И Ксавиер поскакал в сторону дальнего выпаса, а близнецы с Бенито и Эугено отправились к алькальду.
Алькальд Арнао Барбанеро, узнав новости, хищно потер руки:
– Наконец-то у меня все основания арестовать эту скотину!!! Покушение на беременную женщину – это не мордобой между гидальгос, это серьезное дело. А вам, сеньоры Гарсиа, спасибо, что вмешались, а то остались бы мы без ведьмы, да еще по убийству комиссия бы следственная наехала, а это такая головомойня, что не приведите боги. Пойду звать альгвасилов.
– Арнао, может, тебе еще кого в помощь? – спросил Бенито. – Ксавиер сейчас в Каса Роблес троих отрядит, на всякий случай. Но еще человек шесть-семь могу с тобой отправить. Мы к тасканию было хотели готовиться, но ради такого дела пусть лучше парни с тобой поедут.
– Это было бы хорошо. Думаю, человек шесть мне хватит. Да нас с альгвасилами пятеро. Как раз без труда и повяжем ублюдков. Спасибо, Бенито. Через полчаса жду твоих здесь.
На дальнем выпасе в ожидании тренировки развлекались, метая кости на расстеленной пастушьей накидке, с дюжину сельских парней. Их стреноженные кони бродили по краю выпаса, лениво щипля траву, а Ксавиер и невысокий рябой паренек проверяли у них подковы и копыта. Появление Бенито, Эугено и близнецов вызвало оживление. На близнецов, особенно на Жиенну, уставились с неприкрытым восхищением – видно, Ксавиер успел рассказать новости.
– Приветствуем! – первым поздоровался Бласко. – Сегодня всех ужином угощаю, у нас в Сальме так принято – перед важным делом товарищей угостить.
Парни одобрительно загалдели. Бенито подождал немножко, поднял руку:
– Тихо. Тут такое дело… Арнао нужно шесть человек, чтоб Ибаньеза арестовать с его прихвостнями. Так что кто желает – дуйте к нему, только прихватите дубинки да тесаки. И веревки тоже.
Желающие тут же нашлись, сели на своих коней и ускакали в село. На выпасе остались шестеро молодых поселян, Бенито, Ксавиер и Эугено, и близнецы. Жиенна устроилась на пастушьей накидке, постелив ее на длинный широкий камень, а парни занялись тренировкой. Поскольку Бласко уже знал все основные приемы таскания, теперь они отрабатывали командную работу. Роли, как Жиенна догадалась, уже были распределены: Эугено, Бенито и Ксавиер, как лучшие наездники Трех Оврагов и самые большие силачи и крепыши, вместе с Бласко пытаются добраться до барашка первыми. Остальные шестеро их прикрывают от самых шустрых конкурентов, а те, кто сейчас уехал в Каса Роблес и с алькальдом, должны будут мешать противникам и делать им всякие мелкие гадости. Глядя на носящихся по выпасу и орущих парней, Жиенна отметила про себя не забыть попросить у дяди для Бласко кожаные наручи, которые она видела в кладовке с оружием, и высокие яловые сапоги с отворотами.
Когда уставшие, но довольные таскальщики вернулись в село, то как раз встретились с алькальдом и его помощниками, везущими арестованных Ибаньеза и его банду. Рубио Ибаньез выглядел плохо: рука на перевязи, морда в синяках, шишка на лбу… но при этом у него все еще были силы сыпать угрозами и богохульствами. Его приятели вели себя куда как потише.
Поселяне, собравшиеся на площади, встретили арестованных очень недружелюбно, некоторые даже начали кидаться в них гнилыми яблоками. Видимо, новость о том, что Ибаньез пытался убить Кармиллу, местным очень не понравилась. Так что пока алькальд довел арестованных до погреба, их успели изрядно забросать гнильем.
В траттории, как и было обещано, Бласко раскошелился на ужин всем парням из команды таскальщиков, даже тем, кто ездил арестовывать Ибаньеза. Обошлось ему это в тридцать пять реалов, но хорошие отношения с местными стоили куда больше потраченных на ужин денег. Сам ужин тоже порадовал – видно, хозяин траттории решил расстараться по случаю грядущего праздника. Он приготовил рассыпчатую перловую кашу с овощами, удивительно вкусную, Бласко и Жиенна даже не ожидали, что перловку можно так хорошо приготовить. Помимо каши подали куски обжаренной на вертеле баранины, несколько здоровенных пирогов с картошкой, луком и салом, много салата из крупно нарубленной и слегка примаринованной капусты со свеклой и яблоками, и гигантскую яичницу с помидорами, сыром и зеленью. И много хорошего светлого пива.
После сытного ужина кто-то было заикнулся о танцах, но Эугено, оказавшийся сыном здешнего священника, строго посмотрел на «танцора» и напомнил, что завтра таскание, и все, кто будет в нем участвовать, должны до полуночи бдение в церкви провести. Бласко тут же спросил, может ли он помолиться в часовенке Каса Гонзалез, чтобы потом не ехать среди ночи через пустоши, потому как ночевать в селе они не рассчитывали и ничего с собой для завтрашнего таскания не брали. Подумав, Бенито и Эугено согласились, что может, главное – чтоб хорошенько, искренне и с полным осознанием важности грядущего дела. Бласко пообещал, что помолится как следует, и их с Жиенной проводили аж до Роблесовых камнезнаков.
Распрощавшись с новыми друзьями, близнецы пустили коней рысью – солнце уже садилось, и хотелось засветло добраться до усадьбы. Мысль об ужасе пустошей вызывала дрожь между лопаток.
Впрочем, пустоши были спокойными, тихими и очень красивыми. Поисковые огоньки не обнаруживали ничего странного и необычного, и это немного тревожило.
– Не нравится мне это спокойствие, – вздохнул Бласко, когда они добрались до бабушкиных камнезнаков. – Как затишье перед бурей.
– У меня те же чувства, – кивнула Жиенна. – Ладно. Завтра уже таскание. И давай после него сразу всё бабушке и расскажем. Пусть вызывает паладинов и инквизицию. Конечно, нам придется доложить… и объяснить, почему сразу не настояли на вызове… Даже не знаю, что я и скажу. Инквизиторкам же не соврешь.
– А и не надо. Скажем как есть – думали, что сами разобраться сможем. Я даже, пожалуй, скажу, что подозревал черного паразита, – вздохнул Бласко. – Надо мной, конечно, посмеются, ну да ладно, пусть. А помолиться сегодня и правда надо хорошенько. Провести настоящее молитвенное бдение. Тебе не обязательно, но буду рад, если присоединишься.
Жиенна кивнула:
– Само собой. Только я сначала все-таки поужинаю немножко, я-то только салат ела и кашу, в отличие от вас всех… Надеюсь, у бабушки найдется что-нибудь постное.
В Каса Гонзалез еще не ужинали – ждали близнецов. Дядя не сомневался, что они не станут ночевать в селе перед тасканием, хотя бабушка думала иначе. Оба обрадовались их возвращению – сюда, оказывается, успели дойти новости о том, что случилось у Роблесов, и об аресте Ибаньеза.
– Молодцы, – сказал дядя, садясь за стол. – Наконец-то этому козлу Рубио досталось на орехи. Надеюсь, судья в Сакраменто засадит его в кутузку. Думаю, что на собрании гидальгос никто в поддержку Ибаньеза ни слова не скажет… кроме Салисо, само собой. Слыхал я, будто она дочку за Рубио выдать хочет. На земли Ибаньеза глаз положила.
– Самая богатая из гидальгос нашего домена, а всё ей мало, – вздохнула бабушка. – Ну и пес с нею. Давайте лучше поужинаем, чем боги послали. А завтра, когда будем ехать в Три Оврага, надо будет к Роблесу заглянуть. Подарю Кармилле шелковый платок и браслет. Хорошую ведьму одаривать почаще надо, а если она ребенка ждет – так вдвойне.
Тут и ужин принесли, на радость Жиенне – без мяса и рыбы. Лапша с творогом, яблочный рулет и овощная запеканка оказались очень вкусными, так что даже не успевший еще проголодаться Бласко попробовал всего понемногу.
В часовню пошли почти сразу после ужина. Бласко сказал дяде и бабушке, что они с Жиенной хотят помолиться как следует перед завтрашним предприятием, и бабушка ради такого даже выдала им пару толстых дорогих свечей из белого ароматного воска.
В Каса Гонзалез часовня была устроена в башенке двухэтажной пристройки. Войти туда можно было только со второго этажа этой пристройки, пройдя по длинному узкому коридору вдоль ряда комнаток. Сейчас в этих комнатах никто не жил, они стояли запертые. Как близнецам помнилось, раньше это были комнаты их кузена и кузин. Когда Бласко подошел к одной из дверей и посветил светошариком на дверной косяк возле ручки, усмехнулся, увидев процарапанную давным-давно надпись: «Макси – болван».
– Помнишь? Это Станса нацарапала, пока я Макси внизу отвлекал. Обиделась на него за то, что он ее кусок пирога за ужином съел, – сказал Бласко. Жиенна усмехнулась:
– Помню. Он тогда здорово бесился, каждого из нас подозревал. А дядя тогда всех наказал, мы навоз из конюшни все вместе выгребали… Странно, что надпись так и не затерли, разве что морилкой замазали.
– Видно, дядя решил, что Макси не лишне будет помнить, что не все его умным считают, – Бласко вздохнул. – Сколько лет прошло… Интересно, какие они все сейчас… Ладно, может, еще свидимся.
Он толкнул незапертую дверь в башню, и близнецы зашли внутрь, поднялись по лестнице на третий этаж башенки и оказались в часовне.
Это была маленькая круглая комнатка с узкими оконцами. Каменные стены оштукатурены и украшены повторяющимися синевато-серыми рисунками, сделанными забавным способом: головку капусты разрезали поперек, а потом макали в чернила и ставили на сырой штукатурке отпечатки, похожие на затейливые цветки. Пол покрывали чистые рогожные полосатые циновки, на восточной части стены были устроены пять неглубоких ниш, расположенных пятилистником-акантом – так в провинциях Салабрии, Ингарии, Аламо и Танардии обычно делали в храмах алтарную часть. В нишах стояли либо иконы, либо статуэтки. Единого канона в изображении Пятерых толком никогда не существовало. Разные мастера изображали богов по-разному, и никого это не удивляло – ведь боги могут принять облик какой пожелают, и то лишь исключительно для удобства человека, которому они являются. Многие, кто имел духовный опыт общения с богами, говорили, что даже и облик не важен – человек просто ощущает их присутствие и их силу. Бласко и Жиенна знали это не понаслышке, ведь у них уже был собственный мистический опыт.
В часовне Каса Гонзалез в нишах стояли маленькие раскрашенные глиняные статуэтки, очень старые, возможно, даже старше, чем нынешнее семейство Гонзалез. Они были очень условными, имели в общем-то одинаковые черты нарисованных лиц, только у Мастера и Судии были еще бороды и усы. Хранитель был изображен в виде белого единорога с позолоченным рогом. Дева в красной мантии держала в одной руке меч, а в другой – лилию, Мать в зеленых одеждах держала яблоко и чашу, Судия в черном был вооружен свитком и весами, а Мастер в синем – молотком и веретеном. Статуэтки содержали в порядке, старательно обметая с них пыль и подновляя, если требовалось, на них лак. Посередине, на сердцевине аканта, на бронзовой цепи висела лампада, и в ней мерцал крошечный огонек. Перед стеной с нишами стоял маленький алтарь из грубовато обтесанного известнякового блока, а у входа на полке – несколько глиняных подсвечников, коробочка с фитилями, закрытая плошка с благовониями, кацея и кувшинчик с маслом.