Ей снился Семен, который ходил по электричке с гитарой и, улыбаясь, пел похабные песни. Жене было стыдно, она отвернулась к окну, за которым летели заборы. И заборы те, к ее изумлению, были покрыты антиправительственными лозунгами. Но не антисоветскими, а какими-то совершенно другими, с непонятными ей словами. Семен позвал ее, а ей было стыдно поворачиваться к нему. Он тронул ее за плечо. Она нехотя повернулась. Семен был уже с густой бородой. И гитара у него теперь была другая – электро. Он запел по-английски. "Тебе нравится?" – спросил он, раздвигая улыбкой волосяные заросли. "Нет, лучше Цоя", – сказала она. "Не знаю такого", – бросил Семен и прошлепал дальше по вагону.
Проснулась Женя в пол-шестого утра оттого, что затекла шея. Ачиян ворочался и всхлипывал, кому-то жаловался во сне.
Посмотрев на часы, она встала. Поменяла полковнику горячую тряпку на холодную. Спустилась в свой номер, умылась и расчесалась. Не позже 7 утра она должна быть на площади у Дома пионеров.
Жене план Ярослава не нравился. И хотя он ее всячески успокаивал, ей было неуютно и страшно. Она предлагала ему не спешить, отсидеться тихо до приезда следователя из Москвы. Но Ярослав уперся. Он считал, что их могут вычислить раньше – Жесвинск город маленький. К тому же он не очень верил в оперативность следствия.
Она оделась и спустилась вниз. Маша открыла дверь, выпустив ее в ветреное зимнее утро.
Женя поддернула к горлу шарф. Посмотрела на часы. Было 6.12. А до Дворца пионеров, как ей объяснил Ярослав, всего десять минут. Прямо до улицы Героев Брестской крепости – и направо. Она запомнила.
Пошла к Героям. Мимо еще не проснувшихся магазинов и серых окон жилых домов. От одного фонаря к другому.
Город спал. Спали лохматые ели и потрескавшиеся осины. В дрёме покачивались длинные, как мачты, тополя.
Инкрустированные инеем, как бы примерзли к бордюру редкие машины – парочка «Жигулей» и один «Москвич». К Жене липли сбивчивые мысли не выспавшегося человека. Спелёнутая ими, она не обратила внимание, что в одном «жигуленке» кто-то шевельнулся и дернулся к лобовому стеклу. Поспешно завел машину, тронулся ей вслед и быстро поравнялся. В опустившееся боковое стекло вылетело облако пара:
– Женька! Что ты здесь делаешь в такое время?
– Лёня?
Она зависла на краю бордюра с глуповатой улыбкой, глядя на симпатичного очкарика с густой небритостью.
Этот парень спас её накануне от станционных прохиндеек. Не успела Женя сойти с минского автобуса, как к ней прицепились цыганки. Затянули песню про ее сердечные муки, «ай давай мы тебе поможем, милая…»
В общем, она как дура чуть не отдала им все деньги. Студент пятого курса Лёня Плетнёв, подрабатывающий частным извозом, высаживал на автовокзале пассажира. Увидев, как дурят приезжую девушку, он шуганул чертовок…
– Тебе куда?
– К Дому пионеров.
– В такую рань?
Она не знала, что ответить.
– Ладно, садись.
Женя села.
В машине у Лёни было тепло и уютно. И сам он был такой уютный, что казалось, они знакомы уже лет десять. Сама не заметив, она принялась откровенничать с ним о своей жизни, учебе.
Поправляя очки, Лёня рассказывал о своих родителях-инженерах, о Минском политехническом, в котором он доучивался на заочке, о бросившей его девушке, о сплавах по Десне, на которые он каждое лето выбирался с друзьями. Потом он заговорил о танковой учебной части, от которой много шума, гари и огурцы не растут.
Женя заикнулась, что её друг – курсант этой самой части, но сейчас в бегах. Тут же спохватилась, но поздно: Лёня внимательно её слушал. Нечего делать, пришлось рассказать ему историю Ярослава.
Лёня сначала понимающе кивал, потом нахмурился.
– Говоришь, Караваев должен дать такси ко Дворцу пионеров?
– Да.
– Нельзя ему садиться в это такси.
– Почему?
– Это ловушка.
– Что ты предлагаешь?
– Надо найти Ярослава с Ириной и перехватить. Куда они ушли?
– Понятия не имею. Нет, погоди.
Женя наморщила лоб, вспоминая.
– Они сказали, что это какой-то заброшенный дом… в Куликовке.
– Может, в Кулаковке?
– Точно!
– Гм. Есть у нас такой райончик пролетарский. Но там одни бараки, многие уже расселены. Когда Ярослав должен быть у Дома пионеров?
– В семь.
Лёня посмотрел на часы.
– Сейчас почти 6.40. Думаю, успеем их перехватить.
– Не разминемся?
– Из Кулаковки в центр одна дорога, – усмехнулся Лёня.
Fructus temporum
15 апреля 1990. Мисс Вселенная
Мисс Вселенная стала представительница Норвегии, 19-летняя Мона Грудт. В 1990 году формат конкурса был существенно изменён. В Параде наций телезрители смогли увидеть каждую участницу в национальном костюме, а также её в купальнике, вечернем платье и интервью.
35.
На продавленном диване-кряхтуне они не сразу смогли уснуть. Ворочались, возбужденно переговаривались. Спорили о литературе, о будущем страны. Ярослав доказывал, что у Горбачёва все получится, Ирина возражала, что будет только хуже.
Но особенно она боялась завтрашнего дня. Даже предлагала Ярославу не рисковать. Переждать, пересидеть в этой развалюхе.
Он отвергал этот вариант: найдут.
– Как они нас найдут? – горячилась Ирина. – Кравец никому не скажет.
– Ты так уверена в этой своей паспортистке?
– Во-первых, она начальница паспортного стола. Во-вторых, они с отцом дружат с институтских времен. Вместе в походы ходили.
– Они могут найти жэковца, который дал тебе ключ от этой выселенной халабуды. Припугнут его хорошенько. Нет, Ира, надо убираться из города, пока нас тут не сожрали, как Баши-Заде. Или тебе хочется стать фаршем для макарон по-флотски?
Они чуть не поругались и попытались уснуть. Но после полуночи дом внезапно ожил. Перекрывая капание воды, то со стороны древнего комода, то из угла, где торчал шкаф-развалюха, стали слышаться странные звуки. Шаги, постукивание. Ни крыса, ни тем более мышь такие звуки издавать не могли.
Ярослав не выдержал и сел. Некоторое время напряженно прислушивался.
– Домовой, – шепнула Ирина.
– Шутишь?
– Нет.
– В смысле?
– Я его хорошо знаю. Не одну ночь с ним провела.
– Как это?
– Как только начинаешь засыпать, он шептать начинает. Потом тихую песню затягивает. Как будто убаюкивает. Как-то пел мне «Голубой вагон бежит, качается». А однажды мурлыкал «Yesterday».
– На каком языке?
– На английском, естественно.
– Почему он сейчас гремит?
– Не знаю.
– Ко мне ревнует, что ли?
– Он не ревнивый. Думаю, он хочет нас о чем-то предупредить.
– Интересно, о чем?
Они лежали, не шевелясь. Заворожено слушали барабашку. Ирина не выдержала – привстала и грозно крикнула: «Цыц!», погрозила во тьму кулаком.
Лишь ближе к трём ночи оба, смирившись с постукиванием, потрескиванием и даже похрюкиванием, провалились в тягостную пропасть сна.
Необъяснимым образом в шесть утра не сработал будильник. А может, сработал, но они его не услышали. По уху Ярослава ползал любопытный паучок…
Лёня на своих «жигулях» рванул в Кулаковку единственно возможным путём. Но проезжая между дворами, он был вынужден затормозить. Прямо по курсу высился солидный холм из выброшенных книг. Ерошились страницы, хлопали ртами обложки. Какой-то умник вывалил книги прямо на дороге.
Они с Женей оцепенели рядом с этой горой из творений Ленина, Маркса, Жореса, Тельмана, Сакко и Ванцетти. На вершине по-птичьи распластались брежневские «Малая Земля» и «Возрождение», сборники «На фронтах классовой борьбы», «Люди трудовой славы», ещё что-то про Кубу и Никарагуа. Они бросились разгребать эти глыбы, освобождая путь. Умаялись, несмотря на мороз. Вскочили в машину – и на тебе: Лёнина "шестёрка" не заводилась. Пришлось лезть в капот, разбираться с карбюратором. Костеря «чертей, заливающих поганый бензин», Лёня продул жиклеры и каналы, а заодно распылитель ускорительного насоса.
Завелись – поехали. Но Женя уже смирилась, что они безнадежно опоздали. С закрытыми глазами молилась, чтобы Ярослав благополучно выбрался из города.
Лёня подрулил к дому, адрес которого дала Ирина. Стены с «линялой» штукатуркой словно ёжились. Покосившиеся оконные рамы, казалось, собирались вывалиться. Крыша с вздыбившимся под снегом шифером пугала даже ворон.
Женя вышла из машины, поднялась по хлипким ступеням. Едва не поскользнулась на крыльце.
Осторожно постучала. Не дождавшись ответа, забухала сильнее.
– Кто там? – вдруг послышался сонный голос Ярослава.
– Мы, – отозвалась Женя.
– Кто мы?
– Не бойся, открывай.
Ярослав настороженно отпер.
– Женя? Напугала.
Поправляя очки, на крыльцо поднялся Лёня.
– Здрасьте.
– Знакомься, это Лёня. Он свой человек. Лёня местный и всё здесь знает. Кроме того, он на колесах. В смысле, на машине.
Ярослав с удивлением разглядывал студента-таксиста.
– Мы что, проспали? – послышался голос Ирины.
– Да, черт возьми! – обернулся Ярослав. – Ладно, заходите.
Но Лёня не вошел. Вместо этого он резко втолкнул Ярослава в дом и захлопнул дверь.
Лёня заметил трёх военных, неуклюже выгребающих из-за старых гаражей. Офицер и двое солдат. Сутулясь, они топали по снежному месиву прямиком к ним. К дому.
Притянув Женю, Лёня успев процедить: "Ты моя жена, хозяйка дома". Чмокнул ее в щеку и расслабленно спустился по ступенькам. Поигрывая ключами, подошел к своему "Жигулю".
Офицер, строгий усач с капитанскими погонами, приблизился первым. Следом подтянулись оба курсанта, похожий на гориллу и рыжий с белыми ресницами.
– Вы здесь живете? – спросил офицер.
– Да, – кивнул Лёня.
Скособочившись, капитан вытащил из внутреннего кармана шинели фотокарточку.
– Этого бойца не видели?
– А что с ним?
– Сбежал из части, подлец.
Поднеся фотокарточку к самым очкам, Лёня повернул ее так и этак, почти обнюхал. Развел руками.