— Запомнил.
— А может, все-таки лучше мне с бабой твоей разобраться?
— Нет-нет, Коля, я сам.
— Ну, как знаешь! Мое дело предложить.
Коля и Ковард простились по-приятельски.
Глава 50Ковард снова встречается с бродягой
На улице моросил мелкий дождь.
«Не самая лучшая пора года для бездомного одинокого мужчины», — печально заметил Злобный Я.
«Не нужно об этом непрестанно напоминать, — резко осадил Аркадий Францевич. — Я обязательно что-нибудь придумаю. Во всяком случае, ключи от дома у меня никто не отбирал. Имею я право забрать свои вещи? Плащ, зонтик, белье, в конце концов? Или я должен скитаться, как бездомная собака, по чужим углам?»
«Вот-вот, — отозвался Злобный Я. — Теплое белье — обязательно! С такой погодой запросто можно заработать обструктивный бронхит, а то еще и что-нибудь похуже. Знаешь, а я вот тут подумал: может, Эльвира не так уж и плоха? Нет, в самом деле? Столько лет вместе. Если в молодости не разбежались, то чего уж теперь? Она, конечно, совсем не золото, но с другой стороны…»
«Я тоже об этом думал, — Ковард ускорил шаги: дождь стал заметно сильнее. — Посмотрим. Подумаю об этом вечером».
Кроме собственных мыслей и диалога со Злобным Я в сознании Аркадия Францевича шел еще один процесс: он считал шаги — привычка, выработанная годами. Невидимый секундомер независимо от воли Коварда включался всякий раз, когда тот выходил на улицу и направлялся в сторону работы.
«Шестьсот шестьдесят шесть…»
Ковард остановился у края проезжей части: на светофоре горел красный свет.
«Надо же! — подумал Аркадий Францевич. — От берлоги Коли и от моего подъезда до этого места одинаковое количество шагов?! Шестьсот шестьдесят шесть. Ох! Так это же число дьявола! Конечно, нумерология — это лженаука, но все же… Странно, что я раньше об этом не задумывался. Здесь, у этого светофора, я очень часто останавливаюсь. Стоп! Если горит красный светофор, то я останавливаюсь, сделав шестьсот шестьдесят шесть шагов. И тогда, по моим наблюдениям, день будет неудачным. Вот оно что!»
«Ой! — простонал Злобный Я. — Какой бред у тебя в голове!»
— Самый большой бред в моей голове — это ты! — сказал вслух Аркадий Францевич.
— Что вы сказали? — раздалось за спиной Коварда.
Ковард не вздрогнул. Он узнал этот голос и обернулся. Перед ним стоял бродяга с шахматами под мышкой.
Аркадий Францевич с вызовом спросил:
— Хм, конечно, а как же без вас?
Бродяга, сделав вид, что не заметил недружелюбного замечания, улыбнулся:
— Прекрасная погода, не правда ли? Как спалось?
— Хуже не бывает.
— Это вы о чем: о погоде?
— И о погоде.
— Да? А я люблю осень.
— Послушайте! Какое мне дело до того, что вы любите, а что нет?! Почему вы меня преследуете?
— Зачем мне вас преследовать? Есть вещи совершенно неотвратимые. Помните, как в романсе поется? — и бродяга запел академическим баритоном:
Только раз бывает в жизни встреча.
Только раз судьбою рвется нить.
Внезапно старик прервал пение и пояснил:
— Случается, что пою романсы. Но в основном приходится петь колыбельные.
— Не говорите загадками! Что вам нужно от меня? — нервно вскрикнул Ковард. — Я позову милицию!
Бродяга с удивлением посмотрел на возмущенного Аркадия Францевича и весело рассмеялся:
— Не хотел бы вас огорчать, но в нашем случае милиция ничего не решит. Хотите дам совет? Зачастую жертва важнее приобретения.
— В каком смысле? — нервно спросил Ковард, всем видом показывая, что ответ на вопрос ему не интересен.
Бродяга дружелюбно улыбнулся:
— Да во всех. И в жизни, и в духовных стремлениях, и, разумеется, в шахматах. Без жертвы не бывает победы. Идите! Зеленый свет!
Глава 51Ковард борется с нумерологией
Ковард, обрадовавшись, что может наконец избавиться от навязчивого собеседника, ринулся через дорогу.
— Хладнокровнее, Аркадий! — крикнул ему вдогонку бродяга. — Все идет по плану!
Аркадий Францевич, не оборачиваясь, стремительно пересек проезжую часть. В его сознании тут же включились прерванные на время разговора с бродягой параллельные мыслительные процессы — счет пройденных шагов и бесконечный внутренний диалог.
«Шестьсот восемьдесят четыре… Сумасшедший. Что он привязался ко мне? Семьсот… И вообще, вокруг меня творится сплошное сумасшествие. Скорее бы прийти в лабораторию. Восемьсот три… Холодно… Пиджак уже совсем промок… Надо обязательно выпить горячего чаю… Девятьсот десять… Интересно, Стриганов уже на месте? Все-таки Эльвира права: я плохо разбираюсь в людях. Мне казалось, что Стриганов не раздумывая согласится работать со мной. Это же такая тема, такая тема! Тысяча шестьдесят два… Стриганов влюбился. Надо же! Хорошо. Любовь — это хорошо. Тысяча двести десять… Татьяна. Эльвира… Татьяна. Я определенно к ней что-то испытываю… Тысяча триста… С ума сойти! Разве я мог предположить, что в моей жизни будет еще кто-то кроме Эльвиры? Тысяча триста семьдесят шесть… А почему нет? Она сказала, что все было прекрасно. Надеюсь, что не врет. А зачем ей врать? Татьяна… Тысяча семьсот восемнадцать… Эльвира. Пришла вчера, словно с цепи сорвалась. Ну да! Привыкла команды раздавать: сидеть, лежать, к ноге… А фигушки! Сколько можно? Всему есть предел!»
Подал голос Злобный Я:
«Ты думаешь, этот предел наступил?»
«Не знаю. Тысяча восемьсот восемьдесят».
«А может, пусть будут и Эльвира, и Татьяна?»
«Ты что! Я честный человек!»
«А при чем здесь твоя честность? Они просто женщины, а ты просто мужчина».
«Да. Эх! Это правда. Я напрасно придаю этому серьезное значение. Это не главное. Это просто сопутствующие факторы! Тысяча девятьсот семнадцать».
«Сопутствующие? Чему?» — спросил Злобный Я.
«Процессу достижения основной цели».
«И что это за цель?»
«Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, о чем я».
«О спасении человечества?» — в интонации Злобного Я прозвучала ирония.
«Именно об этом. Тысяча девятьсот тридцать семь».
Ковард остановился перед знакомым крыльцом своего института. Небольшая перебранка со Злобным Я его совсем не раздражала. Совершенно обычное дело: на то он и Злобный Я. Совсем другое дело — неожиданная мысль, появившаяся в голове Коварда: «Тысяча девятьсот тридцать семь. Тридцать седьмой год — год безудержных сталинских репрессий. Вот уж когда были жертвы! Жертвы важнее приобретения. Почему эта мысль пришла мне в голову? Шестьсот шестьдесят шесть и тысяча девятьсот тридцать семь. Странные совпадения. А что по этому поводу сказала бы нумерология? Не на тех цифрах делаю остановку. Может, от этого все в моей жизни складывается так неудачно?»
«Нумерология — лженаука», — отозвался Злобный Я.
«Да, конечно. Ну а вдруг в этом есть смысл?»
«Если ты такой суеверный, то измени числа своих остановок».
«Логично. Но как это сделать?» — задумался Ковард.
«Тоже мне проблема! Например, потопчись на месте, раз уж ты стоишь у двери!» — дал совет Злобный Я.
«Можно. Но как это будет смотреться со стороны?»
«Да какая разница!»
«Тысяча девятьсот тридцать восемь, девять, сорок, сорок один. О! Война! Сорок пять. Разруха».
«Топчись до оттепели», — подсказал Злобный Я.
— Что это вы, Аркадий Францевич, — раздался за спиной Коварда голос Стриганова, — бег на месте общепримиряющий?
«Пятьдесят три», — досчитал Ковард и ответил: — Типа того: небольшая физическая нагрузка перед мозговым штурмом.
— А, — понимающе кивнул Стриганов и распахнул перед коллегой входную дверь института.
Глава 52Страдания и надежды Эльвиры Павловны
Эльвира Павловна впервые за много лет не вышла на работу в святую для каждого бухгалтера пятницу — последнюю пятницу квартального периода. Как всякий главный бухгалтер, она была абсолютно уверена в своей профессиональной непогрешимости и в то же время, как абсолютное большинство главбухов, позволяла себе крайне вольное отношение к распределению рабочего времени. А это в итоге приводило к авралам в конце отчетных периодов и, как следствие, — периодическим нервным срывам. Но отчеты в конце концов всегда сдавались вовремя, и у высокого начальства треста «КонсервВинТорг», в котором уже почти пятнадцать лет не менялся главбух, никогда не было повода для предъявления претензий к работе отдела бухгалтерии.
Но сегодня, невзирая на неотложные дела, Эльвира Павловна позвонила начальству и, сославшись на внезапную мигрень, объявила о желании взять отгул. И хотя мигрени не было и в помине, но ее состояние было действительно тяжелое: всю ночь она металась по квартире взад-вперед, временами останавливаясь и прислушиваясь, не поворачивается ли в замке входной двери ключ. И убедившись, что нет, не поворачивается, гневно сводила брови и громко вопрошала у невидимого собеседника: «Ну как вам это нравится?»
Временами внутреннее возмущение доходило до крайней точки кипения, и тогда Эля, рухнув на тахту, стонала: «О, не могу! Умоляю тебя, Кадик, только вернись, только вернись, задавлю!» Но через минуту вскакивала и начинала снова нервно ходить по комнате из угла в угол.
Под утро она обессилела. Ей даже удалось задремать и в коротком тревожном сновидении увидеть Аркадия Францевича, беспечно прогуливающегося по какому-то широкому проспекту. Правда, на себя он был абсолютно не похож: высокий мускулистый блондин в борцовском кимоно. Но Эльвиру Павловну не обманешь — как ни маскируйся, а мужа-то своего она в любом виде узнает!
— Кадик, иди домой! — приказала она супругу, тоскливо осознавая, что это всего лишь сон.
Но Аркадий Францевич упрямо покачал головой и демонстративно уселся в позу лотоса прямо на мокрый асфальт.
— Ну и сиди тут как дундук! — зло сказала Эльвира Павловна и проснулась.
«Нет, это абсолютно возмутительно», — подумала она, открыв глаза.