия. Страна великих людей, могучего духа, изобретательного разума и возможностей. И точка опоры, способная изменить наши жизни в лучшую сторону, у нас с тобой в руках, Володя.
— Так-таки и у нас, — скептически произнес Свирюгин. — Что может сделать один пульт, сделанный руками школьника? Да его даже в производство не возьмут, — хмыкнул парень.
— А вот этого мы не можем знать. Не стоит опережать события и придумывать то, чего нет. Порой наши мысли — наши худшие враги. Вот один так подумал: «А зачем что-то менять, все равно я один и ничего не смогу». Точно так же второй, третий, десятый. И все, прогресс намертво встанет, потому что каждый укроется в своем каменном домике и носа не высунет наружу. А если открыть занавески и посмотреть на мир, можно очень удивиться тому, насколько мир благодарен каждому, кто живет, падает и поднимается, ошибается, но снова пробует и добивается своего.
— Любой ценой? — напряженно поинтересовался Свирюгин.
— Ценой знаний и человечности, упорства и веры в собственные силы.
В тот день, работая над проектом, мы многое обсуждали, о многом понимающе молчали, много спорили, чертили, прикидывали.
Я набросал для Володи черновую примерную схему передатчика пульта дистанционного управления. Через три дня парнишка принес мне тщательно вычерченные схемы самого приемника и заодно коммуникатора пульта. И это все после всего лишь моих объяснений. Что способен создать Владимир, проучившись один курс в институте Академического городка? Сотовый телефон? Микроволновку? Космический корабль? Насколько Советский Союз сумеет обогнать время, если собрать талантливых молодых граждан и дать им возможности творить без оглядки на партийных боссов, скудоумных начальников, которые оказались на своих местах просто потому, что у них имеется свой «нужник»: кум, сват, брат, знакомый знакомого? Нужные люди, которые способны пропихнуть, устроить, подсуетиться, приберечь, пристроить?
Забегая вперед, скажу так: олимпиаду Володя выиграл с приличным отрывом. Как я и предполагал, товарищ Лапшин, мой дотошный и въедливый бывший преподаватель, измочалил Свирюгина своими «почему», «зачем», «для чего». Но оно того стоило. Володя с честью выдержал испытание.
Презентацию сделали публичной, открытой для всех желающих. Я удивился, когда узнал, сколь много технических директоров, инженеров и прочих сотрудников многочисленных организаций собрались, чтобы посмотреть на многообещающих молодых людей.
Мы, кстати, опередили соперников еще и оформлением своей работы. Тут уж да, моя заслуга. Я настоятельно рекомендовал в условиях олимпиады прописать пункт насчет того, как правильно, с точки зрения института, оформлять презентацию. Но многие учителя не вникли или не пожелали вникать в этот момент. Потому на фоне большинства Володя выглядел более чем достойно.
Жюри впечатлили схемы всех деталей, тщательно прорисованные на больших листах миллиметровой бумаги. Отпечатанный текст доклада мы роздали каждому из десяти членов жюри. Плюс три печатных запасных версии на всякий случай. Из фотографий каждого этапа работы мы умудрились сделать слайды. И это тянуло как минимум еще на один научный проект.
Этот этап очень удивил строгое жюри. Лапшин много позже, после того как объявили итоги, похлопал меня по плечу и хитро улыбнувшись, выдал:
— Не ту профессию ты выбрал, Зверь Горыныч. Ну, какой из тебя географ! Говорил же — переводись на техническое.
— Направить и подсказать — это я могу, — сдержанно улыбнулся в ответ. — А вот остальное — дело рук того, кто более талантлив и изобретателен.
— Эх, Егор, Егор… — покачал головой Лапшин. — Не передумал? Может, ко мне? Огромные возможности, Егор Александрович. Просто невероятные! — глаза Почемучки вспыхнули азартом. — Ты просто не представляешь, что тут происходит! Какие дела закручиваются!
— Спасибо, но нет, — прервал я Геннадия Анатольевича. — Кто-то же должен искать таланты, которые вы будете огранять, — пошутил я.
— Это да… Не без того! А все-таки твоя идея насчет олимпиады оказалась гениальной! Я рад, что сумел убедить наших академиков провести ее именно в таком формате. Это же наглядно демонстрирует способности молодых людей! Твоего Свирюгина я уже заприметил! Надеюсь, ему хватит ума не пойти в учителя, — хмыкнул Лапшин.
— Кто-то же должен учить, — улыбнулся я.
— Да-да, конечно, — рассеянно вымолвил Почемучка. — Ты позволишь переговорить с твоим парнем?
— Конечно.
И Геннадий Анатольевич рванул к Свирюгину, принялся что-то возбужденно тому объяснять. Я не стал мешать этим двоим, увлеченным наукой и техникой, отошел к окну и принялся терпеливо ждать, когда Почемучка и Володя наговорятся.
Первый камешек с горы брошен. Хотя нет, скорее, заложен для фундамента новой жизни. Жизни, которая изменит будущее нашей великой и прекрасной страны. Надеюсь, в лучшую сторону.
Глава 21
— Егор Александрович, идея ваша гениальна. Настолько проста, настолько душевна, что… Это невероятно. Как вам такое пришло в голову? — восклицал Юрий Ильич минут пять, выслушав очередную мою мысль.
Простите, уважаемые товарищ Иванов из Тюмени и товарищи Лапенков, Колотовкин и Дмитриев из Томска, сплагиатил я вашу идею. Но это того стоит. Каждый из тех, кто прошел горнило Великой Отечественной войны и остался на полях сражений, достоин того, чтобы о нем не забывали. Нельзя допустить, чтобы о героях в горниле перемен забыли, выкинули на обочину, отбросив как ненужный хлам. Потерять легко, отыскать потом стоит великих потерь. Потому, после долгих размышлений, я решился на этот шаг.
— Но вы правы, масштаб должен быть на всю страну. Что мы можем сделать в нашем селе? Сколько нас выйдет? Это будет насмешка, а не шествие, — огорченно заявил Юрий Ильич. — Предлагаю написать докладную записку на имя…
— Вы не правы, товарищ Свиридов, — перебил я директора. — Даже три человека с хутора — это уже сила. Я предлагаю обратиться с инициативой к нашему куратору.
— К Аделаиде Артуровне? — поднял брови задумчиво директор.
— К ней самой. Уверен, она подскажет выходы на Новосибирское управление. А если нет, обратимся в газету, напечатаем статью, пригласим всех советских граждан принять участие. Бумажную часть беру на себя, как и образцы. Можно начать с наших ветеранов. Наверняка имеются учителя, которые не вернулись с войны.
— Имеются, — кивнул Юрий Ильич и тяжело вздохнул. — И немало.
— Рамки мы с ребятами сделаем на трудах. А вот фотографии… Их надо будет увеличить… Не уверен, что справлюсь самостоятельно, но узнаю в городе, сколько будет стоить такая работа.