ебе и объяснение, почему все тут такие озабоченные вопросами стояка и любовной силы. Это пережитки старых времен, местные, наверное, и сами толком уже не помнят, откуда это и почему. А проповедники Пяти просто в свое время всё подобное, что могли, подводили под поклонение Матери. Все такие культы старались как-то переосмыслить.
– Удивительно, что при этом тут так мало населения, – ухмыльнулся паладин. – Ну сейчас-то ладно, амулеты стоят хоть и недешево, но большинству все-таки самые простые в наше время уже по карману. А вот раньше почему местные не плодились как их овцы, при таких-то обычаях?
– А вот тут ты прав – странно это, – согласилась Жиенна. – Но ответа на этот вопрос мы здесь, полагаю, не найдем. Это уж в столице в библиотеках порыться придется. Надо не забыть, интересно же. А теперь давай пришпорим лошадей, а то и правда на обед опоздаем. Бабушка же обещала вчера, помнишь, торжественный устроить по случаю нашего приезда.
К обеду не опоздали – а может, просто никто без них за стол и не садился. Как бабушка и обещала – обед приготовили знатный. Да еще и гостей позвали. Гостей было двое: сеньора лет пятидесяти, на вид обычнейшая салабрийка – светлокожая, черноволосая и носатая, и сеньор лет тридцати с небольшим, не по-салабрийски русый, хоть и тоже носатый. Их представили как соседей, сеньору Салисо и сеньора Канеро. Сеньор Канеро близнецам понравился, а вот сеньора Салисо – не очень. Как-то она на них смотрела неприязненно и даже с каким-то подозрением, да и вообще вид у нее был какой-то лисий.
Сам обед оказался очень неплохим, хоть и подали те самые страшные блюда – студень из свиных ушей и пятаков и фаршированный перловкой, салом и кровью свиной рубец. Но эти ужасы салабрийской кухни с успехом уравновесились овощным рагу со свининой, похлебкой из трав и кореньев с мясными клецками, запеченными в тертой горчице свиными рулетами с черносливом, утками с яблоками и пышными пирогами с разными начинками. Вино, по счастью, подали не местное, а ингарийское белое. Не из лучших ингарийских вин, но и не худшее. А на десерт кухарка сама внесла настоящий торт со сметанным кремом и цукатами.
После такого сытного обеда делать ничего не хотелось, а хотелось завалиться и поспать. Но пришлось ради приличия еще посидеть с гостями, отвечая на их расспросы об учебе и жизни в столице. Наконец, когда настенные часы прозвонили пятый час, сеньор Канеро решил откланяться. Сеньора Салисо последовала его примеру, и дядя Эрнандо отправился их проводить. А близнецы, выдохнув, поднялись к себе. Упав в своей маленькой гостиной в кресла, они некоторое время сидели, не шевелясь, только тяжело дыша. Потом Бласко простонал:
– И зачем я так объелся…
– И не говори… – со стоном же отозвалась Жиенна. – Если мы тут так каждый день будем жрать, то я в свое облачение по приезде не влезу. Тем более что ни колдовать, ни мистические умения применять нельзя.
– Вот-вот… Так что я точно в таскании поучаствую. И в охоте, которую сеньор Канеро устраивает, тоже, – Бласко расстегнул камзол и распустил ремень. – И завтра поедем окрестности осматривать, может, найдем укромное местечко, чтобы поразмяться.
– Угу… А как тебе этот студень из ушей и пятаков? И хрен тертый? – вздохнула Жиенна.
– Кошмар. Хрен и сам по себе – адский ужас, но без него студень вообще есть невозможно. Хотя, как по мне, с горчицей было бы лучше. И если агвардиенте запивать, а не вином. Или здешним кальвадосом.
– Пожалуй, не будем ужинать, – Жиенна расшнуровала корсаж и тоже ослабила пояс. – Только чай попьем, и всё. И поспрашиваем у бабушки насчет соседей. Не только о Роблесе и этом, как его, Ибаньезе, но и про Канеро и Салисо. Не понравилась мне эта сеньора.
– Мне тоже, – кивнул Бласко. – Как-то она на нас так смотрела, будто мы у нее что-то сперли. Или пакость какую сделали.
– Вот именно. Интересно почему. Ладно, потом узнаем. Сейчас надо карту изучить. Перерисовать бы ее для себя, но вряд ли тут найдется достаточно большой кусок плотной бумаги. Так что отмечать будем карандашом и так, чтоб не очень заметно.
Бласко уселся на подушки у холодного камина и развернул на полу карту. Жиенна села рядом.
– Смотри, вот бабушкина усадьба, – ткнула она пальцем в значок в виде башенки. – Вот эти значки, наверное, межевые менгиры. Видишь, таких по всей карте полно?
– Угу. А первую овцу мы где-то здесь нашли, – Бласко поставил косой крестик и цифру «1».
– И это не бабушкины земли, хотя клеймо на овце было бабушкино.
– Забрела на соседские выпасы, бывает. Наверное, здесь на это смотрят просто, и если пастухи случайно чужих пригоняют, то потом меняются, – Бласко потер нос. – Я слыхал, что в Салабрии почти нет воровства. Говорят, здесь в траттории кошелек можно на столе забыть, битком набитый реалами, и его никто не возьмет. Но проверять не хочется.
– А овца сеньора Канеро валялась ближе к селу, – Жиенна вздохнула. – Пока никакой закономерности не вижу. Наверное, если по здешним пастбищам побродить, то мы много овечьих останков найдем… Куда поедем завтра?
– Ну, давай к Роблесу. И окрестности его усадьбы заодно посмотрим… Тренироваться для таскания послезавтра буду, как с Бенито и договаривались. А сейчас, пожалуй, пойду к конюшням, посмотрю на дядиного Гнедка. Заодно и расспрошу дядю про соседей. А ты, может, у бабушки поспрашиваешь.
– Давай. А потом их рассказы сравним.
Так и сделали. Жиенна нашла бабушку в левой одноэтажной пристройке, где та лично пересматривала в кладовой припасы. Бабушка сразу же поручила ей снимать с полок горшки и коробки – искала какие-то приправы и соусы. Жиенна приставила к полкам лесенку и принялась копаться на них, подавая бабушке посудины, а заодно стала расспрашивать обо всём, что ее интересовало. Бабушка только обрадовалась возможности поболтать, и охотно отвечала на вопросы.
Бласко встретился с дядей внизу и выразил желание посмотреть Гнедка. Дядя с гордостью отвел его в отдельную пристройку в конюшне, где был устроен просторный светлый денник, в котором меланхолично жевал клевер великолепный конь сальмийской скаковой породы, гнедой масти с белыми бабками и стрелкой на морде. Гнедок благосклонно воспринял паладина, схрупал у него из рук пару яблок и кусок сахара, и без всяких возражений позволил себя оседлать. Бласко, по происхождению мещанин, до Корпуса не очень-то имел дело с лошадьми. Его, конечно, учили верховой езде, все-таки Гарсиа, хоть и писались в учетных списках мещанами, старались детей воспитывать не хуже, чем сальмийские доны и кабальерос. Впрочем, особой разницы в нравах и воспитании у кабальерос и богатых мещан не было, кроме обучения военному делу и разным боевым умениям. Но все равно Бласко до Корпуса не очень любил ездить верхом и к лошадям был равнодушен. А в Корпусе за него взялись в этом деле всерьез. Старшие паладины Андреа Кавалли и Карлос Вуэльта, учившие кадетов и паладинов обращаться с лошадьми, сумели привить любовь к лошадям и верховой езде даже островитянам Алессио Эворе и Орландо Спарвиери, а Бласко вообще сделался одним из любимых учеников, и теперь разбирался в лошадях не хуже потомственного кьянталусского, сальмийского или дельпонтийского аристократа. Так что Гнедка он оценил сразу, как только увидел. А уж после того как опробовал, так вообще пришел в восторг, о чем дяде и сказал. Обрадованный сеньор Эрнандо после такого с удовольствием ответил на все его расспросы.
Так время пролетело до ужина, и вопреки своему послеобеденному решению, близнецы все-таки отдали ужину должное. Тем более что на этот раз еда была попроще и полегче. Правда, стол накрыли на галерее одноэтажной пристройки, под навесом, чтобы любоваться закатом. Закат был красивейший, но с озера, как только село солнце, потянуло сыростью и холодом, и близнецы с непривычки продрогли.
После ужина отправились в мыльню, которую сегодня никто не топил, но они, пользуясь тем, что их никто не видит, подогрели себе бочку воды, погасив в ней пару огненных шариков, и отлично помылись. Бласко так и хотелось расспросить сестру о том, что она услышала от бабушки, но он сдерживался – решил, что лучше об этом спокойно поговорить в их комнатах. Тем более что вечер был холодный, и им в гостиной обещали растопить камин.
Камин действительно уже разожгли, и в нем горел даже не торф, а хороший уголь, почти бездымный. Да еще на таганке стоял чайник с кипятком, а на столике у камина – заварник с местным травяным чаем.
– Как хорошо, – обрадовалась Жиенна и уселась на подушках поближе к огню. – Что-то я замерзла, пока ужинали. На галерее, конечно, красиво, но сыро.
– Водяники сырость нагоняют, – сказал Бласко. – То есть оно и погодное, само собой, тоже, но везде, где водяники заводятся, всегда по ночам становится очень сыро… Я еще вчера почувствовал. Хотел сегодня ночью сходить на озеро, попробовать с ними разобраться, но сейчас не пойду, холодно. Может, под утро. Под утро даже лучше, все будут спать как убитые, и никто ничего не заметит, – Бласко тоже устроился у камина.
– Тебе помощь в этом понадобится? – Жиенна подогнула под себя ноги.
– Сам справлюсь. Это ведь несложно, я такое уже делал, – Бласко подгреб побольше подушек и улегся на них поудобнее. – Главное, чтоб никто не видел… Черт, как же это неудобно – когда всё скрывать надо.
– И не говори… Ну, давай к делу. Что ты узнал?
– Гнедок на удивление хорош. Я даже не ожидал, что в этой глуши можно найти отличнейшего сальмийского скакуна! Я, правда, на нем еще не скакал как следует, но поверь – от такого коня и принц Серджио бы не отказался. Так что барашек будет наш.
– Погоди загадывать, – усмехнулась Жиенна. – Барашка еще удержать надо. Я рада, что дядюшкин конь тебе понравился, но кроме этого ты что-то узнал?
– Дядя был в таком восторге от того, что мне понравился Гнедок, что его можно было спрашивать о чем угодно, – махнул рукой Бласко. – И он мне много чего порассказал. Так что я покороче и о самом главном.
– Если б ты еще умел это самое главное правильно определить, – вздохнула сестра.