В прошлый раз Кавалли в этой глуши неплохо отработал по паладинской части: убил двух василисков, угнездившихся в пещерах неподалеку, изгнал тролля из глиняных ям, и приструнил компанию фейри-амбарников. Так что вполне вероятно, что и в этот раз тут тоже будет чем заняться. Андреа развлечения ради принялся гадать, с чем ему придется иметь дело, и отметил себе, что даже если не будет жалоб на василисков, виверн и троллей, то всё равно надо проверить все местечки, которые эти твари обычно облюбовывают.
До села оставалось с милю, когда дорога нырнула в овражек с невысокими обрывистыми стенками, после которого должна была повернуть, огибая скальный выступ. За скальным выступом уже виднелось и само село. Но Кавалли не успел завернуть за выступ. Послышался стук копыт, и в овражек выехал мышастый конь, на котором сидела молодая женщина, одетая в застегнутые под коленями бриджи, высокие сапожки, коричневый с черными и желтыми галунами кафтанчик и такую же треуголку. Из-под треуголки на плечи спускались две толстые белокурые косы, сзади связанные черной лентой. Увидав паладина, женщина воскликнула по-анконьянски:
– О! Хвала богам!!! Какое счастье!
Андреа за годы службы, конечно, привык к разной реакции людей на его появление – как недовольной, так и радостной (радостной бывало больше), но такого яркого восторга еще не встречал. Особенно в Анконе, где бытовала примета, что незваный паладин навстречу – к неудаче в делах.
Он коснулся кокарды на берете в паладинском салюте:
– День добрый, сеньора.
– Ох как я рада вас встретить, сеньор паладин, – вплеснула руками женщина. – Вы в Арратино едете?
– Само собой, вроде бы здесь больше некуда ехать этой дорогой, – улыбнулся Кавалли.
– Хвала богам!!! А я как раз вот еду вызывать паладина, – выдохнула она. – Ой, простите, сеньор, забыла представиться. Луиджина Бевиньяни, инженерка-изыскательница.
– Паладин Андреа Кавалли к вашим услугам, сеньора, – представился паладин, сообразив наконец, что женщина-то в форменном кафтане палаты землеустройства, да и к седлу лошади приторочены землемерные инструменты в чехлах. – Что случилось, почему вы так рады встрече со мной? Мне, конечно, приятно, но… обычно люди радуются появлению паладина потому, что им грозит какая-то беда.
– Ох, что верно – то верно, – вздохнула мэтресса Луиджина. – Слушайте, сеньор… Я устала немного. Весь день вчера по окрестностям бродила с инструментами, да потом ночь в лесу провела… И сегодня с раннего утра село объезжала по буеракам, чтоб только в него не соваться. Вы не возражаете, если мы немножко вон там, на поляне у скалы отдохнем, и я вам заодно расскажу, что стряслось?
Конечно, Андреа не возражал. Стреножил коня, расстелил на траве у скалы свою войлочную подстилку и дорожный плащ, предложил сеньоре устраиваться. Распаковал торбу с припасами, достал флягу с пивом, сверток кантучини, мешочек сушеного инжира и связку маленьких сыровяленых колбасок.
– Мне кажется, вы еще и голодны, сеньора. Вот, угощайтесь, – он разложил еду на салфетке и налил пива в походный стаканчик.
– Благодарю, сеньор Андреа.
Она стянула перчатки, отпила пива и вгрызлась в колбаску. Андреа рассматривал ее, и сам не забывая подкрепиться. Похоже, поесть в селе не получится, не просто так сеньора Луиджина оттуда сбежала, да еще встрече с паладином обрадовалась неимоверно.
Молодая женщина… или девушка? Андреа затруднялся определить ее возраст. С анконьянцами это вообще трудно, возраст определить – они славятся тем, что очень долго сохраняют молодость и выглядят намного моложе своих лет. А сеньора Луиджина была самой настоящей, самой типичной анконьянкой: высокая, худощавая, светлокожая, синеглазая и с золотистыми волосами. Хотя, надо сказать, не красавица по здешним представлениям: губы слишком полные, нос крупноват и скулы широкие. И грудь маленькая – под кафтаном почти ничего и не выделяется. А в Анконе женщина считалась красивой, если у нее были точеный маленький носик, желательно слегка вздернутый, небольшой рот и узкое лицо, а грудь такая, чтоб мужской ладонью каждую не закрыть. Андреа считал, что местные в вопросе женской красоты, грубо говоря, зажрались. В Плайясоль сеньора Луиджина пользовалась бы бешеным вниманием мужчин, потому что крупным носом там никого не удивить, а зато такие волосы и глаза – большая редкость… В Фарталье даже анекдоты ходили о чрезмерной любви плайясольцев обоего пола к светловолосым жителям других провинций. Паладин, попав в Анкону, почувствовал, что в анекдотах есть некоторая доля правды – по крайней мере он совершенно искренне любовался красотой местных женщин. Ему, с его обетами, только и оставалось, что любоваться…
Подкрепившись, Луиджина выдохнула и сказала:
– Еще раз большое спасибо, сеньор. Я со вчерашнего вечера не ела ничего, кроме земляники в лесу. Ох… Так, с чего бы начать… Ладно. Давайте по порядку. Видите ли, я тут уже неделю, и вроде бы пока что было всё хорошо… Прислали меня осмотреть здешнюю местность и снять топографические планы, оценку сделать, можно ли тут дорогу прокладывать и тоннель сквозь гору пробить. Герцог Контильяно и князь Галассы захотели такой совместный проект сделать, и если расчеты покажут, что это возможно, то Корона оплатит работу магов, тоннель-то здесь только магией пробить можно. Кстати, я вам скажу, по моим предварительным замерам и исследованиям – никаких препятствий такому строительству нет… Но я отвлеклась. В общем, я сюда не сама приехала, с помощником. Только он в первый же день ногу сломал, так что мне везде самой таскаться пришлось, и подолгу. Уходила рано утром, возвращалась поздно вечером, потому за сельской жизнью не следила. А вчера вечером возвращаюсь… и вижу – что-то странное происходит. Посреди села бегают дети и хрюкают, в пыли валяются. Думаю – ладно, дети в свинок играют, бывает. Знаете, дети ведь могут какой-нибудь глупой игрой увлечься. Но не успела я до квартиры добраться, как несколько сельских парней ко мне подбегают, за одежду хватают, с лошади стащить норовят, а сами – без штанов. Я еле отмахалась штативом от теодолита, и поскакала к дому, где мы квартировали. Помощник там заперся, но меня впустил. И сказал, что с утра еще всё было как обычно, а после обеда все словно с ума сошли. Дети свиньями себя вообразили, взрослые все любятся друг с другом без разбора… На помощника это безумие не подействовало, а вот на селян – подействовало, и на всех. Я на площади даже священника тамошнего в крайне непристойном действе увидала… В общем, я поняла, что это какое-то проклятие, или нехорошая магия, и решила, что надо оттуда удирать побыстрее и вызывать паладинов. Еле мне удалось незаметно для селян убраться. Поскакала в лес куда глаза глядят, ночь провела на какой-то поляне под открытым небом, почти не спала… боялась, что подуревшие селяне и туда доберутся. Но, хвала богам, никто не добрался. Утром горсть земляники насобирала, и поехала околицами к дороге… Вот и всё.
Андреа потер переносицу, вздохнул:
– Загадочное дело. Всё село – и под проклятием. И так быстро… Явно не без причины, вот только какой – вопрос.
– А разве важно – какой? Проклятие ли, чары ли – их так и так снять надо, – доев колбаску, Луиджина обтерла пальцы платком и надела перчатки. – Вы ведь знаете, что делать, а?
– Чтобы полностью снять проклятие или чары, надо знать, кто и как их наложил, и почему. Если просто сбить чары, то потом они всё равно вернутся, даже хуже может сделаться, – пояснил паладин. – Ну, что ж. Я и так в Арратино собирался по службе. Так что поеду. А вы езжайте по этой дороге, к вечеру будете в Кальесино, там не должно никакого проклятия быть, я только утром оттуда выехал.
– М-м-м… А может, я лучше с вами? – Луиджина посмотрела ему в глаза, и Андреа вздрогнул, так его этот взгляд зацепил. И он понял, что встретил наконец ту женщину, что нарушила его сердечный покой.
– Это опасно, сеньора Луиджина, – попытался он ее отговорить, уже понимая, что это бесполезно.
– Ну и что. В конце концов, там мой помощник, и он-то удрать никак не сможет, – твердо сказала Луиджина. – Вдруг и на него проклятие подействует… Вы не переживайте, я за себя постоять сумею, у меня пистоль есть, только всё-таки в поселян стрелять бы не хотелось, если они сами не понимают, что делают.
– Хорошо. Но вы тогда держитесь позади меня, – вздохнул Кавалли.
До села оставалось всего ничего, спуститься по некрутому склону в распадок между двумя пологими холмами. Солнце уже поднялось высоко, утренняя дымка улеглась, видимость была отличная, но разглядеть, что происходит в селе, всё равно бы не получилось – фруктовые сады опоясывали его, да и по улицам росло много деревьев. Единственное, что было необычным – так это то, что не шел дым из гончарен и не слышно было стука деревянных колес и ковшей в глиняных ямах на подъезде к селу. А когда Кавалли достал подзорную трубу и посмотрел туда, то оказалось, что там вообще никого нет. Черпалки, перемазанные белой глиной, застыли в неподвижности, пони, обычно крутившие их колеса, бродили без присмотра, щипая чахлую траву вокруг ям. На промывочных чанах на ручье тоже никого не было, как и на широкой площадке за ручьем, где сохла посуда и стояли печи.
– Нехорошо, – только и сказал паладин, складывая и пряча трубу в сумку. Сеньора Луиджина тут же отозвалась:
– Да уж точно ничего хорошего… Народ тут очень трудолюбивый, работали от зари до зари. А теперь вон никого нет. Хоть бы они там не померли все, упасите боги…
На это паладин ничего не сказал, хотя такая вероятность имелась и была довольно велика.
Дальше они ехали молча, миновали глиняные ямы и подъезжали к садам, как вдруг навстречу из гущи деревьев выбежал молодой мужчина, босой, в развевающейся рубашке, и голый ниже пояса. Член у него был очень большой, красный, с рельефными венами, и стоял так, что чуть ли не касался живота. Глаза у мужчины горели безумием и похотью, в правой руке он сжимал штаны и размахивал ими, словно знаменем, а в левой держал за ремешки пару башмаков.