А пока мне нужен был номер с видом на залив.
Помывшись и переодевшись в свежее, я стоял у огромного окна, пил кофе и смотрел на Залив с высоты одиннадцатого этажа.
По небу быстро ползли красивые тучи, над сизой водой тут и там мотались паруса виндсерферов, несколько белых пароходов медленно двигались по фарватеру, а из Петродворца в туче водяной пыли неслась «Ракета» на подводных крыльях.
Ах, как я люблю свой Город…
И вовсе не потому, что я та самая лягушка, которая хвалит родное болото.
Нет.
Просто я никогда не поверю, что какая-нибудь Тюмень или Самара может вызывать у человека, живущего там, такие чувства, как Петербург. Да, я питерский шовинист. Но мой шовинизм имеет очень веские основания, и никто не сможет доказать мне, что я неправ. Я видел много городов мира и точно знаю, что любить можно очень немногие из них. В России – тьфу, не в России, конечно, а в бывшем Союзе – таких городов я могу назвать, наверное, только один. Это – Киев. Ну, может быть, еще Москва, но она гнилая насквозь, и даже сами москвичи не очень уверенно возражают, когда говоришь им такое.
Я посмотрел на стенные часы.
Половина седьмого.
Ну что же, можно начинать многоходовую комбинацию моей Игры.
Я поставил пустую чашку на подоконник и, отвернувшись от окна, направился к двери. Мой номер был довольно просторным, но, конечно не шел ни в какое сравнение с теми апартаментами, которые я занимал в «Отель Рояль», когда под видом Уильяма Паттерсона ошивался в Лондоне вместе с Натали Романофф – Наташей.
Однако, несмотря на это, мне вполне хватало и места и сервиса, так что роптать не приходилось. Все было нормально.
Выйдя в коридор, я запер дверь, дошел до пустой конторки дежурной по этажу и бросил ключи на стол.
Где она, блин, шляется?
Я вызвал лифт и тут услышал в конце коридора какой-то шум и смех.
Посмотрев туда, я увидел, как дежурная, оправляя юбку и смеясь, выскочила из какого-то номера и быстро пошла к своему рабочему месту.
Следом за ней из двери высунулся чернявый хачик в трусах и, размахивая рукой, громко сказал:
– Нэ надо баяться! Мы прыличние льюди! Захады еще!
Дежурная отмахнулась и, продолжая улыбаться, зашла за свою загородку и, отдуваясь, уселась в кресло.
Я внимательно посмотрел на нее и понял, что она обязательно зайдет в этот номер еще раз. А может быть, и не раз. Смотря сколько заплатят.
Да, это тебе не «Рояль Отель»…
Справедливости ради нужно сказать, что внизу, в вестибюле, уровень сервиса был несколько лучше.
Один из расторопных молодых людей, внимательно следивших за обстановкой, увидел меня и, кивнув, поспешил на улицу. Когда я вышел на пандус, моя новенькая «Нексия» уже стояла перед входом. Сунув парню десятку баксов, я сел за руль и медленно поехал вниз. Долгое пребывание за границей приучило меня не спешить там, где пешеходы и машины двигаются по одним и тем же дорожкам. Мало того, в Штатах я научился останавливаться и пропускать тех, кто хотел перейти дорогу перед моей машиной. Пешеход делал мне ручкой, я отвечал тем же, и все были довольны.
Тут, в Питере, такие манеры были не совсем уместны, что и говорить – культура вождения в России всегда оставляла желать лучшего, и я знал, что через несколько дней снова стану рулить как все, нагло и агрессивно, но… Но это будет потом. А пока – американский парень Майкл Боткин едет культурно и вежливо.
Будьте любезны.
Доехав до Наличной, я встал на красный свет, и рядом со мной остановился черный «Мерседес», водитель которого пренебрежительно покосился на мою скромную коляску.
Ну-ну, подумал я и, как только «Мерседес» тронулся с места, резко вдавил педаль газа. Спрятанный под капотом «Нексии» двигатель «Рено» тонко взвыл, и «Мерседес» стал быстро уменьшаться в зеркале заднего обзора.
Вот так, дорогой товарищ, не надо судить по внешнему виду.
Притормозив перед поворотом на улицу Беринга, я услышал сзади рев двигателя, и обиженный мною водитель «Мерседеса» с визгом резины повернул направо из второго ряда, чуть не врезавшись во встречную маршрутку. Водитель маршрутки резко крутанул рулем и ловко увернулся от встречного удара.
Вывернув на Беринга, я легко обошел «Мерседес» и резко тормознул перед Малым проспектом. Поперечные машины шли сплошной чередой, и «Мерседес», который так же резко остановился слева от меня, нетерпеливо взревывал двигателем. Сидевший за его рулем откормленный папик не смотрел на меня, но явно жаждал реванша.
Наконец в веренице машин, ехавших по Малому, образовался разрыв, и я, как пуля, вылетел с перекрестка, повернув при этом налево. «Мерседес» проиграл старт, и тут у его водителя вскипело говно.
Он надавил на железку так, что двигатель «Мерседеса» взвыл, будто ему дали по его железным яйцам. Но при той же мощности моя тележка весила в три раза меньше, так что у гордого обладателя дорогой понтовой машины не было никаких шансов. Я легко оторвался от него и тут вдруг увидел впереди того самого мента, с которым разбирался несколько часов назад.
Он стоял на том же самом месте спиной к нам, но услышав звуки, которые обычно можно услышать только на автомобильных гонках, обернулся.
Я притормозил, «Мерседес» с воем мелькнул слева от меня и стал быстро удаляться, а мент, перейдя на нашу сторону дороги, сделал ему палкой. У «Мерседеса» загорелись тормозные фонари и, приняв вправо, он остановился около мента.
Проехав мимо них на скорости сорок километров в час и поймав злобный взгляд водителя «Мерседеса», который как раз выбирался из салона, я мило улыбнулся ему и помахал рукой. Мент, узнав меня, недобро сощурился и отвернулся к «Мерседесу».
А ничего телегу подвинтил мне Петрович!
С такими приятными мыслями я остановился на углу Восьмой линии и, задумчиво глядя на красный сигнал светофора, стал соображать, как бы половчее добраться до Сампсониевского проспекта.
Именно там, в ресторане «На нарах», я хотел начать свою новую Игру, и первым партнером, с которым я хотел бы встретиться, был Стилет.
Но он об этом еще не знал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ РУССКАЯ ЛОВУШКА
Глава 9 ВИВАТ, ПЕТЕРБУРГ!
Ресторан «На нарах» располагался на Сампсониевском и не пользовался популярностью у простых людей.
То есть, может быть, он и пользовался бы ею, если бы простых людей пускали в этот очень специальный ресторан. Его тяжелая и толстая дубовая дверь, внутри которой была упрятана десятимиллиметровая стальная плита, могла открыться только перед авторитетным уркой, или бандитом, или человеком, которому была назначена здесь деловая встреча.
Здесь отдыхали, решали вопросы и встречались с партнерами уголовники, которые давно уже завоевали себе нормальную нишу в разношерстном российском обществе. У них были свои газеты, свои радиостанции, так почему же не быть и своему ресторанчику, где можно спокойно, без посторонних, посидеть и покалякать о делах скорбных?
Сумрачное фойе, отделанное темно-зеленым бархатом, слабо освещали тускловатые бронзовые светильники под старину, висевшие на стенах, а на полу лежал новенький палас, которым заменили старый, вытертый и несколько дней назад безнадежно испорченный кровяными пятнами ковер. Пьяный Абрек, похваляясь новеньким «Вальтером», случайно нажал на спусковой крючок и продырявил пьяному Стоматологу ногу. Стоматолог взревел от боли, вытащил старенький «Макаров» и продырявил ногу Абреку. После этого стволы у них отобрали, самих отправили в больничку, где правильный доктор, не задавая лишних вопросов, принялся врачевать незадачливых стрелков, а ковер заменили.
В стене, противоположной входу, была дверь, по бокам которой в удобных креслах развалились двое коротко стриженых мощных ребят. Это были Барсик и Могила, уже четыре года охранявшие заведение, в котором с момента открытия не побывало ни одного постороннего человека. Они были одеты в черные костюмы, черные рубашки и черные штиблеты с квадратными носами.
Оба занимались боями без правил и регулярно посещали тренировочный зал, где один из членов сборной России за хорошие деньги поддерживал их в хорошей бойцовской форме. Барсика и Могилу интересовали не только бои без правил. Деньги и умелые блондинки также входили в круг их интересов. Но – больше ничего.
На экране подвешенного к потолку большого плоского телевизора Роман Зенцов душил великого Боба Шрайбера. Этот бой Могила и Барсик смотрели уже раз тридцать, но все еще не могли насытиться зрелищем победы нашего парня над знаменитым чемпионом. Кроме того, они изучали технику боя, а повторение, как известно – мать учения.
– Не, ты видел? – Барсик ткнул пальцем в экран. – Я же говорил, что снизу!
– Да говорил, говорил, – поморщился Могила, не отрывая внимательного взгляда от экрана, – все верно, снизу.
– Вот и не спорь больше!
Барсик довольно откинулся на спинку кресла и достал из кармана пачку сигарет. Могила покосился на него и сказал:
– Это уже шестая.
– Ну и что? – легкомысленно отозвался Барсик.
– А то, что Михалыч сказал – не больше десяти в день. А у нас еще весь вечер впереди.
И Могила неодобрительно поджал губы. Тренировавший Барсика и Могилу Михалыч, как оба уважительно называли его, категорически настаивал на том, чтобы его ученики бросили курить или хотя бы понемногу сокращали количество сигарет.
Могила, не такой заядлый курильщик, как Барсик, просто взял да и бросил.
Завязал напрочь.
А Барсик, который смолил с шести лет, так смело поступить не смог, и теперь Могила постоянно шпынял его, напоминая о словах учителя. Барсик вяло огрызался, но курить все-таки продолжал, хотя и меньше, чем раньше.
Наконец Боб Шрайбер застучал рукой по ковру, и рефери остановил схватку.
– От так от! Знай наших! – Могила сжал огромный кулак и потряс им в воздухе.