Трах.
Опять! Да чего она дерется-то?
- Любовницу? – надо же, слезы куда-то делись. Верно говорят – от любви до ненависти один шаг. – Вы считаете, что можете сделать меня своей… {любовницей?}
- Н-ну… обычно это начинается так, - я предусмотрительно отодвинулся.
- Я – не «обычно»! – она вскочила. – Я не такая!
- Разумеется. Ты – нормальная девушка, с которой надо по-честному. Я и стараюсь быть честным и объяснить, что окружающие нас так и будут воспринимать – по-своему. Есть, знаешь ли, правила. А мы им не будем соответствовать. И про нас пойдут слухи… Но тебе нужно закончить учебу, а мне нужна эта работа…
Я осекся. Действительно ли все так? Нужна ли мне эта работа на самом деле? Хочу ли я оставаться учителем? Кто я вообще? Инквизитор? Некромант? Простой преподаватель?
Не важно. Сейчас я – учитель. И передо мной – моя ученица, как ни крути. И как минимум еще одна ученица нуждается в моей помощи. Пусть тот, кто отправил Динку в тюрьму Инквизиции, опорочил звание учителя – я должен восстановить справедливость. Я должен доказать, что не все учителя такие. Что есть и достойные люди, которые готовы жизнь положить за своих учеников, ибо это – наше будущее, наши истинные дети.
- Да, мне нужна эта работа. И я буду работать. А личная жизнь – это в свободное от работы время. Поняла?
Она то ли прониклась, то ли устала и выплакалась, но кивнула.
- Отлично. В таком случае можешь быть свободна. Задание – конспект параграфа восемь. Буду проверять. У нас первое занятие во вторник? Так передай всем, чтобы были готовы. Переписать недостаточно. Буду спрашивать. Отберу записи и стану задавать вопросы. Так что готовьтесь.
Эта моя отповедь успокоила Марианну еще больше. Она даже сосредоточенно нахмурилась, словно прикидывала, успеет ли сделать за оставшиеся полтора дня все домашние задания.
- А сейчас иди. Мне надо подумать!
С этими словами взял девушку под локоток, подталкивая к дверям.
Оставшись один, вернулся на кафедру, но на месте не сиделось. У меня оставалось не так много времени. Те же полтора дня. И я намеревался провести их с пользой.
Так, с чего начать?
С Динки. Девушка попала в тюрьму по ложному обвинению. Ее подозревают в соучастии в убийстве княжича Претич-Дунайского, поскольку она вызвала его запиской на место убийства. Но сама Динка нож в него не вонзала. Это сделал другой. И мне даже назвали его имя – Ной Гусиньский. Он учился в одной группе с Торвальдом Осбертом, но странным образом пропал после практики на кладбище несколько дней назад. Пропал и… и все? Вот еще вопрос. А почему никто не поднял тревогу по поводу исчезновения студента? Почему его никто не ищет? Или всем не до него, или его кто-то покрывает? Кто, как не тот самый «наставник»? Ох, как все запуталось…
Но я должен найти Ноя Гусиньского. Живым или мертвым. Он – виновник. Если я предоставлю его на суд Инквизиции, если получу от него признательные показания – от него самого или от его духа – то с Динки будут сняты все обвинения! Да, вместо нее будет осужден другой, но – истинный виновник. А моя девочка, моя маленькая подружка вернется к нормальной жизни. И, может быть, сумеет простить Торвальда, который ее почти предал…
Ладно, пусть эти двое сами между собой разбираются. В конце концов, у каждого из нас за спиной есть тень, которая не дает покоя. Мне главное – сделать все для того, чтобы у них был шанс.
Что там говорил дух Дануси Будрысайте? Она описывала дом, в котором прячется Гусиньский. Кинувшись к столу, торопливо набросал на клочке бумаги приметы. Заброшенный дом, лопухи с крапивой… покосившаяся дверь – не слишком-то точная примета. А вот конек на крыше и то, что он на третьем повороте направо – это уже адрес точный. Доберусь за полчаса.
С этой мыслью, держа бумажку перед собой, как лозу для отыскания воды, вышел в коридор и направился к выходу.
Во второй половине шестока занятия уже закончились. Лишь кое-где еще сидели энтузиасты – или те, кто срочно досдавал зачеты и пропуски. Перед экзаменами такого не будет – тогда отстающие будут заниматься чуть ли не до ночи и бегать за профессорами: «Ну, примите зачет! Ну, что вам стоит? Ну, спросите меня о чем-нибудь! Я учил! Я знаю…» Но это будет только через месяц. Пока коридоры второго корпуса как вымерли. Лишь два студента и какой-то аспирант попались на пути. Я не обратил на них внимания.
Я не обратил внимания даже на окрик – так торопился к выходу. И даже вздрогнул, когда меня сзади весьма непочтительно дернули за локоть:
- Уф… коллега Груви! Почему я должен за вами бегать?
Меня остановил сам Рихард Вагнер.
- Куда вы собрались?
- По делам. Занятия я закончил, могу идти, куда хочу.
- Сначала вы должны пройти со мной.
- Куда?
- К ректору. К вам пришли.
Хм. Это было интересно. В последнее время ко мне часто приходили разные люди. Меня так и подмывало спросить, кому я так срочно понадобился на сей раз, но что-то удержало от вопросов. Это ведь не друзья или родные пришли. У меня в Зверине не так много народа, кому я небезразличен. Кроме Динки и пра Михаря, практически никого…
- Ладно, идемте.
Раздумывая, что такого мог мне сказать пра Михарь и почему для этого понадобился такой официоз, направился по пятам за магистром Вагнером. Ноги совершали привычную работу, и голова работала тоже. Я ведь уже говорил, что мне лучше думается на ходу?
Магистром…
Рихард Вагнер – магистр. Неофициально, поскольку сие звание дается только после сорока лет, но по уровню силы – несомненно. А тот, кто накладывал чары подчинения, тоже магистр. Он молод, амбициозен, силен, пользуется авторитетом у студентов – это я успел заметить уже давно, просто наблюдая за тем, какими глазами они провожают заместителя заведующего кафедрой. Особенно девушки. И он куратор…
- Простите, а кто куратор группы, в которой учится Торвальд Осберт?
Вагнер обернулся на ходу.
- Мастер Кунц. По моему совету.
- Вот как? Но он же только мастер, несмотря на… возраст? – насколько понимал, мастер Кунц был самым слабым из преподавателей кафедры некромантии.
- Мастер… я считаю, что ему это надо… для общего развития и не только…
- Для карьеры?
- Да.
- Меня интересует сейчас не столько Торвальд Осберт, сколько его соученик, Ной Гусиньский. Вы его знаете?
- Да.
- И вы знаете, где он находится?
- Разумеется. Отпущен домой в связи с семейными обстоятельствами. Уехал рано утром, практически с занятий…
Как так – рано утром? Я ведь точно знаю, что студент Гусиньский исчез ночью, вскоре после полуночи. Он не пришел с занятий. Я там был, я видел… вернее, не видел… Да что происходит-то?
- Все потом, коллега, - Вагнер слегка сжал мое плечо. – Мы пришли.
Глава 18
ГЛАВА 18.
Дверь в кабинет ректора призывно распахнулась при нашем приближении. Понурый секретарь замер на пороге, потом тихо и печально кивнул и отступил в сторону, широким жестом предлагая мне пройти внутрь и второй рукой задерживая Вагнера. Часто секретарями становились бывшие студенты, которые искали не столько работы, сколько теплого местечка. В большинстве своем они не отличались хорошими оценками и большими знаниями, и кроме как в секретари или сторожа им некуда было податься. С другой стороны, мой приятель Рудольф Панда имел лучшие оценки, чем я, но предпочел непыльную работенку в секретарях у самого Бруно Черного…
Кивком поблагодарив секретаря – у меня когда-то были все шансы стать одним из них! – я переступил порог…
… и замер.
- Что же вы встали, мастер Груви? – сладко улыбнулся мне бессмертный и бессменный ректор от своего стола. – Проходите. Мы вас давно ждем…
Его гости приветствовали меня сухими поклонами.
Инквизиторы.
И не просто инквизиторы, а Надзирающие.
Есть, знаете ли, в нашем ордене деление – рядовые инквизиторы, каким мог бы стать ваш покорный слуга, наставники, дознаватели, надзирающие, экзорцисты, служители. У каждого своя роль, свои права и обязанности. Надзирающим когда-то был пра Михарь, переквалифицировавшийся в наставники исключительно из «любви» к автору сих строчек. Мол, жалко парня, пропадет… А эти…
Судя по тонкой черной каемочке, оттенявшей широкую алую полосу отделки, это были так называемые Псы. На их медальонах действительно была выгравирована оскаленная песья морда. Именно они колесили по городам и весям, выискивая нарушения закона. Они же следили за дисциплиной в ордене, и ни одно судебное разбирательство не происходило без их участия. И если здесь Надзирающие…
- Что случилось? – услышал я свой голос.
- Неприятность у нас, мастер Груви, - елейным голосом сообщил ректор. – Донос на вас поступил. Вы не просто пренебрегаете своими обязанностями – вы еще и нарушаете законы. Используете магию… в неположенное время и в нарушение законов… Наносите вред обучающимся… Вы знаете, какое за это наказание?
- Какое?
- Отлучение!
Если бы это сказал кто-то другой, я бы, наверное, испугался. Отлучение само по себе – не повод для праздника.
Чтобы вы знали, отлучение означает практически смерть. Человека исключают из общества. Он не может работать по своей основной профессии, его не примут ни в какую гильдию, его могут даже вычеркнуть из семьи. Большинство отлученных выбирают жизнь нищих – бродяжничают, побираются, ночуют, где попало. Их не пускают в храмы. Им даже могут отказать в лечении – ведь за пребывание в больнице надо заплатить хотя бы за право лежать на койке, а не на полу у выхода. Я близко не знал ни одного отлученного, и что-то не хотел узнавать об их жизни на своем опыте.
Так было бы, скажи мне это кто-то другой и не сейчас.
- Отлучение… от чего?
- От работы. Вас могут уволить…
- Вы?
- Хотя бы и я! Как принял, так и…
- Сомневаюсь.
- Вы это слышали, братья-надзирающие? – воскликнул ректор, обращаясь к инквизиторам. – Он мне угрожает! Своему непосредственному начальнику!