Она нашла дорогу к двери, остановилась в тени снаружи. Фехтование в харперианском стиле. Это то, чему он научил ее. Он сказал ей, что это старый стиль, возможно, самый старый из известных, который встречается все реже в мире. Но это не мог быть Вандиен. Должно быть, это был какой-то другой чужеземец, приехавший в город на фестиваль. Она посмотрит и послушает в другом месте. Где? Она подумала о гостинице на другом конце города, где они останавливались раньше, только потому, что однажды были там вместе. Следуй своим чувствам, сказал ей Деллин. Она пыталась унять смятение внутри себя, пыталась “почувствовать”, где может быть Вандиен в этом обезумевшем городе. Ничего. Глупо даже пытаться. Она мельком подумала о том, чтобы вернуться в “Две утки” и попытаться загнать в угол этого молодого человека и узнать больше о сегодняшнем турнире по фехтованию. Но “Две утки” казались неподходящим местом для привлечения к себе внимания; если бы они вспомнили, что Келлич умер там, они бы вспомнили женщину, которая была с его убийцей. Она оттолкнулась от стены и зашагала по улице. Она двигалась по затененным участкам улицы, избегая факелов на шестах и людей, которые толпились вокруг них, смеясь, разговаривая и отмахиваясь от роящихся насекомых. Она снова услышала упоминание о сегодняшнем фехтовании, но никто не упомянул имени Вандиена, только то, что “Незнакомец и герцог составят прекрасную пару, и кого волнует, кто выйдет из этого живым?” Люди, собравшиеся вокруг говорившего, в основном посмеялись над этим. Она рискнула подойти на несколько шагов ближе, надеясь услышать больше, но затем ее отвлекла женщина в старой мантии с капюшоном, спешащая по улице. В ее целеустремленной походке было что-то до боли знакомое, и Ки поплелась за ней, едва осмеливаясь надеяться.
К тому времени, как она миновала три факельных столба, Ки была уверена. Держась в тени, она ускорила шаг, ее ботинки бесшумно ступали в густой уличной пыли. Затем, на следующем отрезке темноты между факелами, Ки набросилась на нее, придушивая, обхватила рукой горло и потащила сопротивляющуюся девушку в темноту между двумя зданиями. Девушка укусила, глубоко вонзив зубы, но ткань рубашки Ки была толстой, и она удивила свою пленницу, только глубже засунув предплечье в рот. С кляпом во рту она боролась, но ее свободная одежда мешала ей, а Ки был настроена очень решительно. В конце здания была куча соломы, не очень чистая. Ки швырнула Уиллоу на землю и встала над ней, свирепо глядя.
— Что… чего ты хочешь от меня? — спросила Уиллоу дрожащим голосом.
— Вандиен. Где он?
— Ки!
Нотка смятения в голосе девушки, когда она узнала ее, сбила Ки с толку. Но она скрыла это, снова спросив:
— Где Вандиен, моя упряжка и фургон? Я знаю, что ваше проклятое восстание забрало их, и я хочу их вернуть. Или я пойду к герцогу и назову имена.
— Я не знаю!
Уиллоу ответила слишком быстро, и в ее голосе было слишком много паники. Ки схватила ее за ткань на груди и рывком подняла на ноги. Теперь ее гнев сфокусировался и принес с собой такую силу, что Ки знала, что может убить эту девушку своими руками.
— Я хочу их обратно, — прорычала она.
— Винотор! — внезапно ахнула Уиллоу. — Винотор забрал фургон и упряжку.
— А Вандиен? — спросил я.
— Я не знаю! Клянусь, я не знаю, Ки! Его забрали другие. У нас так устроено, что ни один человек никогда не знает всего плана. Клянусь, я его не видела!
Ки потрясла ее.
— Но ты можешь это выяснить?
— Я… может быть. Я не знаю, они не захотят мне говорить, но я попытаюсь. Клянусь, я попытаюсь. Только ты не должна идти к герцогу. Это все испортит… если герцог узнает о нас сейчас, он убьет и Вандиена. Пожалуйста, Ки. Пожалуйста.
Ки поверила ей. Не было сомнений в неподдельном страхе, который наполнил ее голос, когда она говорила о том, что Ки пойдет к герцогу. Итак, у нее было понимание по этому поводу. И то, что Уиллоу сказала о том, что ни один человек никогда не узнает всего плана, соответствовало тому, что Козел рассказал ей о мятежниках. Ки ослабила хватку на одежде Уиллоу.
— Вот что мы сделаем, — сказала ей Ки. — Сначала мы отправимся за моей упряжкой и фургоном. Затем ты пойдешь к своим друзьям и дашь им понять, что я хочу, чтобы Вандиена выпустили на свободу целым и невредимым, прямо за городом, на дороге, ведущей в Виллену. И что, если это не так, герцог узнает не только все, что знаю я, но и все, что знает Козел о вашем восстании. На что ты готова поспорить, что “Две утки” превратятся в дымящиеся руины еще до наступления ночи?
— Козел… тоже жив? — Уиллоу внезапно показалась сбитой с толку.
— Да, Уиллоу. Он жив. И Вандиену тоже лучше быть живым. Или многие другие люди будут мертвы до завтрашнего вечера. Ты меня понимаешь?
Голос Уиллоу теперь казался более твердым.
— Сейчас я отведу тебя на ферму Винотора, — решительно сказала она. — Он и его сыновья, вероятно, все еще здесь, в городе, на Фестивале. Но это и к лучшему; я не думаю, что он добровольно расстался бы с этой упряжкой.
— Я тоже, — едко напомнила ей Ки. Она продолжала держать Уиллоу за рукав, когда они выходили из переулка. Ки улыбнулась и кивнула ей, пока они шли, две женщины, наслаждающиеся вечером вместе.
Ферма Винотора оказалась по другую сторону Текума, на дороге с такими колеями, каких Ки еще не видела. Когда-то его имя было его удачей, но теперь они шли мимо виноградных лоз, которые поникли, потемнели и свисали с рам. Между виноградными лозами и по обочинам дороги чахли низкорослая трава и чертополох. Даже в ночной прохладе здесь пахло пылью и мертвечиной. В окнах дома не горел свет, и одинокий сторожевой пес вышел, выгнув костлявую спину и поджав побитый молью хвост между ног. Ки рассеянно погладила его.
— Сзади, — прошептала Уиллоу, как будто тишина этого места делала разговор кощунственным.
Она была права. Фургон находился возле сарая, в котором стояли деревянные чаны, в которых давно не было фруктов. Даже в темноте одного взгляда внутрь было достаточно, чтобы понять, что все разграблено. Она ступила на землю и повернулась к Уиллоу.
— Где мои вещи? — холодно спросила она.
Уиллоу красноречиво пожала плечами.
— К настоящему времени повсюду. Их раздали тем, кто больше всего нуждался.
— И мою нужду в них не учли? — язвительно спросила Ки.
Уиллоу снова пожала плечами, и даже в темноте ее глаза были бледными и бесчувственными. Люди, которые вот-вот умрут, ни в чем не нуждались. Ки почувствовала внезапный холод по спине и внизу живота.
— Что я действительно хотела бы знать, — сказала она непринужденно, — так это как отличить дорожные патрули брурджанцев от мятежников-борцов за свободу. Похоже, у них обоих есть общий дар грабить путешественников.
Глаза Уиллоу внезапно вспыхнули.
— Ты не можешь говорить такие вещи, не имея представления о лишениях, которые мы перенесли за последние годы. Когда одеяло для кровати вашего ребенка становится роскошью, или кусочек мяса для придания вкуса супу — это то, чего стоит ждать с нетерпением, или когда ваш мул теряет подкову, а это становится семейной трагедией.
— Те, кто был сегодня на фестивале, не казались особо обделенными. Бедняки не набиваются в таверны и не тратят монеты на праздничный хлеб и мясные шашлыки.
— Обычно нет. Такое случается нечасто. Но именно сегодня да, потому что восстание дало им надежду. Вот уже который вечер они верят, что все может наладиться, и они помнят, как все было, когда герцогиня была добра к Заклинательницам Ветров, и эта долина процветала, когда весь Лавран был зеленым местом.
Пока она говорила, ее голос наполнился пылом. Спорить бессмысленно, решила Ки.
— А моя упряжка? — спросила она. Она подумала, сможет ли добыть монету так же хорошо, как Вандиена, своей угрозой пойти к герцогу, но решила пока не говорить об этом Уиллоу.
— Выше по холму есть старая конюшня. Он, наверное, поставил их туда.
— Покажи мне.
Обе лошади приветственно фыркнули в ее сторону. В яслях, которые они делили, было разбросано несколько пучков сухой травы, в корыте плескалась слизистая вода. Ки провела рукой по холке Сигурда, почувствовав пыль, смешанную с потом. Она готова была поспорить, что они не были чистыми с тех пор, как их у нее забрали.
— Винотор настолько обездолен, что, я полагаю, у него даже не было времени ухаживать за ними.
Уиллоу не ответила. Ки повернулась к ней как раз вовремя, чтобы услышать, как тяжелая дверь конюшни с глухим стуком встала на место. Ее плечо врезалось в нее через долю секунды после того, как Уиллоу с трудом поставила перекладину на место. Древние доски поддались под ударом тела Ки, но не сломались.
— Черт возьми, Уиллоу, выпусти меня!
Ответа не последовало, но Ки чувствовала, что она стоит по другую сторону двери и молча слушает.
— Это место долго меня не задержит. Здесь есть инструменты, и к утру я отсюда выберусь. И тогда герцог услышит все, что я знаю, Уиллоу. Каждую чертову вещь!
— К тому времени он будет мертв, — спокойно сказала Уиллоу. Она говорила обычным голосом, как будто ей было все равно, слышит ее Ки или нет. — К утру восстание будет совершено. Вандиен убьет герцога. Так и должно быть, Ки. В противном случае смерть Келлича совершенно бессмысленна. Я надеюсь, ты это понимаешь.
— Увидимся в аду! — взревела Ки, вне себя от ярости. Но Уиллоу все еще говорила, не обращая внимания на любой шум, который могла произвести Ки, и впервые Ки заметила нотки безумия в голосе девушки.
— …клинок был отравлен. Так что он все равно умер бы, это было неизбежно. По крайней мере, так его смерть послужит определенной цели. Даже Вандиен пришел к пониманию этого. Смерть может иметь смысл, если ее приносят в жертву ради высшей цели. Сегодня он убил двух мужчин, ранил еще одного и изувечил молодую женщину, но их жизни не были потрачены впустую. Эти смерти были необходимы, чтобы дать ему возможность убить герцога для нас.
— Я тебе не верю! — Ки охватило отвращение, а затем щекочущий страх, что Уиллоу, возможно, не лжет. — Выпусти меня отсюда!