– Простите, не видел. А ты, лапуля? – повернулся он к Жене.
– Рядовой Молчанов, – уточнил усатый офицер.
– Симпатичный, – кивнула Женя на фото. – Нет, не видела я этого вашего Мочалова.
– Молчанова.
Капитан спрятал фото. Кивнул своему эскорту – идем. Гориллоподобный покорно двинулся за ним, но рыжий вдруг заартачился. Словно почуял что-то.
– Семёнов, шагом марш! – прикрикнул на него капитан. – Нам еще три квартала прочесать надо.
– Товарищ капитан, разрешите задержаться и все обследовать, – возразил рыжий, не отрывая взгляда от "супругов". – Чёт мне тут не нравится.
– Уважаемый, вы желаете вторгнуться в наше жилье? – спросил Лёня.
– Догадливый.
Капитан махнул ему рукой:
– Пошли уже, Семёнов.
– Товарищ капитан, я быстро.
Бесцеремонно отпихнув Лёню и Женю, рыжий взлетел по ступенькам.
Лучше б не взлетал. На скользком крыльце его ноги взметнулись, как на трамплине, и Семёнов с матерным уханьем хряпнулся спиной. Он попытался подняться, но оказалось, что один сапог улетел вместе с портянкой. Босая нога заскользила, и он сверзился с лестницы, ломая ступеньки.
– Живой? – нагнулся Лёня.
– Да иди ты! Тоже мне хозяин, твою мать, ступеньки починить не можешь.
Лёня протянул ему руку, Семёнов отмахнулся.
– Я ж тебя предупреждал: пошли отсюда! – напустился на него капитан.
Припадая на ногу и бормоча под нос смутные жалобы, рыжий поковылял к своему сапогу. Кряхтя, намотал портянку, и троица вояк наконец убралась.
По сломанным ступенькам Лёня с Женей кое-как вползли в дом. Ярослав пожал ему руку.
– Спасибо, дружище, спас.
– Лестнице гнилой скажи спасибо, – хмыкнул Лёня.
Ярослав обернулся к Ирине.
– Теперь ты поняла, что в городе оставаться опасно?
– Все равно уже почти 8 утра, – пожала плечами та. – Даже если Караваев выполнил твое требование и к 7 утра пригнал такси к Дому пионеров, мы опоздали.
– А вдруг оно нас ждет?
– Глупости.
– Послушайте, зачем вам такси? – вмешался Лёня. – Я сам могу вас из города вывезти.
Ярослав покачал головой.
– Лёня, дорогой, на каждом выезде из города стоят посты.
– Я знаю, как объехать любые посты.
– По воздуху, что ли?
– Зачем по воздуху? По лыжне.
Fructus temporum
Июль 1990 года. Газета "Правда"
Публикуется «Послание деятелей культуры и искусства». В нём отмечается "катастрофическое падение уровня культуры". По мнению авторов "Послания", это "симптом тяжелой болезни, которая угрожает вырождением целым народам".
36
Лёнины «Жигули» запнулись у Синягинского лесопарка. Двести лет назад через этот лес ломились бегущие от Кутузова французы. Синягинским его назвали в честь поручика Синягина, который пленил восемнадцать ошалевших от холода и голода галлов, которые, впрочем, только и мечтали о том, чтобы их наконец поймали.
Пять лет назад по лесу проложили первоклассную лыжню для нужд местной спортшколы. Даже не лыжню, а несколько трасс для классического и конькового хода.
В выходные дни, когда выдавалась хорошая погода, по этим желобкам туда-сюда сновали лыжники в трико и смешных вязаных шапочках. А мимо них по гладкой коньковой трассе просвистывал профессионал с номером на груди.
Но нынче погода была дрянь – снега мало, все заледенело и задубело. Какие там лыжники.
– Ты уверен? – спросил Ярослав.
Лёнина нога подрагивала на сцеплении.
– Да.
– А куда ведет эта дорога?
– Куда надо.
Лёня вывернул руль и направил машину в лес. Вильнул между деревьями, выходя на траекторию широкой коньковой трассы. "Жигуль" резко накренился и покачнулся – девушки ахнули. Лёня с трудом выровнял автомобиль. Приладившись к промороженной дороге, бодро покатил под горку.
Леня небрежно рулил, направляя машину по извивающейся лыжне, словно проделывал это уже в сотый раз. Лишь раз "Жигули" крепко бросило вправо – Лёня вовремя среагировал, не то быть беде: справа по борту маячило дерево, растопырившее свирепые ветки.
Чуть погодя пришлось объехать невесть откуда взявшегося деда-лыжника. Они посигналили, но дед был глух, как пень. Лёне пришлось его виртуозно объезжать. Дед скользил на лыжах медленно, еле переставляя ноги.
Женя предложила его подобрать.
– Не надо, – сказал Лёня.
– Тебе его не жалко?
– Он не сядет.
– Почему?
– Потому что это Бурундуков. Он так до вечера может на лыжах ходить.
Выяснилось, что профессор Бурундуков – это местная достопримечательность. Физик, попавший в опалу и сосланный из Москвы в Жесвинск. По слухам, этот Бурундуков изобрел переносной беспроводной телефон, по которому можно связываться из любого места. Дескать, он предлагал внедрить эту разработку в массовое производство, но его обвинили в подрыве устоев, а само изобретение судорожно засекретили.
Сам Лёня в эту байку не верил. Но Лёнин приятель-физик, знакомый с Бурундуковым, видел чертежи переносного телефона и готов был поклясться, что это чистая правда.
Заболтавшись, Лёня чуть не наехал на зайца. Успел бибикнуть ему со всей мочи – голенастый балбес метнулся в лес, как ошпаренный.
Лыжная трасса кончилась вместе с лесом. Впереди маячило шоссе. Они доколыхались до него по бездорожью, выкарабкались на трассу. Вскоре мелькнула табличка "Зубрино".
Они разогнались мимо деревенских заборов, за которыми пытались спрятаться крыши домов. Ватага расхристанных пацанов неслась вдоль дороги, гонясь за улепетывающей козой.
– Лёня, что впереди? – спросила Женя.
– Поворот на Минск.
– А Жесвинск?
– Остался сзади.
На волнистой дороге машину то проваливало, то взносило вверх. Из Лёниной магнитолы неслось хриплое: «Я получил эту роль, мне выпал счастливый билет…» Лёня травил анекдоты, Женю раскачивало из стороны в сторону. Ярослав и Ирина, обнявшись, смотрели в окно. На мелькающие столбы, вытянувшиеся, как часовые. На ровные заснеженные поля, похожие на плоскую твердь армейских плацев. Вдали за полями виднелись полки лесов, плотно сомкнувшие свои бело-камуфляжные ряды.
Вспомнив о Караваеве и Больных, Ярослав почувствовал ознобную дрожь. Сцепил пальцы в замок, чтобы ее унять.
– Интересно, они остались в части или сбежали? – подумал он вслух.
Ирина погладила шершавый полковничий погон его шинели, три выпуклые звездочки.
– Уверена, что нет. Такие, как Караваев, очень не любят проигрывать…
Тремя часами ранее у Дворца пионеров, серого массивного здания, на фасаде которого курчавился барельеф мальчика с горном, было почти безлюдно. Лишь сутулый дворник долбил лопатой наледь, превращая её в крошево. Да вдали, загребая ногами, брела парочка мужиков.
Зеленая «Нива» урчала, согревая Караваева и водителя. Сидевший на водительском сиденье сержант Бронников угрюмо наблюдал за белой «Волгой» с шашечками, в которой сидел сержант Ермолов, переодетый в гражданскую одежду.
Шашечки на "Волге" за ночь намалевал курсант Лунёв, бывший ученик художественной школы. Сирену с проблесковым маячком Караваев снял с машины ВАИ. Получилось вылитое такси.
Сидя на заднем сиденье "Нивы", Караваев дергал коленом, словно чеканил невидимый футбольный мяч. Каждые две минуты он посматривал на часы, покручивал ячеистый браслет. Пол-восьмого. Тридцать минут прошло, а Молчанова нет. Что это значит? Он не поверил? Сидит где-то и сам за ними наблюдает?
Караваев повертел головой.
– Эдик, в "Волге" все тихо? Ермолов никаких знаков не подавал?
– Никак нет, товарищ майор.
– Ты внимательно за ним следишь?
– Так точно.
– Он помнит, что должен сделать, если увидит идущего к нему человека?
– Почесать левое ухо.
– А если это будет Молчанов?
– Поправить ветровое зеркало.
– Фотокарточка Молчанова при нем?
– При нем, товарищ майор. Да не волнуйтесь вы, у Ермолыча зрительная память – во! Как-то ходил я с ним в караул…
– Отставить. Смотри в оба.
План, который сложился в голове Караваева, не должен был оставить Молчанову никаких шансов. Этот курсантишка со своей кралей (или с обеими) садится в подставное такси, и они отчаливают. После чего «Нива» Караваева осторожно следует за ними. Ермолов вывозит Молчанова из города (пост ГАИ предупрежден и пропустит), но вскоре остановит машину в безлюдном месте. Под предлогом поломки. Тут-то они их и нагонят.
Дальше, думал Караваев, придется действовать по ситуации. Пугалка в виде заряженного пистолета должна сработать. Если парню захочется поиграть в героя, можно пригрозить, что они пристрелят кого-нибудь из его спутниц. Наверняка он наложит в штаны и сдаст все свои козыри – улики, свидетелей. Если же вдруг упрется, можно в крайнем случае пристрелить его как дезертира при попытке оказать сопротивление. Что делать с остальными, Караваев еще не решил.
Устав томиться в ожидании, он вылез из машины и спрятался за деревом. Закурил, размышляя рывками, как и положено человеку, не спавшему всю ночь:
"Потом вернуться в город. Разделаться с Ачияном. Оставлять его опасно. Жаль, конечно. Сладкий ресурс, перспективный. Но сейчас не до соплей. Есть и другие горячие точки. Вон в Осетии конфликт. Молдавия. У Больных, кстати, есть какой-то знакомец из Дубоссар. Или из Тирасполя? Оружие всем пригодится".
Ну где там эта сволочь Молчанов? Время уже, время.
Тьфу, ну и воняет же. Чем Эдик машину заправил, опять этой дешевой солярой?
Отшвырнув окурок, Караваев нырнул головой в салон "Нивы".
– Эдик, ты чем…
Осекся. Эдика не было. Вместо него на шоферском месте восседал кто-то круглоголовый в кепке с выпуклыми щеками.
Караваев дернулся из машины. Но за его спиной оказался еще один. Он втолкнул майора на заднее сиденье. И насел, налег сверху, властно впечатал его усы в кожаную обивку.
– Товарищ капитан, наручники!
– На!
Кисти Караваева свело ледяным капканом.
– Кто вы? – прохрипел он.
Прямо перед его носом, как ставни старинного окошка, распахнулись створки красного удостоверения.