Я вернулся на борт, скользнул взглядом по кучке новобранцев, сгрудившихся на баке, и прошёл в каюту. Привычная лёгкая качка успокаивала и убаюкивала, я давно уже отвык подолгу находиться на берегу. Я сел за стол и отметил в журнале все расходы, ужасаясь получившейся сумме. Даже с учётом продажи захваченного груза цифры получались запредельные. Где-то меня надули, но я пока не мог понять, где именно. С другой стороны, Ричард всегда продавал качественные товары, заботясь о своей репутации, и за это я мог не волноваться.
- Отплываем завтра с рассветом! - крикнул я, не сомневаясь, что приказ услышат и передадут всем, кто сейчас находился в городе. Мне не терпелось починить судно и выйти на охоту.
Я вышел на палубу и посмотрел на горизонт, где огромное синее небо сливалось с океаном. В груди поселилось щемящее чувство тоски. Где-то там, в море, ходят полные добычи корабли, нагруженные золотом и серебром, которые только и ждут, чтоб их ограбили. Доны, томми, лягушатники, разницы я не ощущал. Золото у всех одинаковое.
Кто-то из новобранцев подбежал ко мне.
- Когда будет обещанный ром, сэр? - спросил он.
Я нахмурил брови.
- Какой ещё ром?
- Ваш офицер сказал, что каждому будет выдана порция рома, - новичок своим видом больше походил на оборванца из трущоб, чем на моряка. Красный нос и багровые прожилки на лице свидетельствовали о том, что он поступил на службу только ради бесплатной выпивки.
- В море, один раз за вахту, - объяснил я. - Ступай.
Пьянчуга удалился с таким печальным видом, будто я только что убил всю его семью. Я пошёл дальше.
На шканцах сидели индейцы, и под чутким руководством Филиппа учились вязать морские узлы и отличать лини от шкотов. Практики у них было много, а теория, наоборот, отставала. Я удовлетворённо осмотрел результаты. У Филиппа были все шансы сделать из этих сухопутных крыс настоящих моряков. Даже при том, что сам Филипп морским волком не был.
Среди индейцев возвышался Джон, который умудрился где-то раздобыть добрую связку амулетов, и обвешался ими, как рождественская ёлка. Остальные последовали его примеру, и соорудили себе такие же талисманы из подручных материалов. Завидев меня, Джон что-то зашептал соседу, и тот не преминул сделать в воздухе жест, отвращающий зло. Скоро по кораблю пойдут неприятные слухи.
- Джон! - я окликнул верзилу.
Он с явной неохотой повернулся ко мне.
- Капитан? - спросил он с чудовищным акцентом.
- Амулеты - за борт.
Суеверные индейцы и негры зашептались в страхе. Остальные матросы прислушались, ожидая развязки конфликта.
- Духи злые будут! Никак нельзя! - ответил Джон, перебирая свои талисманы, которые гремели и звенели при каждом его движении. - От зверя, от злого моря, от дурного глаза!
- За борт.
- Нельзя! Сильный колдун! Духи рассердятся! - в один голос загомонили его дружки. Филипп скривился как от зубной боли и перекрестился.
Я ещё раз посмотрел на высокого индейца. Я не верю в колдунов, духов и силу молитвы, но все индейцы из команды зауважали Джона всего через день. А это многого стоило. И это могло бы помочь мне держать команду в узде.
- Колдун, говорите? - спросил я. - Колдовства на борту я не потерплю.
- Ты сам - колдун! - выкрикнул Джон.
Старая песня.
- Заткнись, - бросил я. - Я не колдун, не мертвец и не восставший из мёртвых.
Индеец фыркнул с видом 'мне лучше знать' и отвернулся к своим узлам.
- А если попытаешься заняться своей чепухой на борту моего корабля - я сожру твою душу и превращу тебя в живой труп. Амулеты можете оставить, но только я почувствую хоть попытку колдовать на борту - отправитесь за борт вслед за своими побрякушками.
Джон сделал вид, что не слышит меня, но я заметил, как побледнело его лицо. И как побледнели остальные индейцы.
- Возвращайтесь к учёбе, чёртовы бездельники. Филипп, пусть сплетают канаты и чинят паруса. Завтра в море.
Француз живо отдал приказы. Я огляделся, и заметил весёлые ухмылки на лицах английских моряков. Ухмыльнувшись в ответ, я сошёл на берег и отправился на прогулку.
Следующим утром, в момент, когда 'Мститель' отдал швартовы, на борту находилось полсотни новобранцев. Вместе с остальными набралось чуть больше восьмидесяти моряков, и этого как раз хватало, чтобы управлять кораблём без каких-либо трудностей.
Уходить далеко от острова я не стал. Пляж в нескольких милях от города подходил для моего дела идеально - защищён от ветра и волн песчаной косой, достаточно пологий, чтоб вытащить корабль на берег, достаточно близко к Порт-Ройалу, если что-то понадобится, и достаточно далеко, если кто-то захочет сбежать.
'Мстителя' тащили на буксире, на вёслах, а потом пришлось взяться за канаты. На берегу его поставили на брёвна, и днище, заросшее водорослями и ракушками, показалось над водой. Неудивительно, что корабль стоял на воде неуклюже, как отожравшийся гусь.
В тени деревьев тут же выросли хижины из веток, на песке тут и там запылали костры. По берегу потёк густой запах мясной похлёбки. Матросы расположились поудобнее, нежась в лучах жаркого карибского солнца, но мои приказы быстро выбили из них всю праздность. Работы предстояло чудовищно много.
Я и сам принял участие с топором в руках. Пока одна половина команды зачищала днище, мы меняли прогнившие доски, устраняли течи и слабые места, перекраивая судно под нужный мне манер. К счастью, среди новобранцев оказалось несколько хороших плотников.
Руль, сломанный мной на Ки-Уэсте, пришлось полностью менять - испанцы починили его наспех и не очень качественно. Переборку в капитанской каюте передвинули на несколько футов, освобождая для меня жизненное пространство. На пушечной палубе пришлось заменить почти половину всех досок, заменили несколько палубных бимсов, поставили новые мачты и сменили весь такелаж.
Через пару недель работы 'Мститель' преобразился. Новые доски выделялись светлыми пятнами, но это не портило впечатления. Корабль наконец-то приобрёл вид, достойный морского волка.
Теперь, когда все сухопутные дела завершены, океан манил меня со страшной силой. Чем дольше я находился на берегу, тем сильнее мне хотелось выйти в море. Ощутить солёные брызги, свежий бриз в парусах и манящее чувство свободы, которой так не хватает на твёрдой земле.
Но как бы сильно я ни мечтал о морских просторах, я не мог просто так взять и отправиться в плавание. Люди устали, и я их прекрасно понимал. В бытность простым моряком я уставал так, что силы оставались только на то, чтобы дойти до постели и упасть.
Поэтому последний день перед отправкой в моря я решил потратить на отдых. Люди заслужили его сполна. Я приказал выкатить целую бочку рома и объявил, что это награда за хорошую работу. Как я и ожидал, больше в тот вечер моряков ничего не интересовало.
Солнце падало за горизонт, окрашивая облака в благородный пурпур, и пьяные моряки зажгли костры в последний раз. Весёлые анекдоты сменились байками из жизни, а затем настало время мистических историй. Индейцы, как могли, рассказывали нам о сотворении мира, негры вспоминали Папу Легбу и других божков Берега Слоновой Кости, англичане полушёпотом вещали о Кракене и Левиафане, что поджидают несчастных в морской пучине, а я слушал всё это сквозь дрёму.
- Есть только Господь, а всё остальное - полная чушь, - раздался голос Филиппа. Набожный француз опять за своё.
- Оставь свои проповеди, парень, - произнёс я. Лицо моё было скрыто шляпой, и голос прозвучал глухо, как из бочки.
- Спасение души ближнего - мой долг, - ответил он. - Я не могу оставить их в неведении.
- Они стали пиратами, и их уже не спасти, - равнодушно сказал я.
- Раскаявшийся грешник угоднее Ему, нежели праведник! - возразил Филипп.
- Господи, да заткнись ты уже наконец! - почти выкрикнул я, и француз затих.
- Колдун... - я услышал шепотки за спиной, и рассмеялся. Заткнуть проповедника без помощи колдовства или хорошего удара и в самом деле нелегко.
- Джон! - позвал я. Индеец тут же навис надо мной, как гора.
- Капитан? - спросил он, пока я обдумывал, что же я всё-таки хотел спросить.
Я был пьян, и мысль ускользала, как угорь.
- Джон, что ты имел в виду, когда назвал меня мертвецом?
Утро оказалось мучительным. Большую часть выпитого я выблевал на песок, вчерашняя попойка виделась как в тумане, а при попытках вспомнить хоть что-то - голова раскалывалась как перезревший арбуз. Многие находились в таком же состоянии, и душу грело то, что я не один сейчас валяюсь на песке в остатках собственного ужина.
Мы кое-как переползли на борт, чтобы продолжить погибать ещё и от качки. Трезвыми оставались только Филипп и ещё несколько моряков, и я, разумеется, дал ему все полномочия.
Француз, загоревший до черноты, выкрикнул несколько приказаний, и матросы сноровисто обрасопили грот. Парус оглушительно хлопнул, но через мгновение наполнился ветром. Я посмотрел на юного офицера. За несколько месяцев он превратился из рыбака в настоящего флибустьера, и я видел, как блестят его глаза, когда он смотрит вдаль. Он напомнил мне себя самого в прошлом, и я в очередной раз блеванул за борт.
Ямайка оставалась за кормой, и впереди нас ждала манящая неизвестность. Впрочем, уходить далеко от острова я не хотел, я всё ещё планировал захватить каравеллу, которая скоро пойдёт в Европу. Поэтому я приказал курсировать неподалёку от берега, тренировать команду и смотреть в оба. Здешние воды по сравнению со всем остальным архипелагом были как улица Пикадилли по сравнению с ливийской пустыней.
На нок реи уселась жирная чайка, и пронзительно крикнула, разрезая голосом мой больной мозг, который разлетелся на тысячи осколков и собрался обратно в произвольном порядке. Я выхватил пистолет и нажал на спуск, но курок только щёлкнул по полке. Я хотел было запустить в неё сапогом, но тут чайка крикнула снова и по палубным доскам растеклось белое пятно.