Он хлопнул себя ладонью по лбу:
– Какой же я дурак!!! Как я сразу не сообразил!!!
Жиенна нащупала комнатные тапки, вылезла из кровати, надела халат:
– Так, погоди. Раз уж мы проснулись, то давай займемся делом. Но сначала – по нужде и прочее.
Она скрылась за дверью чуланчика с ночными вазами, а Бласко, тут же почувствовав позыв к тому же самому, набросил халат и подошел к дверце, нервно переминаясь с ноги на ногу. И сказал:
– Ты права. Пока все спят, мы можем попробовать все-таки вычуять этого… так сказать, волколака. И это… ты там побыстрее, мне тоже очень надо.
– Знаю, – глухо буркнула из-за двери сестра. – Сейчас.
За дверью звякнула крышка ночной вазы, потом зажурчала вода в умывальнике, и через полминуты Бласко наконец сменил сестру на сортирном посту.
Когда он, умывшись, вернулся в спальню, Жиенна уже была одета и нетерпеливо притопывала ногой.
– Давай одевайся поскорее. Надо бы на пустоши попасть, пока еще темно и нас толком никто не увидит.
– Это будет непросто, надо же как-то лошадей из конюшни вывести… – Бласко чуть не упал, пытаясь попасть в штанины второпях.
– Да зачем. Темно же, никто не видит. Можем телепорт построить. Я хорошо помню взгорок с бабушкиными камнечленами. И тот уютный распадочек, где мы тренировались пару дней назад. Там как раз нам никто и не помешает.
Она была права. Если бы они пошли выводить лошадей, то вполне могли бы разбудить конюха, пришлось бы либо объяснять, куда и зачем они среди ночи собрались, либо воздействовать на него так, чтобы не задавал лишних вопросов и не болтал. Эта магия была посложнее, чем обычные паладинские и инквизиторские воздействия, и давалась близнецам плохо. Так что телепорт – лучшее, что можно придумать.
– Ну, куда? К камнечленам или в распадок? – спросила Жиенна, уже готовя телепорт.
– Давай к камнечленам все-таки, там обзор лучше, пес его знает, как сработает чутье в распадке, – подумав, сказал Бласко. – Чампа говорил, что иногда во впадинах и оврагах бывают искажения, да и просто смотреть сложнее…
Вид с дороги у камнезнаков и правда был отличный. Лунный свет озарял озерную долину и пустоши. Усадьба Каса Гонзалез четко выделялась на озерном берегу темным силуэтом с двумя яркими точками фонарей. За озером усадьба Ибаньеза виделась просто мутным пятном, и там не горел свет. Каса Роблес тоже была темной. И на пустошах вокруг – ни огонька.
– Все спят. Одни мы тут дурью маемся, – вздохнул Бласко, оглядевшись. – Тебя учили в глубокий транс входить?
– Конечно учили, но не для того, чтоб в нем чуять, а чтобы молитва была сильнее, – Жиенна на всякий случай достала из кармашка четки и намотала на запястье. – Чуять – это ваше, паладинское дело. Давай пистоль, я тебя посторожу.
Бласко отдал ей пистоль и тесак, сам уселся на округлый камень у подножия менгира и, достав четки, принялся молиться. Входить в глубокий транс сходу, как это делали старшие паладины, он еще не умел. Да и чутье было у него не очень хорошим, но Бласко надеялся, что в трансе он сможет чуять лучше.
Жиенна, поглядывая на брата, застывшего в несколько напряженной позе с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, глядящими непонятно куда, принялась бродить вокруг камня. Она разослала во все стороны с десяток поисковых огоньков, и теперь прислушивалась к ним, но не чуяла ничего особенного. Недалеко отсюда ворочалось во сне стадо овец, у тлеющего кострища похрапывал, завернувшись в свою войлочную накидку, пастух, беспокойно рыскала овчарка, но от стада и пастуха не отдалялась. В другом месте тоже была кучка овец, возле которой тоже бродила, поджав хвост и почти неслышно поскуливая, собака. Большой круторогий баран, вокруг которого сгрудились эти овцы, лежал на земле, дрожа и конвульсивно дергая ногами. Жиенне это показалось странным и любопытным, но отвлекаться на огонек, чтобы посмотреть поближе, она пока не стала – мало ли что.
Бласко вдруг вскрикнул, чуть не свалился с камня, но тут же пришел в себя. Жиенна подбежала к нему:
– Что такое?
– Я не понял, – он потер лоб, подышал глубоко. – Резкий удар боли, как будто в голове молния шаровая разорвалась. И я выпал из транса. А до того было спокойно, только… какое-то странное ощущение, будто за спиной что-то есть, а обернуться не можешь, чтобы посмотреть. Ощущение, будто кто-то смотрит тебе в затылок. И примеряется, как бы тебе по башке съездить чем-нибудь тяжелым.
Он слез с камня, потер глаза, поморгал:
– Словом, что-то я нехорошее почуял. Только не соображу никак, что это было. Но исходило оно оттуда, – и он махнул рукой в ту сторону, где Жиеннины огоньки и обнаружили барана с овцами.
Сестра отдала ему тесак:
– Знаешь, я в той стороне тоже что-то странное нащупала. Огоньками. Пойдем, посмотрим. Только, пожалуй, сначала на себя святую броню призовем.
Место, вычуянное близнецами, находилось в небольшой впадинке между тремя горбиками, увенчанными валунами. Не успели они дойти до этого места, как им навстречу выбежала, поскуливая, перепуганная овчарка, кинулась в ноги и принялась вертеться вокруг них, все так же скуля. Жиенна погладила ее по лохматой голове, легонько воздействуя. У нее немножко получались чары подчинения, к которым относилось, к примеру, такое полезное заклинание, как «Шоры» – им пользовались боевые маги, когда нужно было успокоить лошадей во время боя или построения сложных кастов. Жиенна еще не умела накладывать полноценное заклятие, но успокоить испуганную собаку смогла.
– Как она дрожит, – сказала инквизиторка, ощупывая овчарку и уворачиваясь от ее языка, которым та норовила в порыве благодарности вылизать девушке лицо. – Не нравится мне это. Видимых ран нет, следов ударов или заклятий тоже не чувствую…
Паладин мрачно вздохнул:
– Чем дальше, тем мне всё больше кажется, что тут какая-то некромантия замешана. Собаки, кошки и лошади хорошо ее чуют и очень боятся.
– Магию крови они тоже хорошо чуют и очень боятся, – ответила ему Жиенна. – Идем дальше, недалеко осталось.
Во впадине, где совсем незадолго до этого Жиенна учуяла группку овец, никаких овец больше не было – видно, когда собака убежала, они с перепугу тоже разбежались во все стороны. А вот баран был. Большой, могучий, круторогий баран с толстым и густым руном валялся на боку, по-прежнему дергая ногами и пытаясь поднять голову. Когда близнецы подошли ближе, то увидели, что какая-то неведомая сила сорвала с его бока большой лоскут кожи вместе с шерстью, размером фут на фут.
Паладин тут же снова вошел в транс, уже не такой глубокий, и внимательно прощупал всё вокруг.
– Все то же самое, что и возле тех растерзанных овец, – сказал он, выйдя из транса. – И по-прежнему непонятно, что ж это такое…
Он призвал очищение, затем круг света. Жиенна скастовала на барана кровоостанавливающие чары, потом заживляющие (насколько сумела, но рассудила так, что хуже уж точно не будет), и наложила слабую «Заморозку» для обезболивания. Баран расслабился и вытянулся на боку, тяжело дыша. Собака подошла к нему, потыкалась мордой и улеглась рядом, принялась вылизывать его рану.
– Одно могу сказать, – паладин уселся на камешек неподалеку, подвесил рядом огонек и влил в него побольше маны, чтоб тот светил поярче. – Это не заклинание. Этого барашка спасло только его густое руно. Давно его не стригли, вон какое отрастил. Наверное, когда стригали овец на стрижку собирали, спрятался, потом к отаре обратно прибился… Вспомни, ведь овцы, которых мы до сих пор находили, были курдючные, у них шерсть короткая. Вот неведомая дрянь у них и вырывала животы. А с этим не вышло. Хм… по крайней мере теперь мы можем совершенно точно отбросить версию с черным паразитом.
– То есть ты думаешь, что это бестия? – Жиенна погладила собаку. – Но какая? И почему нет следов? Почему ты ее не почуял раньше? И собака же испугалась. Насколько я знаю, собаки бестий не боятся.
– Не бестия, – покачал головой Бласко. – Но… Когда я еще был в трансе, кроме прочего я почуял движение сил… очень похожее на остаточные следы телепорта. Кто-то… что-то неподалеку ушло куда-то через телепорт сразу после того, как я получил ментальный удар.
– Именно ушло? – Жиенна подняла голову. – Не пришло и ушло, а только ушло?
– Да. То есть… что-то тут было. Напало на барана. Может, даже не только на этого – мы же проснулись от воя. Я теперь совершенно уверен, что это нечто издает вой в тонком плане, когда нападает. В трансе я его почувствовал как ментальный удар. А потом оно ушло через телепорт. Никакая бестия этого не умеет.
– Так может, это человек? Какой-нибудь колдун-малефикар? – предположила Жиенна. Бласко встал, потянулся:
– Может… Одно могу сказать – не бестия. И не фейри, фейри я бы почуял в любом случае. Вот уж чем-чем, а фейри тут и не пахнет. Ладно, давай в дом, а то уже светает. Вряд ли это нечто продолжит охоту, кажется, мы его спугнули.
Жиенна построила телепорт обратно в их спальню, старательно вплетая ориентиры – у нее получалось хорошо только если она видела, куда перемещается, у Бласко выходило лучше, но после транса и ментального удара он еще не успел восстановить силы.
В спальне они уже не стали укладываться спать. Разожгли в камине остатки углей, уселись на овчины.
– И вот что это было? – вздохнул паладин, вынимая из бумажного кулечка леденец. – А главное – зачем?
– Зачем – понятно. Убытки причинять и страх наводить, пакостить, – пожала плечами Жиенна и вытянулась на овчинах. – А что… Я думаю – все-таки колдун-малефикар. Способный к чарам воздействия. Ходит по пустошам, укрывшись такими чарами, вот его и не видит никто.
– Следы такими чарами не скроешь. Не по воздуху же он летает, – возразил Бласко. – Нет такого заклинания… по крайней мере человек левитировать не может. Даже потомок фейри. То есть… Как бы сказать… в некоторых случаях возможно, но это спонтанная магия, до сих пор не изученная. Как и почему такое происходит, до сих пор разобраться не могут… Можно левитировать предметы, но это требует особых умений и имеет кучу ограничений – да ты и сама знаешь, что чем сложнее предмет, тем сложнее и заклинание для левитации. А левитировать живое существо… Да ну, не может быть.