Этот комментарий еще больше потряс всех троих брурджанцев. Вандиен сидел в своем кресле, чувствуя, как холод просачивается из руки в грудь. Странно, подумал он, умирать, слыша смех брурджанцев. Его собственная улыбка озарила его, когда в комнате вокруг него потемнело. Он схватился за стул, чтобы не упасть.
Когда к нему вернулось зрение, брурджанцы уже раздевали тело.
— Его вещи должны быть тебе впору, — заметила Халикира. — Кориоко! Достань из сундука этот причудливый шлем, тот, что с гербом. Поторопись. На самом деле, доставай всю боевую сбрую. Держу пари, на этом она смотрится лучше, чем на старом Свинячьем глазке. — Снова собачий смех. Халикира бросила прекрасную кольчугу на колени Вандиену. Он с трудом вложил рапиру в ножны, пробежался пальцами по тонким переплетенным звеньям. Металл все еще был теплым от тела герцога.
— Надевай! — нетерпеливо приказала ему Халикира. Затем, пристальнее вглядевшись в Вандиена, добавил: — Что с твоей рукой? Твоя ладонь синеет.
— Яд, — рассеянно произнес он, теребя кольчугу. — Клинок Келлича был отравлен. Я умираю.
— Оружие труса. Ни один боец не должен умирать от яда. Вот, я помогу тебе, — сказала она как ни в чем не бывало, и Вандиен затих, ожидая быстрого удара ножом по горлу. Последний друг, — брурджанцы так называли нож, и, по слухам, у них были специальные ножи, чтобы разделываться со своими ранеными. Но вместо этого она подняла его на ноги и начала натягивать на него кольчугу. Теперь холод сдавливал ему грудь. У него не было сил ни сопротивляться ей, ни помочь. Еще через мгновение Кориоко криво водружал на его голову шлем с гребнем, а другой брурджанец, к которому обращались не иначе как Тийо, пристегивал украшенный драгоценными камнями меч герцога к другому бедру. Их горячее мясное дыхание окутало его, когда они со смехом справлялись с задачей облачения его в личную боевую форму герцога, вплоть до тяжелого кошелька, который герцог носил с собой. Затем Халикира отступила назад и удовлетворенно кивнула.
— Выглядит лучше, — приветливо сказала она. — У меня всегда переворачивалось нутро, когда я видела Свиные глазки в брурджанской сбруе. Мужчина должен драться как брурджанец, прежде чем надевать брурджанские доспехи. — Она оглядела комнату, затем снова повернулась к Вандиену. — Тебе нужны какие-нибудь другие его вещи?
Он медленно покачал головой. Здоровой рукой он прижимал к себе онемевшую руку. Холод, распространяющийся холод. Его ответ, казалось, удивил их. На их лицах появилось алчное довольное рычание. Они грабили, как дети, соревнуясь, ссорясь и хвастаясь, а иногда приносили какую-нибудь особенную вещь и предлагали ее ему. Он всегда отказывался, и с каждым отказом их уважение к нему, казалось, росло. Кориоко обнажил свои пожелтевшие зубы в брурджанской улыбке и прокомментировал:
— Такими были Древние, которые сражались только ради крови и оружия. Так оно и есть сегодня, когда мы совершили Великое Убийство. Ты чтишь доспехи. — Он взглянул на Халикиру и Тийо. — Давайте выпьем с ним.
Тийо уткнул подбородок в грудь — брурджанский жест удивления, но Халикира грубо отвесила ему подзатыльник.
— Это хорошая идея. Мы сделаем это, — она засунула последние украшения герцога в свою наплечную сумку и встала.
Когда она подняла Вандиена на ноги, он чуть не потерял сознание. Он смутно услышал, как она сказала что-то о том, что “Его задница все еще кровоточит”, что, казалось, вызвало большое веселье среди троицы. Его зрение немного прояснилось, и он увидел, что они ведут его вниз по лестнице. Он не был уверен, касаются ли его ботинки ступеней или нет. Когда они проходили мимо двери в общий зал гостиницы, Халикира остановилась и заглянула внутрь.
— Герцог мертв! — объявила она бездельничавшим там брурджанским патрульным. — Его убил Вандиен-Лицо-Со-Шрамом. — Она немного помолчала. — На брурджанском это звучало бы лучше. Кеклокито-Вандиен. Теперь у этого есть настоящее имя. Кеклокито выпьет с нами! Он оставляет добычу герцога тем, кто ее захочет. И он говорит, что город ваш! Отпразднуйте Великое Убийство, как подобает!
Брурджанцы разбежались, как пчелы из разбитого улья. Вандиен услышал топот ног по лестнице, но когда Халикира выволокла его в прохладную ночь, казалось, что за ними последовало такое же количество брурджанцев. Он знал, что они оставили за собой полосу разрушений в городе. Фестивальные киоскии рушились на ходу, кожаные обивки дверей были небрежно сорваны с петель и разлетались по улицам. Он услышал крики и грубые человеческие выкрики, которые потонули в реве и проклятиях брурджанцев. Странно, но все это его не тронуло.
Теперь они были в незнакомой части Текума. Они миновали небольшой загон для скота, а затем вошли в здание без окон с низким карнизом. Даже Вандиену пришлось пригнуться, чтобы попасть внутрь, а брурджанцы упали на колени. Но внутри здание было открытым до остроконечного потолка. Столы и табуретки были массивными, заставляя Вандиена снова почувствовать себя ребенком в мире, созданном для взрослых. И запах был невыносимым. Кровь. Старая кровь, свежая кровь, кровь, смешанная с молоком. Сквозь вонь крови пробивался другой запах, резкий и горячий. Он не мог определить, что это. Пол был покрыт темной землей, и, когда они вошли, с него взлетели мухи. Свет исходил от факелов, установленных в подсвечниках на стене, и от толстых свечей на столах. Это место освещалось не очень хорошо, но Вандиен не возражал. Он достаточно слышал о брурджанских Кровавых залах, и ему не нужно было видеть больше. Он услышал короткий крик животного в соседней комнате. Вошел брурджанец, умело зажав под мышкой маленького зверька. Кровь хлынула из перерезанного горла в кованый серебряный сосуд, который он держал под ним. Он с легким удивлением поднял глаза на толпу входящих брурджанцев. Оглядевшись, он остановил взгляд на Вандиене. Он ткнул в его сторону пальцем с черным ногтем.
— Никаких питомцев! — строго сказал он.
— Не питомец, — раздраженно возразила ему Халикира. — Кеклокито сегодня здорово убил. Герцог пал по его вине, и он уступил нам все, что принадлежало ему, за исключением своих доспехов и оружия.
Ее слова проникли в уголок сознания Вандиена. Это то, что он сделал, когда сказал им, что больше ничего не хочет от герцога? Отдать все это, город и герцогство, брурджанцам? Он знал, что должен чувствовать ужас, но мог чувствовать только смертельный холод. Он взгромоздился на один из массивных табуретов и попытался сесть так, чтобы не болело бедро. Халикира все еще говорила.
— … бык, а может, и два. Сегодня вечером мы все пьем с Кеклокито. Вот! — Она вытащила из заплечной сумки золотой шейный платок, украшенный красными камнями, и швырнула его на стол. — Пусть это окупит все! И не медли! — Она придвинула табурет рядом с Вандиеном и тяжело опустилась на него.
Остальная часть стола быстро заполнилась. Халикира начал громко рассказывать историю о Великом убийстве Кеклокито. Ее слова, казалось, сливались с клубящейся темнотой Кровавого зала и приглушенным мычанием быка в соседнем помещении. За столом раздался беспомощный, задыхающийся смех, и Халикира изо всех сил пыталась добавить, как Кориоко съел свиной глаз, когда появился хозяин Кровавого зала с огромным тазом. Он поставил его на стол, и маленькая красная волна разбилась о его край. Словно издалека Вандиен наблюдал, как выставили рога для питья, а затем снова появился хозяин, неся маленькое металлическое ведерко, от которого шел пар. Содержимое казалось серебристым, когда он перевернул его поверх крови, и Вандиен снова уловил острый, резкий запах. Хозяин перемешал его со свежей кровью, а затем отступил от стола. Все внезапно стихло.
Халикира толкнула его локтем, отчего он чуть не свалился со стула.
— Это твоя добыча; сначала ты наполни свой рог, — сказала она ему.
Подчиниться казалось легче, чем спорить. Его рука с мечом была бесполезна. Даже в тусклом свете Кровавого Зала ее цвет был ужасающим. Свободной рукой он взял со стола рог для питья; это был причудливый рог в виде спирали с выгравированными на нем охотничьими сценами. Он окунул его в кровь, и не успел он поднять его, как в него погрузилась дюжина других.
Его чаша была тяжелой от теплой крови, кончики пальцев покраснели и намокли от нее. Что бы ни было смешано с кровью, сквозь красноту пробивались серебристые завитки. Он заглянул в нее и почувствовал, что проваливается в ее глубины. Халикира снова подтолкнула его.
— Выпей это, пока кровь не превратилась в лепешки, — посоветовала она ему, и когда он посмотрел на нее с явной неохотой, она напомнила ему: — Черт возьми, приятель, ты все равно умираешь! Посмотри на свою руку! — Это вызвало новый взрыв задыхающегося смеха, и Вандиен обнаружил, что присоединяется к нему. И когда это закончилось поднятием рогов для питья, он поднял вместе со всеми. И он выпил.
Он пил огонь, песчаные бури и извивающиеся хлысты. Напиток не обращал внимания на его горло и желудок и сам проложил обжигающий путь через кишки. Он не мог даже перевести дух, и брурджанцы восхищенно взвыли, рассудив, что он равнодушен к их напитку. Дыхание вырывалось у него через ноздри и рот. Он забыл о боли в бедре, о холоде. Внезапно он почувствовал вкус бычьей крови во рту и ноздрях, она была горячей, влажной и живой, как искры, прыгающие у него на языке. Его темнеющая рука на столе перед ним внезапно стала забавной, почти такой же забавной, как глазное яблоко герцога. Это не имело значения. Ничто из этого не имело значения. Главное — быть живым и использовать жизнь до самого последнего мгновения. Кровь была жизнью, и жизнь была в нем. Он слегка покачнулся, когда повернулся к Халикире.
— Что, черт возьми, мы пьем? — сумел спросить он.
— Бычью кровь, — просто сказала она.
Он сорвал с герцогского кошелька завязки и швырнул его на стол.
— Кровавый человек! Убей еще одного быка! — взревел он, и Халикира стиснула его в объятиях.
— Мне нравится этот человек, — объявила она собравшимся. — Я думаю, он должен жить!