– Он, конечно, не врал, он действительно имеет столько денег и готов их выдать вам, – Оливио встал и принялся ходить по кабинету. – Но неужели вас не беспокоит, что деньги могут оказаться… нечистыми? Не повредит ли это нашей репутации? Скажем, если окажется, что барон Торрино замешан в каком-то грязном деле… Например, в контрабанде. Баронство Торрино на алевендской границе… леса, горы… Очень подходящее место для этого.
– Если и так – он в этом деле явно не первый год, и отлично умеет прятать концы в воду, – несколько цинично сказала донья Кларисса. – А нам очень нужны деньги, чтобы побыстрее разделаться с последствиями долгов Модесто и наконец зажить, как полагается Вальяверде. Что касается этой его просьбы – думаю, что формально там не подкопаться, Эктор Баттиста действительно существует и может присягнуть, что это его деньги. И даже, возможно, как-то объяснить, откуда он их взял. И никакой связи с бароном Торрино не обнаружится… если только Таргароссо не огласят свои собственные тайные изыскания. Банкиры… все банкиры, не только Таргароссо, проводят такие изыскания, когда имеют дела с крупными суммами – просто чтобы знать степень риска. И делятся друг с другом такими сведениями… не бесплатно, разумеется. Торрино об этом знает, и не хочет, чтобы дядя делился с другими банкирами тем, что узнает об Экторе Баттиста. Вот и всё.
Оливио пожал плечами:
– Как знаете. Но мне это всё равно не нравится.
Мачеха потерла виски:
– Я понимаю твое беспокойство, Оливио. Поверь, я очень обстоятельно расспрошу дядю об этом. И если окажется, что он узнал что-то такое, что может как-то повредить нам, если правда откроется – я откажу Торрино. Потому-то я и не дала никакого согласия сразу.
Паладин посмотрел ей в глаза:
– А что насчет самого Джамино? Я бы хотел, чтоб он тоже имел право голоса в этом вопросе. В конце концов, ему потом с этой девушкой жить. С ней, а не с ее деньгами.
Донья Кларисса хотела было что-то сказать, но тут же вспомнила свое нерадостное замужество и промолчала. Оливио сел в кресло, уставился на огнекамешки в камине. Мачеха открыла черепаховую палочницу, достала из ящика стола длинный черепаховый же мундштук и разожгла ароматную палочку. Затянулась пару раз и задумчиво сказала:
– М-м-м… Ты, конечно, прав. Но… Сам ведь понимаешь – нам деться некуда и выбирать особенно не из чего. Вот эти все кандидатки, – она помахала листочками с коротким списком невест. – Они не так богаты, как Торрино. Ни одна девушка из этого списка не может принести Джамино больше пятисот эскудо приданого. И то только после свадьбы. Конечно, если дядя Джованни настоятельно отсоветует мне соглашаться с Торрино – придется выбрать из этого списка… Если бы мы не были плайясольскими донами! Тогда я бы могла легко найти Джамино богатую и красивую невесту среди доминских дочерей. Но Вальяверде для такого брака слишком древний род. Честно говоря, и Торрино тоже не лучший вариант. Но деньги… Сам понимаешь.
Донья Кларисса явно пребывала в замешательстве. С одной стороны – подозрительные дела барона Торрино, с другой – большое приданое без всяких условий…
– Насколько я сумел понять, барон действительно хочет породниться с нами, – Оливио снова подергал сережку. – При дворе ходят слухи, что Торрино уже третий год пытается пристроить дочку в какую-нибудь из древних знатных семей. Известно, что он предлагал ее руку Ингареску, Кугиальпам и Олаварри. Все отказали.
– Почему? Девушка довольно милая, да ты же и сам ее видел на зимнем королевском приеме. И даже довольно неплохо воспитана как для орсиньянки, – удивилась мачеха.
– Надо полагать, все они что-то знают такое, чего еще не знаете вы, – развел руками Оливио. Он вздохнул, подергал сережку и решился:
– Я думаю, незачем нам вообще с Торрино связываться. Есть еще одна кандидатка. На Весеннее Равноденствие, как вы помните, я ездил в Кесталью, Робертино меня приглашал на весенний бал в Сальварию. И граф Сальваро тогда предложил мне невесту для Джамино.
– Кого же? Неужели Алисию? Она же старше Джамино лет на шесть, не меньше! – удивилась мачеха. – Или внучку Леа? Сколько ей, двенадцать? Странно, ей еще нельзя обручаться.
– Нет, конечно, не их. Но у дона Роберто помимо дочери и внучки есть еще племянницы. Речь шла о дочери его младшей сестры, Теа Фелипе Лопес и Сальваро. Она, правда, домина по отцу. Осталась сиротой, граф – ее опекун.
– А-а. Лопесы… Древний и богатый доминский род, они были доминами еще до Амадео Справедливого… – задумалась донья Кларисса. – Но ведь для донов Плайясоль это… это не имеет значения. Она – домина, и такой брак сочтут мезальянсом. Уж лучше Торрино.
– Она – Сальваро, – Оливио усмехнулся. – Кузина королевских детей, между прочим. И она – потомок братьев Фарталлео, как и все Сальваро. Для Вальяверде большая честь – брак с такой девушкой. Даже герцоги Салина не могут похвастаться родством со всеми тремя Фарталлео, они только от Рубесто происходят, как и мы. И потом, у нее две тысячи эскудо одних только активов. Это больше, чем может предложить Торрино. И уж совершенно точно ваши дядюшки и тетушки не найдут в этих деньгах ничего предосудительного.
Как только донья Кларисса услышала такую огромную сумму, у нее тут же включилась прагматичная банкирская жилка:
– А что граф Сальваро хочет от нас взамен? Не может быть, чтоб не хотел ничего.
Оливио пожал плечами:
– Полагаю, он рассчитывает на верность Вальяверде Короне и поддержку со стороны Джамино в совете донов Плайясоль и в парламенте. И к тому же, учитывая, в чем оказался замешан папаша, я считаю, что граф Сальваро оказывает нам высочайшее доверие, предлагая такой союз.
Взволнованная донья Кларисса даже со стула вскочила и принялась ходить по кабинету, нервно пыхая палочкой. Оливио прекрасно понимал, какие мысли крутятся в ее голове. С одной стороны, понятно, что за такой союз Сальваро потребуют безоговорочной верности и поддержки… даже если придется пойти против плайясольских донов и герцога Салины. А пойти рано или поздно придется, тут даже гадать не нужно. С другой стороны – родство с Сальваро и королем, и две тысячи эскудо активов… А с третьей – как к этому отнесутся плайясольские доны, тоже попробуй предугадай… Для них предпочтительней Торрино, даже с учетом сомнительного происхождения денег. Оливио даже посочувствовал мачехе – такой нелегкий выбор.
Родство с Сальваро перевесило всё остальное.
Мачеха села за стол и сказала:
– Хорошо. Ладно. Сам понимаешь – от такого предложения отказаться не то чтоб нельзя… но крайне нежелательно. Не хотелось бы ссориться с Сальваро… И ты прав – эти деньги действительно честные. Что до самой невесты… Она хоть не уродина, не калека?
– М-м-м, не знаю, – честно признался Оливио. – Впрочем, все Сальваро красивы, не думаю, что Теа Фелипа исключение. Я спрашивал у Робертино, он сказал – Теа очень милая. Думаю, если бы она была калекой, он бы не стал это скрывать.
– Может, и стал бы, если бы ему отец велел. Впрочем, с такими деньгами она будет красавицей даже если у нее горб и кривые ноги. Магия иллюзий, говорят, и не такое может скрыть… вопрос лишь в цене, – цинично отозвалась мачеха. Оливио тут же почувствовал, что цинизм этот напускной. Ее очень волнует этот вопрос.
– В конце концов, никто же не требует от нас обручать их заочно, – сказал он. – Давайте их познакомим для начала. Заодно и посмотрю, нет ли на ней иллюзий, если вас так это беспокоит. Но я верю Робертино и считаю, что вы беспокоитесь напрасно.
Мачеха вздохнула:
– Очень надеюсь, что ты прав. В любом случае, если выбирать между Торрино и Сальваро, только дурень выберет дочку орсинских контрабандистов. И… пожалуйста, поговори об этом с Джамино.
Оливио подозревал, что Джамино догадывается о том, что мать ищет ему невест, и что он не очень-то рад этому. Так что разговор обещал быть нелегким. Все-таки у брата довольно сложный и упрямый характер.
Паладин постучал в дверь покоев Джамино и тут же получил ответ – «Войдите».
Братец сидел за письменным столом, заваленным книгами и тетрадками – в университете приближались экзамены, и Джамино занимался с утра до вечера.
– Как у тебя с учебой? – поинтересовался Оливио, не зная, с чего вообще начать разговор. Джамино показал ему пачку исписанных листков:
– Как мне кажется, неплохо. Нам каждому выдали из архивов какое-нибудь старое дело, и велели проверить сметы, расходы и доходы. Мне досталась годовая подборка счетов за белошвейные услуги для самого принца-бастарда Сильвио. За 1205 год. Представляешь, он тратил на одно только нижнее белье тридцать семь эскудо в год, но его камердинер воровал на этом еще пять эскудо. И подозреваю, что белошвейка тоже, но я еще толком не посчитал, сколько.
– Наверняка немало, – Оливио прошелся по комнате взад-вперед. Особняк Вальяверде в столице был невелик, не то что Кастель Вальяверде, и для Джамино здесь отвели всего три комнаты – спаленку, кабинетик и гардеробную с удобствами. Когда-то это были комнаты самого Оливио, а у Джамино была одна комнатка рядом со спальней матери.
– Джамино, как ты смотришь на то, чтобы жениться?
Брат с удивлением уставился на него:
– Э-э… но ведь мне пятнадцать. Жениться я смогу только через три года. Ну… вообще-то, конечно, жениться мне надо будет сразу, как только стану совершеннолетним. Род продолжить… Но почему ты говоришь об этом сейчас?
– Потому что ты уже можешь обручиться, – Оливио придвинул поближе полукресло, стоявшее у камина, и сел. – Обручение – не полноценный брак, но гарантия того, что у тебя на момент твоего восемнадцатилетия будет невеста… которую ты успеешь к этому времени хоть как-то узнать.
Джамино отложил тетрадки, отодвинул книгу и, подперев голову руками, задумчиво сказал:
– Так я и знал, что мне невест ищут. Очень уж мама в последнее время скрытная и о чем-то беспокоится. Значит, она кого-то мне уже нашла, да? И попросила тебя со мной поговорить об этом.
– Не совсем так, но да. Видишь ли… Я бы хотел, чтобы ты женился по любви. Но такое счастье знатным плайясольцам не выпадает никогда.