Тут на дорожке с противоположной стороны послышались шаги, и на площадку из зарослей желтой сирени вышел Робертино с невысокой девушкой в костюме для вечерних прогулок по последней моде. Джамино очень старался не пялиться на нее, пока не представят, потому видел только подол складчатой черной юбки с серебристыми узорами, из-под которой виднелись высокие шнурованные ботиночки на каблучках.
– Добрый вечер, сеньоры, – сказал Робертино. – Рад вас видеть. Позвольте представить вам мою кузину Теа Фелипу Лопес и Сальваро.
Девушка сделала книксен.
Оливио коснулся кокарды на берете в паладинском салюте:
– Паладин Оливио Вальяверде и Альбино к вашим услугам, сеньорита. И мой брат Джамино, граф Вальяверде.
Джамино снял шляпу и поклонился.
– Очень приятно, сеньоры, – сказала Теа, и Джамино наконец решился посмотреть на нее прямо.
Невысокая, смуглая и черноволосая, с широковатыми плечами, крупным ртом и носом с характерной кестальской горбинкой, она не была красивой по плайясольским канонам, да и по фартальским тоже… но тут Джамино наткнулся на ее взгляд и застыл на мгновение. У Теа Фелипы были огромные ярко-синие очи, обрамленные густыми длинными чернющими ресницами.
Джамино вдруг поймал себя на том, что смотрит в эти глаза, раскрыв рот, тут же спохватился, надел шляпу:
– Рад с вами познакомиться, сеньорита.
Робертино улыбнулся:
– Джамино, Теа знает, зачем мы пошли сюда гулять. Так что вы тут поговорите, а мы с Оливио пока вон там, за желтой сиренью, дымком попыхаем. Чтобы вам не мешать.
Теа смущенно прикрыла веки, Джамино кивнул.
Паладины скрылись за кустами сирени, расположились на замшелой мраморной скамейке на самом берегу озера и раскурили по палочке. Выпустив колечко дымка, Оливио спросил:
– Как думаешь, выгорит?
– Похоже, у вас, Вальяверде, слабинка на синие глаза женщин Сальваро, – прищурился Робертино. – Видел же сам, как он на нее уставился. Точно как ты на Алисию в первый же день знакомства.
Оливио кивнул:
– Да уж. Эх… хотел бы я, чтоб он был счастлив в браке.
Он посмотрел на площадку у озера, видневшуюся сквозь заросли сирени. Джамино и Теа стояли у самой воды и о чем-то тихо разговаривали.
– Если не любовь, то пусть хотя бы симпатия… – вздохнул он. – Лишь бы и Теа он понравился.
– Я думаю, понравится, – Робертино выпустил целых три колечка дымка. – У них обоих метка Мастера и склонность к финансовому делу. Теа, кстати, тоже собирается учиться в университете на том же факультете, что и Джамино. Ей от отца достались две ковровые мастерские и пять стекольных фабрик, а от матери – четыре виноградника с прессами и погребами в Рокамарке и Касересе, и две сыродельни в Дуэроканьяде.
– Наши доны будут в ужасе, – хмыкнул Оливио. – Вино и сыр как раз ничего, вино и сыр не считаются, но остальное… Так и вижу их кислые рожи, так и слышу: «Ах, как это непристойно: донья Вальяверде занимается какими-то половиками и бутылками!»
– Коврами, зеркалами и хрусталем, – поправил его Робертино. – Очень дорогими коврами, зеркалами и хрусталем, не всякий дон их может себе позволить столько, сколько хочется.
– Знаю, – продолжил ухмыляться Оливио. – Оттого-то и будут рожи кривить. И я хочу на это посмотреть, Робертино. Потому что этот гонор у меня уже вот где сидит, – он показал на горло. – Наши владения могли бы приносить куда больший доход, если бы мы сами занимались мыловарением, парфюмерией и керамикой, а не только сдавали землю в аренду, чтоб добывать глину и выращивать цветы. Но Вальяверде не могут владеть мыловаренным заводом, ведь это же фу что такое! Тьфу. Как мылом мыться, так не зазорно, а как его варить – так зазорно. Даже собственную парфюмерную мастерскую открыть нельзя, а ведь у нас лучшие розы и лаванда во всей провинции! Честно говоря, подозреваю, что очень многие доны на самом деле владеют такими мастерскими и заводами по городам, только через третьих лиц. А то откуда у них у всех деньги…
Робертино сочувственно вздохнул:
– Да, сложно у вас. В Кесталье такое никого не беспокоит, наоборот. Каждый дон норовит чем-нибудь таким выделиться. Ремесла у нас очень уважают.
Оливио на это только скривился страдальчески и затянулся дымком.
На площадке у воды между тем шел свой разговор.
Джамино, не зная, с чего начать, при том понимал, что начать с чего-то все-таки надо. И потому сказал прямо:
– Нас хотят обручить, вы ведь знаете.
– Знаю, конечно. Дядя мне говорил, – Теа была спокойной, смотрела на него с интересом и даже немного оценивающе.
– Вы… вас не заставляют?
– Нет. Я Сальваро по матери, – Теа коснулась броши из черно-белого оникса, скалывающей ее шарфик. – Меня нельзя заставить, меня можно только попросить. Дядя попросил посмотреть на вас и подумать. Он, конечно, сказал, что очень бы желал, чтоб этот брак состоялся. Но окончательное решение за мной. Можно ведь и договорной союз заключить на несколько лет, если мне не понравится… кандидат.
Джамино знал, что это значит. Такие союзы иногда заключали представители высшей знати. Союз оформлялся как брак, но при том не требовал совместного проживания, оговаривался ряд условий, после выполнения которых наступал автоматический развод – обычно после рождения одного или двух детей. Та сторона, которой доставался наследник, выплачивала другой стороне определенную договором компенсацию. Или, если наследники были нужны обоим, то никакой – считалось, что каждый получил что хотел. Джамино сглотнул, зажмурился на мгновение, выдохнул и сказал:
– Это справедливо. Но если я вам не понравлюсь, то лучше тогда вообще никакого брака не заключать. Я… не смогу… не смогу лечь в одну постель с девушкой, которой я противен. Я дал себе клятву, что никогда так не поступлю. Никогда. Вы ведь знаете, почему…
Теа оглянулась. Кузен и Оливио всё еще сидели где-то за кустами.
– Я знаю вашу историю, – мягко сказала она. – Роберто мне рассказывал. Но пока что вы мне симпатичны. Думаю, сначала нам стоит узнать друг друга получше. Роберто сказал, вы изучаете финансовое дело. Я училась в Сальварийском университете, а теперь буду учиться здесь, вместе с вами. Конечно, это несколько не такое образование и воспитание, какое должна иметь невеста графа Вальяверде.
– Ну и что. У нас, правда, многие доны считают, что только военная служба, мореплавание, искусство или политика – это достойные занятия для аристократа, а лучше вообще никакого… Еле матушке удалось убедить самых упрямых, что я для военной службы слаб здоровьем, и потому собираюсь в будущем служить королю по финансовой части. Они покривились, но смирились. А мне всё равно, что они думают. Я просто хочу возродить величие и богатство домена Вальяверде, а для этого мне надо учиться и много работать. Ведь я – дон Вальяверде, я должен позаботиться о том, чтобы мои вассалы и поселяне не бедствовали, а процветали. Это ведь, в конце концов, не только для меня, но и для королевства хорошо.
Кестальянка пристально посмотрела на него и улыбнулась:
– У вас, сеньор Джамино, очень кестальское понимание долга дона. Мне нравится. Отец и дядя всегда говорили, что королю и земле служат многими путями, главное – достойно делать свое дело… Хорошо. Я согласна на обручение. А там у нас будет три года, чтобы лучше узнать друг друга.
Она сняла правую перчатку и протянула ему руку. Джамино принял ее и поцеловал с поклоном. Потом сказал, слегка краснея:
– Есть еще и финансовый вопрос, сеньорита Теа. Дела Вальяверде нехороши. С основными долгами мы сумели разобраться, но не с их последствиями. Нам пришлось предоставить большинству поселян свободную аренду на пять лет, чтобы они как-то восстановили хозяйства, разоренные предыдущим доном. И не только это. Так что сейчас мы не то чтоб бедны, но очень небогаты. Держимся на плаву только за счет нашего знаменитого вина и сыра, да и то с трудом.
– Я знаю, – Теа смущенно потеребила перчатку, потом все-таки надела ее. – Договор обручения предусматривает возможность использования части моего приданого до брака… если я этого захочу и при гарантии возмещения, если брак не состоится. Но я ведь могу вложиться в, скажем… расширение винодельни? Или что-нибудь в этом роде. Вложиться – и получить прибыль через три года, даже если мы не поженимся. Я читала подробное описание вашего домена – дядя мне выписал его из Учетной палаты. Там много чего можно сделать… Например, парфюмерные и кондитерские мастерские… и, мне кажется, можно попробовать и свой фарфор делать. Если вы не боитесь, что другие доны будут вас осуждать за эти неаристократические занятия.
– Не боюсь, и честно говоря – мне на них, простите, наплевать. Они все молчали, когда дон Вальяверде поступал несправедливо с Оливио, а потом с моей матушкой и со мной. Так почему я должен оглядываться на их мнение теперь? – фыркнул Джамино. – Обойдутся. Имени Вальяверде и права на домен меня может лишить только король, а ему я присягнул на верность и от своего слова отступать не собираюсь. Хм… знаете, ваша идея с парфюмерной мастерской должна очень понравиться матушке. Она давно хочет что-нибудь такое устроить, только рисковать боится. Вот что, сеньорита. Давайте мы с вами… ну, негласно, но как положено – заключим договор об инвестициях? У нас будут общие и взаимовыгодные дела и интересы, и в них мы как раз и сумеем понять, подходим ли мы друг другу. Ведь брак – это тоже своего рода взаимные инвестиции.
– Хорошее предложение, – девушка широко улыбнулась, и Джамино снова засмотрелся в ее синие глаза. – Очень хорошее. Согласна.
И она пожала его руку жестом, принятым среди доминов при заключении сделки или договора. Джамино ответил тем же.
А тут из сирени на площадку вышли и паладины.
– Поладили, вижу, – сказал Робертино. – И славно. А теперь давайте поедем в «Корзо Бланко» и отметим это хорошим ужином на кестальский манер. Как у нас говорится – обмоем сделку.
Когда в конце сезона майских балов было объявлено об обручении юного графа Джамино Вальяверде и домины Теа Фелипы Лопес и Сальваро, среди плайясольской аристократии наступило смятение. С одной стороны, их страшно возмущало, что Вальяверде опять осмелились на мезальянс – невеста ведь домина! Но с другой – они не рисковали возмущаться открыто, и даже особо сплетничать, невеста ведь Сальваро, племянница и короля, и наместника Кестальи, и вообще происходит от основателей династии Фарталлео, а значит, является принцессой крови, несмотря на доминство по отцу. Потом к тому же многие затаили зависть и обиду, когда Вальяверде посмели заняться в своих владениях неаристократическим делом, производя эфирные масла и цукаты, да еще ставя на склянки и коробки клейма со своим гербом. Но дело пошло хорошо, и уже на следующий год новые мастерские окупились, а потом начали приносить прибыль. Так что доны призадумались, а так ли уж правильно держаться за гонор и спесь, если от них больше убытков, чем преимуществ. И кое-кто из них тоже рискнул последовать примеру Вальяверде.