Ки вздохнула. Сила гнева оставила ее.
— Потому что ты все еще незнакомец, а мне неприятно, когда ко мне прикасаются незнакомцы.
— Сколько времени пройдет, прежде чем я перестану быть незнакомцем?
В его голосе снова прозвучала та нота — изысканная похотливость с ноткой простуды. Ей стало интересно, где он нахватался реплик и интонаций. Звучало так, будто это мог сказать лудильщик шлюхе из таверны. Она закрыла глаза.
— Сколько времени прошло, прежде чем Вандиен перестал быть незнакомцем?
Ки не открывала глаза.
— Почему бы тебе не спросить его?
— Почему бы тебе мне не сказать? — его голос звучал грубо и многозначительно.
— Козел, — Ки слегка отодвинулась. — Почему ты ведешь себя как осел?
— А почему ты? — его голос был полон внезапной боли. — Как ты можешь позволять им спать вместе, пока ты спишь здесь?
Она открыла глаза, распознала его ревность и поняла его юношеские рассуждения. Если бы Вандиен спал с девушкой, которую хотел Козел, Козел бы отомстил, соблазнив женщину Вандиена. Это было слишком глупо для комментариев. И все же ему нужен был ответ. Она попыталась придумать такой, который не вызвал бы новых вопросов.
— Козел, не беспокойся об этом. Вандиен, наверное, уже крепко спит. И даже если бы это было не так, и даже если бы он был склонен к Уиллоу, а она восприимчива, его ребра удержали бы его от импульсивных действий. Так что никому не о чем беспокоиться. А теперь, пожалуйста, иди спать?
— Ты не знаешь Уиллоу, — угрюмо ответил он. Он бросил свою подстилку на землю и рухнул на нее, свернувшись калачиком, как собака.
И он действительно знает Уиллоу, подумала про себя Ки. Откуда? Маловероятно, что эта девушка связалась бы с таким странным парнем, как Козел. И все же между ними что-то было, что объясняет всю эту враждебность и ревность. Нужно забыть об этом, уже поздно, и она устала.
Какое-то время она сидела, прислушиваясь к ночи. Насекомые стрекотали не переставая, и был приятный звук переступающих огромных копыт Сигурда и Сигмунда, когда они дремали. Тихое хлопанье крыльев совы, когда хищная птица пролетала над головой. Никакого стука копыт. Бояться нечего. Она подтянула колени, уткнулась в них лбом и позволила себе задремать.
— Вандиен? — прошептала Уиллоу.
— Что? — неохотно спросил он.
— Мне страшно. Можно я поднимусь к тебе?
Он тихо вздохнул. Раньше махинации Уиллоу, направленные на то, чтобы заставить Ки ревновать, казались слегка забавными. Но это…
— Как ты думаешь, здесь, наверху, тебе будет безопаснее? — устало спросил он.
Короткое молчание. Он почувствовал ее внезапную неуверенность, когда ответил не так, как она ожидала.
— Потому что… Я боюсь, что засну, я так устала. Поэтому я подумала, что могла бы подняться к тебе и поговорить, не засыпая. Чтобы Козел меня не беспокоил, — она сидела, опершись локтями о край кровати. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
— Уиллоу, я действительно устал, и у меня болят ребра. Я не хочу бодрствовать и разговаривать. А теперь будь хорошей девочкой и дай мне поспать, — его добродушный тон был нарочитым.
— Но… — она была взволнована. Очевидно, все шло не так, как предполагалось. А что она собиралась делать, внезапно задался он вопросом. Он услышал шорох соломенного матраса и снова открыл глаза. Она еще дальше забралась на кровать. — Ты ничего не понимаешь в Козле. Совсем. Иначе ты бы тоже не заснул.
— Хм? Тогда почему бы тебе не сесть на пол и, чтобы не заснуть, не рассказать мне о нем?
— Хорошо, — быстро согласилась она и вскарабкалась, чтобы сесть на кровать рядом с ним. Он снова открыл глаза. В полумраке кабинки она выглядела очень юной. Очень, очень юной. — В Козле кровь джоре, — начала она. — Ты знаешь, что это значит?
— Я полагаю, это означает, что один из его предков не был человеком. Его отец упоминал об этом при нас; я не думал, что это было особенно важно.
— Это не так… обычно. В этой части Лаврана много смешанной крови. Вы видите много наполовину брурджанцев, особенно в их гарнизонных городах. И… другие помеси. Но крестов джоре не так уж много, и вряд ли найдется хоть один с человеческим телом и глазами джоре.
— И что?
Она придвинулась к нему поближе.
— То, что это значит, что он может видеть… все, — она подняла руку в обобщающем жесте, а затем опустила ее так, что та коснулась его бедра. — Все, что кому-то снится, он может подсмотреть.
Вандиен пошевелился в темноте, уклоняясь от ее случайного прикосновения. Луна, как болели его ребра. Но сейчас он был заинтригован, хотел он признавать это или нет.
— Значит, Козел может сказать, что тебе снится. Почему это должно тебя беспокоить?
Он чувствовал на себе ее взгляд в темноте.
— Потому что он использует то, что узнает из снов, чтобы причинять людям боль. Чтобы высмеивать их тайные стремления или разоблачать их ошибки и пользоваться их страхами. Однажды побывав в твоих снах, он может изменить твое отношение к ним. — пораженная грандиозностью этой мысли, Уиллоу опустилась рядом с ним. Она лежала на боку, лицом к нему, подперев подбородок рукой.
— Он может изменить твое отношение к твоим снам.
— Да.
— И почему это так важно?
— Разве ты не видишь? Он может забрать твои секреты и использовать их против тебя. Он может заставить твои сны идти туда, куда пожелает. Ничто, о чем ты когда-либо думал, не защищено от его шпионажа. И все, что он узнает, вылетает у него изо рта. У него нет чести, — она говорила с горечью, как человек, которого предали. Вандиен почувствовал, что очень близок к разгадке головоломки, и придержал язык.
Молчание затянулось. Уиллоу придвинулась ближе к нему. От нее пахло имбирем и апельсинами. Он слышал ее дыхание, но выжидал.
— Когда-то, — выдохнула она, — я доверяла ему.
— Хм? — он не позволил себе улыбнуться.
— И он предал не только меня, но и моих друзей.
— Рассказав то, что, как он знал, тебе приснилось?
Уиллоу нетерпеливо покачала головой, и он почувствовал прикосновение ее волос.
— Я попросила его… выяснить для меня кое-что. Кое-что, что мне было бы полезно знать. И он это сделал. Но вместо того, чтобы рассказать только мне, он рассказал об этом всем, хвастаясь тем, что знал. Так что мне и моим друзьям от этого не было никакой пользы.
Мятежники. Ах.
— Я полагаю, ты была очень зла на него. — Вандиен задумался, была ли она настолько наивна, что считала себя умной, или ее детская интрига была маской. Он чувствовал тепло ее молодого тела, преодолевающего расстояние между ними. Но он также чувствовал расчет, когда она ухитрялась коснуться его ноги своей. Беспокойство, которое шевельнулось в нем сейчас, было не тем, что она пыталась пробудить.
— Конечно, я была зла! Мы все были злы, он подверг нас всех опасности. И Келличу пришлось…
— Уйти, — опередил ее Вандиен.
— Да, — ее голос был очень тихим. — Во всем виноват Козел, потому что он не мог держать свой глупый рот на замке. Келлич говорит, что нет ни силы в человеке, который не может хранить секреты, ни чести в том, кто нарушает доверие других ради личной выгоды или славы.
— Ммм, — у него были десятки вопросов, но он знал, что не говорить много — лучший способ добиться доверия. Когда она наклонилась и легонько положила руку ему на плечо, он не убрал ее. Ее пальцы задвигались, прощупывая мышцы.
— Ты сильный, — прошептала она. — Сильнее, чем кажешься. И храбрый. То, что ты сделал сегодня, чтобы выиграть Ки время, требовало мужества. И сообразительности, если подумать. — Она придвинулась ближе на кровати. — Сильные мужчины, обладающие смелостью и умом, чтобы применить свою силу, встречаются редко. А нам они так нужны.
Ее дыхание касалось его щеки.
— Ты говорила Козлу те же слова, когда просила его об одолжении? — невинно спросил Вандиен.
Она отпрянула, как будто он дал ей пощечину.
— А Келлич знает, как вы вербуете людей для своего дела? — продолжил он. — Или, может быть, он научил тебя, как завоевать мужчину, чтобы тот делал за тебя работу?
В ее молчании чувствовалось напряжение.
— А что бы ты сделала, если бы я сначала попытался принять взятку, а потом сделать то, о чем ты так долго намекаешь?
— Я бы двинула коленом по твоим больным ребрам, ты… — она запнулась, не находя подходящего оскорбительного слова. Затем она внезапно двинулась, и он заблокировал это движение, прикрывая свои поврежденные ребра, но это не было нападением. Она внезапно села, закрыв лицо руками. Он услышал, как она прерывисто вздохнула, но остудил свое быстрое сочувствие. Слезы могли быть просто уловкой, к которой прибегают, когда соблазнение не удается.
— Ты не представляешь, на что это похоже, — хрипло сказала она.
— Я мог бы, если бы кто-нибудь объяснил это вместо…
— Это ужасно! — взорвалась она. — Этот герцог и его брурджанская стража, и его проездные, и его бесконечные ссоры со всеми. У Лаврана нет ни одного пограничного соседа, который доверял бы нам. Он обманывал Заклинательниц Ветра до того, что они перестали слышать мольбы крестьян. Оглянись вокруг, пока мы путешествуем — ты думаешь, здесь всегда была травянистая пустыня? Когда герцогиня была у власти, это были хлебные поля Лаврана, пастбища, изобилующие откормленным скотом и белыми овцами. Теперь вся наша земля умирает. Умирает! И Келлич говорит, что если мы не вернем…
— Герцогиню. И сбросите герцога. Я слышал разговор в Кедди. Я могу посочувствовать, если то, что ты говоришь, правда. Но посылать тебя вербовать мужчин для его дела…
— Келлич ненавидит это так же сильно, как и я. Но он говорит, что это как испытание. Ты оставался верен Ки — я это чувствовала. И на это стоит обратить внимание, поскольку Келлич говорит, что человек, верный своему делу, может быть верен более великому делу. И он говорит, что если я буду тщательно подбирать мужчин, к которым буду подходить, то… предложение никогда не придется оплачивать. Потому что, побывав с нами, они понимают, что оно правильное, и не просят ничего, кроме как делать то, что правильно…