ала топтать их ногами. Потом освободилась от сковывавшего движения тесного корсета и, продолжая рыдать и на чем свет стоит ругать отца, снова взглянула на себя в зеркало. Опухшими от слез глазами на нее смотрело полуобнаженное существо с пятнами на щеках и с растрепанными волосами.
— Вот я какая на самом деле, — сказала она себе, — неодетая и непричесанная кукла, на которую позарился только старик с титулом, да и ему она нисколько не нужна, а нужны только деньги ее отца.
И Фрэнси снова рухнула на кровать и поплакала еще немного.
Когда она выплакала все слезы, а боль и ненависть к отцу слегка притупились, она вспомнила о несчастном лакее, который пытался ее утешить. Он схватил ее за руку, когда она неслась как безумная через холл, и втащил на балкон. Видя, что ее трясет так, что стучат зубы, он снял с себя куртку и накинул ей на плечи. Затем обнял ее и крепко прижал к себе.
— Все будет хорошо, — сказал он сочувственно. — Все будет хорошо, мисс, Даже самая страшная боль утихает со временем. Я это знаю, потому что тоже испытывал такую боль. Поначалу мучаешься очень сильно, но потом становится легче. Лучше перестаньте плакать, мисс, и расскажите мне обо всем. Быть может, я смогу вам помочь.
Но Фрэнси лишь покачала головой — слезы душили ее, и она не могла говорить. Он продолжал обнимать ее, ласково гладя по голове и произнося слова утешения до тех пор, пока ее слезы не утихли. Тогда она подняла голову и взглянула на него в первый раз внимательно.
У него были такие же белокурые волосы, как и у нее, но глаза оказались темными, под длинными, загнутыми вверх ресницами. Нос изысканной формой напоминал греческие статуи, а лоб был широким и гладким. Юноша был настолько хорош собой и казался таким добрым и милым, что Фрэнси показалось, будто перед ней ангел.
— Кто вы? — прошептала она, откидывая назад голову и стараясь рассмотреть его получше.
— Я — никто, — ответил он. — Просто лакей.
Слезы снова заструились из глаз Фрэнси, но на этот раз она плакала от жалости к юноше.
— Я тоже никто, — прошептала она с горечью.
— Франческа! — послышался вдруг громкий окрик. Она в ужасе оглянулась и увидела разгневанные лица отца и миссис Брайс Лилэнд. В следующее мгновение ее уже вырвали из рук спасителя, и отец принялся избивать юношу. Прекрасный нежный ангел истекал кровью, но на этом его испытания не кончились — он был повержен на пол, и Гормен, задыхаясь от ругательств, пинал его ногами. Разделавшись с юношей, он взялся за дочь — грубо схватил ее за руку и потащил по лестнице для прислуги в ее комнату, ставшую тюрьмой. Там он резким движением швырнул ее на пол и прошипел:
— Ты не можешь вести себя в приличном обществе. Ты безумна, ты дрянь и ничтожество! Ты — настоящая публичная девка… И я позабочусь о том, чтобы упрятать тебя подальше и навсегда.
Затем он вышел, хлопнув дверью, а в замке повернулся ключ. Фрэнси вдруг поняла, что он собирается сделать с ней: нет, он не будет морить ее голодом, чтобы она превратилась в «скелет в шкафу» у Гормена Хэррисона, он добьется того, что ее признают сумасшедшей и заточат в Государственный приют для умалишенных около Сан-Хосе. И тогда ему и Гарри не придется больше мучиться с ней. Она все равно для них как умрет.
Эта мысль буквально ошеломила ее. Она кинулась к зарешеченному окну и стала всматриваться в ночь. Луна медленно плыла по небу, пробиваясь сквозь мрачные черные облака. Снизу же, из танцевального зала, продолжали долетать слабые звуки оркестра. Кучка слуг околачивалась во дворе, покуривая дешевые сигарки и обсуждая происшедшее. В конюшне тихо заржала лошадь. Фрэнси вспомнила грустные озадаченные глаза Принцессы, когда отец приставил к ее голове пистолет, и пожалела, что он не пристрелил и ее вместе с собакой. Но Фрэнси знала, что Гормен не станет ее убивать. Он ее изобьет. И избегнуть этого не удастся.
На следующий день в семь часов утра она стояла в кабинете Гормена. Тот, как всегда, был безупречно одет, свежевыбрит и благоухал французским одеколоном. Он стоял, потряхивая в руке собачий поводок, и ждал.
— Ты знаешь, что в подобном случае делать, — наконец произнес он, смерив ее злобным взглядом похожих на кусочки льда глаз.
Фрэнси стояла навытяжку у дверей, неподвижная, словно памятник. Она вымыла опухшее от слез лицо, причесалась, перевязала волосы лентой и надела свое старое шерстяное платье, в котором чувствовала себя лучше, чем в новомодных тряпках, купленных отцом. Фрэнси заготовила маленькую речь, но когда настало время говорить, она, по старой привычке, испугалась. Тем не менее, выбора не было — сейчас или никогда.
— Нет, отец, — тихо, но твердо сказала она. — Я уже больше не ребенок. Я не позволю тебе меня пороть.
Выражение лица Гормена не изменилось.
— Перегнись через стул, Франческа, — невыразительным голосом приказал он, похлопывая по ладони поводком.
— Нет, — повторила она громче. — Говорю тебе, ты больше никогда не будешь меня бить.
Гормен прикрыл веками глаза, борясь с приступом ярости, нараставшей в душе. Но борьба оказалась тщетной — его лицо вдруг превратилось в маску, источавшую злобу и ненависть. Схватив Фрэнси за волосы, он протащил ее через весь кабинет и швырнул на стул. Затем замахнулся своей кожаной плеткой и опустил ее изо всех сил на спину дочери. Она закричала, но он продолжал стегать ее, вкладывая в каждый следующий удар больше злости, чем в предыдущий. Наконец Фрэнси затихла и, потеряв сознание, вся в крови, соскользнула со стула на пол.
Гормен возвышался над ней, тяжело дыша и сжимая в кулаке окровавленный поводок, и его лицо не выражало ничего, кроме омерзения. Постояв с минуту над распростертым телом дочери, он вернулся к столу, сунул поводок в ящик, поправил галстук и пригладил волосы. Затем направился к дверям. Мейтланд ждал его в холле. Дворецкий без всякого выражения взглянул на хозяина и молча выслушал его распоряжения. Гормен потребовал пригласить мисс Джеймс, чтобы та помогла мисс Франческе подняться в ее комнату, а сам он отправляется в офис.
Гувернантка едва не лишилась чувств, когда увидела Фрэнси, в полубессознательном состоянии лежавшую на ковре. Ее платье превратилось в лохмотья, а на спине чернели разводы от запекшейся крови. Мисс Джеймс посмотрела на Мейтланда и в страхе пробормотала:
— Никогда в жизни не видела ничего подобного. Девушке необходим врач.
Внешне невозмутимый, Мейтланд тоже был потрясен.
— Хозяин сошел с ума, — сказал он, с жалостью глядя на Фрэнси. — В следующий раз он ее просто убьет. Мы отправим ее в монастырь. Там милосердные сестры присмотрят за несчастной, и она некоторое время будет в безопасности. Что же касается меня, то я немедленно расскажу о происшедшем всему обслуживающему персоналу и после этого покину дом. Всякий, кто захочет последовать моему примеру, может это сделать. Я не стану больше работать на такое злобное чудовище, как Гормен Хэррисон, несмотря на все его богатство и жалованье, которое он мне платит.
Мисс Джеймс кивнула в знак согласия.
— Я раздобуду для девочки одеяло, мистер Мейтланд, а после того, как мы доставим ее в монастырь, я тоже уйду. Не имею ни малейшего желания оставаться здесь.
Глава 9
Через пару недель после бала в доме Хэррисонов Мейтланд появился в салуне на Пасифик-стрит, где работал Джош. На нем был костюм из твида, поэтому Джош не сразу узнал бывшего дворецкого, которого прежде видел только в черной визитке и полосатых брюках. Но Мейтланд сразу узнал Джоша по следам от побоев на лице.
— Похоже на то, что Гормен Хэррисон неплохо над тобой потрудился, — заявил он со знанием дела, разглядывая пластырь, закрывавший ссадину на голове у парня, синяк под глазом и распухший рот.
Джош поставил перед дворецким кружку с пивом на испещренную пятнами стойку и равнодушно пожал плечами.
— Он к тому же едва не убил собственную дочь, — добавил Мейтланд, с наслаждением отхлебывая из кружки.
— Свою дочь? Но она еще совсем ребенок и не сделала ничего особенного… просто плакала — вот и все.
— Я в курсе, что ты старался помочь ей, сынок, но она осрамила папашу перед всеми этими куклами из высшего света. Он ненавидит женщин, а дочь — больше чем кого бы то ни было. Хэррисон годами держал ее взаперти, и, поговаривали, оттого, что она была трудным ребенком и даже чуточку слаба на голову. Но, в конце концов, он потребовал обучить ее светским манерам, приодел и распустил слух, что дает за ней миллион долларов. Он готов был отдать ее руку любому, замухрышке с титулом. Мисс Фрэнси случайно услышала, как какой-то дурак распространялся на эту тему, и, естественно, расстроилась и сбежала. А теперь все знают, что ее нашли в объятиях лакея. И еще знают, что Хэррисон настолько разозлился, что избил дочь до потери сознания и сейчас она находится у ворот смерти.
Джош с недоверием уставился на дворецкого. Он был поражен.
— Это невозможно. Ни один, даже самый плохой, отец не в состоянии так истязать своего ребенка.
Мейтланд кивнул:
— Совершеннейшая правда, клянусь Богом. Я лично доставил ее в монастырь Милосердных сестер. Теперь за ней ухаживают они, но и у них нет особенной надежды на выздоровление. Хэррисон преподнес в дар монастырю небольшую сумму, но сам так ни разу и не проведал дочь. И я слышал, как он говорил сыну, что она больше не переступит порога его дома. Никогда. Разумеется, если останется жива.
— Если она умрет, ему придется все-таки приехать за ее телом, — Джош под конец не выдержал и с силой стукнул кулаком по стойке.
Мейтланд допил пиво и посмотрел на юношу со снисходительной усмешкой.
— Только не в этом городе, молодой человек. Гормен Хэррисон богат и влиятелен и, в сущности, заправляет Сан-Франциско. Люди, сродни ему, устанавливают здесь свои правила. А типы вроде нас с тобой вынуждены им подчиняться.
— Это все моя вина, — сказал Джош, надевая куртку. — Я пойду проведать ее прямо сейчас… Монастырь Милосердных сестер, так вы сказали?