Пока Бенито и остальные готовились к тренировке, Жиенна улучила момент и тихонько спросила у брата, что тот такое сказал Бенито, отчего не то что непристойные предложения прекратились, а даже раздевающие взгляды.
– Правду сказал, – чуть усмехнулся Бласко. – Ну, не пугайся. Конечно, ничего прямо я не говорил, но по сути сказал правду – что мы дали обещания у алтаря и должны хранить верность тем, кому обещались. И что у нас в Сальме это очень серьезно, в отличие от Салабрии. Он решил, что я про обручение или брачный договор. Ну да нам какая разница, что он решил, если он больше не будет к нам лезть со своими интересными предложениями.
– Ну хорошо, если так. А если он все-таки догадается?
– Не думаю. Здесь никому в голову не придет мысль, что мужчина может добровольно дать обет целомудрия. Салабрийцы в паладины очень редко идут, только по сильному зову сердца. Или как наш полуальв Энрике – из-за суровой необходимости, чтоб от своей фейской родни уберечься. Энрике нам говорил об этом, я вспомнил. О, они возвращаются. Ну, пора тренироваться. Хоть наеденное растрясу.
Жиенна только завистливо вздохнула, спешилась, стреножила своего мерина и пустила попастись в сторонке. А сама села на камень и стала наблюдать за тренировками.
Таскать «барашка» оказалось весело, но при том весьма непросто. Неудобная, тяжелая «туша» так и норовила вырваться из рук, а соперники, наскакивая со всех сторон, пытались дернуть «барашка» то за ноги, то за голову. Наконец, Бласко сообразил перекинуть его через седло перед собой и каждый раз, когда кто-то приближался, крепко хватал «барашка» за загривок, не давая противнику сдернуть его. Очень пригодилось и то, что в Корпусе паладина научили отлично держаться в седле, всяческим хитрым приемам конного боя и вольтижировке.
Нагонявшись по выпасу и выдохшись, парни наконец решили, что надо бы и отдохнуть. «Тушу» спрятали туда, откуда взяли, сами расселись на камнях, пустив лошадей бродить и щипать траву. Бенито наконец развязал вьюк, перед тренировкой снятый им со своего седла, и раздал всем по тыквенной фляге с пивом.
– Славно погоняли. Сейчас выдохнем, пивка хлебнем да и поедем тихим шагом в село, пообедаем. Я заказал у Санчо знатный обед, – сказал он. – А ты, Бласко, наездник хоть куда. Правду, значит, про сальмийских кабальерос говорят, что они в седле рождаются.
На это паладин предпочел промолчать. Впрочем, некоторая доля правды в этом была: бабушка близнецов по отцу происходила из кабальерос, родственных донам Энборсадо, а Энборсадо славились в Сальме своим конным заводом и лучшими лошадьми. И как отличные наездники тоже.
– Бенито, – подал голос Эугено. – А давай Бласко будет барана таскать? Конь у него лучше наших, сам тоже парень ловкий. А мы будем щемить подхолмских и распадковских, чтоб ему не мешали?
– Угу, первым делом Хуану ввалим, и Аймабло, который из Дубового Распадка кожемякин сын, тоже. Потому как удачи у него будет выше головы, к барану его пускать никак нельзя, потом не отберем, – поддержал Ксавиер. – Мне Эмилла сказала, что этот Аймабло как приехал в Каса Салисо позавчера, так из кровати близнецов и не вылезает. Трахаются втроем так, что дом трясется. Даже жрать не выходят, Эмилла им полные подносы таскает прямо в покои.
Жиенна усмехнулась:
– Ну и пусть трахаются. Он все силы на это и потратит, а на таскании вареный будет.
Местные парни переглянулись. С такой точки зрения они на это еще не смотрели. Ксавиер усмехнулся, Эугено фыркнул в кулак:
– Бьюсь об заклад, Салисо это в голову не пришло! А хорошо бы, чтоб так и было.
– Если бы… Салисо, выходит, хотят, чтоб Аймабло за них выступал… А значит, сеньора Салисо уж о таком точно подумает. Да и сам Аймабло не дурак… – поморщился Бенито. – Плохо. Это еще тот хитрозадый сучий вылупок. Подлый, юркий, мелкий, при том очень ловкий и сильный. Его прабабка неблагой альвой была... Его, сучонка, надо сразу будет ущемить попробовать, тут Ксавиер прав.
Бласко пожал плечами:
– Справимся. Не хочу показаться хвастуном, но я как-то дрался с полуальвом. Бока ему намял изрядно, хотя, конечно, и сам люлей отхватил. А полуальв – это всяко посерьезнее, чем восьмушка.
Парни с уважением посмотрели на широкие плечи Бласко, и Ксавиер, допивая пиво, сказал:
– Мы этого восьмушку гуртом уделаем. Скажем нашим парням, пусть сразу Хуана и Аймабло щемят, их, конечно, свои защищать кинутся, будет свалка, но нам главное, чтоб ты и Бенито первыми до барана доскакали. Барана хватать будешь ты, Бенито только вид сделает. И того… ты дубинку прихвати маленькую, чтоб барана сразу оглушить. И шило длинное, чтоб ему в глаз вогнать да и убить, только смотри, без крови. Ударишь в уголок глаза, или лучше в ухо, и обломишь сразу, чтоб не видно было. Так, конечно, не очень по правилам, ну да лучше так, чем если у него живого что оторвут. Это ведь хуже не придумаешь. Сумеешь барашка сразу укотрупить?
Бласко вздохнул:
– Дядя говорил мне. Думаю, справлюсь.
– Не справишься – я тогда у тебя барана заберу и сам сделаю, – сказал Бенито. – А потом обратно махнемся. Как вот только что менялись. И того… ты сапоги потяжелее надень. И с голенищами повыше, чтоб колени прикрывали. Пригодится. Когда с боков наскакивают, то норовят лошадь пнуть покрепче или всаднику по колену врезать. Так что ты стерегись, чтоб не пнули. Некоторые в носки сапог гвозди вбивают... Это не по правилам, но кто там видит… Так что если видишь, что к тебе чужой норовит вплотную сбоку наскочить – пинай первым.
Бенито закрутил флягу, поднялся:
– Ну, поехали обедать.
В траттории явно их ждали. И вообще похоже, что среди местной молодежи Бенито пользовался авторитетом и был заводилой. В тратторию набилось довольно много парней и девушек, потому пришлось сначала вытерпеть громогласное представление близнецов местным, а потом заявление от Бенито, что «к Гонзалезовым с предложениями всякими не приставать, они никому не дают, потому как обручены, и у них в Сальме после обручения чужим давать не принято, всем понятно?». На это в траттории раздался разочарованный гул, но спорить с Бенито, конечно же, никто не стал. Сам же Бенито уселся в эркере за лучший стол, усадил рядом близнецов, и к ним присоединились Ксавиер и Эугено. Остальные заняли столы в зале.
Еда была вкусной, хотя, конечно, не особо изысканной. Подали суп с потрохами и лапшой, потом – перловку с бараниной и овощами, приготовленную в широком плоском котле или даже скорее глубокой сковороде, салат из рубленых яблок, местной белой редьки, не горькой и хрустящей, и шпината, ячменные лепешки с маслом и много светлого, довольно хорошего пива, к которому полагались маленькие сырные бублички. Несмотря на опасения близнецов, что обед затянется, плавно перетечет в танцы и прочее веселье, а потом в ужин и пьянку, никто не упился, и после обеда все довольно быстро разошлись по своим делам. Провожая близнецов, Бенито спросил, куда они сейчас, и, узнав, что в гости к сеньоре Салисо с визитом вежливости, помрачнел:
– Не надо бы вам туда ехать. Ну, конечно, из вежливости требуется. Но… про старую Салисо говорят, что она ведьма. Сглазить может – как мне сплюнуть. Вы того… потом, как домой ехать будете, заехали бы в Каса Роблес. Кармилла за полреала хороший наговор от порчи и сглаза делает.
– Спасибо за совет, – Жиенна решила воспользоваться моментом для расспросов и, прибегнув к своей безотказной улыбке, принялась за дело. – А скажи, Бенито… Я слышала от садовника бабушки, что сеньора Салисо за что-то Гонзалезов не любит. Не знаешь ли, за что?
– Да кого она вообще любит-то, эта старая лиса! – Бенито сплюнул. – Злобная, завидущая баба, спит и видит, как бы кому гадость какую сотворить. В прошлом году в Овиеде выставка была, князь решил устроить большую ярмарку, чтоб на ней все доны и гидальгос с доминами выставляли кто что хочет и кто во что горазд. Со всей Салабрии туда посъезжались. Ну, старый Роблес нам от своего имени дал право участвовать, и мой отец пиво повез, пили же только что – хорошее, правда?
Жиенна и Бласко кивнули. Бенито продолжил:
– Ну вот, а ваша бабушка отправила на выставку лучших овец. И сеньор Канеро тоже. А у Салисо кроме овец тоже пивоварня есть. И когда присуждали награды по округам, то за пиво отец и сеньор Роблес получили первое место, за курдючных овец – ваша бабушка, а за тонкорунных – сеньор Канеро. Вот Салисо и обзавидовалась. Народ болтает – зимний овечий мор и копытная гниль с паршой ее рук дело. Наколдовала, не иначе. Только кто ж докажет… и своим близнецам она запретила трахаться со всеми, кроме тех, кто на их землях живет и в Дубовом Распадке… А теперь волколаки появились. Тоже, думаю, она их вызвала. Потому как пока что волколаки грызли овец у всех, кроме Салисо и распадковских. Ну еще те подхолмские не пострадали, кто у Ибаньеза землю арендует. Вот наши и думают, что это Салисо…
– А почему Ибаньеза не трогали? – счел нужным влезть Бласко.
– Да потому что два сапога пара! Рубио к Салисо постоянно таскается, и с ее близнецами трахается. Эмилла, кузина Ксавиера, в Каса Салисо горничной служит, рассказывала…
Ксавиер, доселе молча стоявший рядом, кивнул, и сказал:
– Хотя я думаю, что Ибаньеза не трогают, потому что с него и взять нечего. И вообще в Дубовом Распадке болтают, что порчу наводят Кармилла и Роблес. Даже хотели пойти Кармиллу в озере утопить, если овцы болеть продолжат.
– Я что-то не поняла, – помотала головой Жиенна. – Бенито же говорит, что в Дубовом Распадке с овцами порядок?
– Я такого не говорил, сеньорита, – возразил Бенито. – Я сказал, что волколаки их не трогают. А мор и копытная гниль и там тоже хорошо прошлись. Не знаю, как они справились, говорят, все-таки мага вызывали из Сакраменто. Наших-то Роблес вылечил, мазь сделал целебную. Ну… насчет Кармиллы и чтоб ее топить – тут наши парни возмутились, сказали – Кармилла же из Трех Оврагов, хоть и ведьма. И если кто и имеет право ее топить – так только свои же. Ну мы и дали понять распадковским, что пусть только попробуют к Роблесу сунуться – сильно пожалеют.