– Можно, конечно, пробовать. Но на мой профессиональный взгляд, толку не будет.
Ксюша сразу сникла, ссутулилась. Мэтр снисходительно продолжал:
– Слишком зажата. И неубедительна. Если только на платной основе…
– Я готова! – вскинулась баба Рая.
Но девочка сердито выкрикнула:
– Да пошел он, индюк напыщенный!
И кинулась прочь.
– Сразу видно породу, – иронически молвил ей в спину вальяжный театрал.
– Нельзя так с ребенком, – рассердилась баба Рая.
И тоже ушла.
Ходить на прослушивания в другие места обиженная Ксюша категорически отказалась. Но попыток приобщить ее к прекрасному баба Рая не оставляла. Искала на «Культуре» хорошие фильмы. Девчонка зевала, норовила переключить канал на музычку или происшествия. Но иногда застывала, глядя на пронзительную Грейс Келли, и баба Рая тогда сразу начинала рассказывать, что великую актрису и супругу князя Монако собственные родители считали гадким утенком, а вместо ролей в кино она долго получала только контракты на съемки в рекламе пива, сигарет и пылесосов.
Ксюша грустно вздыхала:
– Да куда мне! У нее вон, глаза какие красивые! И отец миллионер…
Баба Рая пыталась влиять на родителей Ксюши. В редкие моменты, когда те находились в трезвости, объясняла: дочка у них талантливая, необычная. Ее учить надо.
Но мать отмахивалась:
– Какой талант, одни тройки в школе. Пусть работать идет, сколько лет кормили ее, дармоедку.
А отец назидательно говорил:
– Удумали чего, в театр! Актриска должна манкой быть, с дьявольщинкой. А Ксюха наша – ни рожи ни кожи.
Баба Рая сердилась:
– Не понимаете вы ничего.
И продолжала мечтать, что маленькая ее протеже станет актрисой.
Узнала: в театральные вузы на результаты по математике не смотрят – только русский с литературой надо. И, как могла, готовила Ксюшу. Диктанты заставляла писать, Лермонтова читала вслух.
Беда в том, что в талант свой девочка не верила, да и учиться не любила. Каждый раз приходилось выбирать «прикольные» отрывки, а за сочинения сулить призы – мороженое или шоколадку. Но на слабенькие четверки гуманитарные науки кое-как вытягивали.
А когда Ксюше исполнилось семнадцать, связалась она с дурной компанией, и школа совсем стала побоку. Уроки прогуливала. Курила во дворе с подозрительными парнями, обнимала страшных-кожаных на заднем сиденье мотоциклов. Но с бабой Раей всегда паинька, в магазин для нее ходила, убирать помогала.
Школу закончила еле-еле. Про институт теперь даже речи не было – устроилась в палатку рядом с домом.
…Родная дочка бабы Раи давно выросла, вышла замуж, жила отдельно. Зять работал в полиции и больше всех беспокоился из-за странной дружбы тещи с девочкой из нехорошей семьи. Постоянно зудел жене:
– Обнесут у твоей матери квартиру. Или еще что похуже.
– Да что ребенок может сделать?
– Она уже не ребенок. Восемнадцать лет. Работает торгашкой, общается с подонками. Сколько дел уголовных было, когда жилье оттяпывали, а стариков убивали.
– Да ладно тебе. Нормальная девчонка, только запущенная. И мать мою любит, никогда зла ей не сделает.
– Ну, может, топором рубить и не станет. Хитрей поступит. Квартира ведь Раисе Степановне принадлежит? Вот и подумай. Ты надеешься, что единственная наследница? А по закону обязательную долю только инвалиды имеют, так что тебе не положено. Напишет мать завещание на эту Ксюшу – и все, улетит жилплощадь, ничего не поделаешь.
– Брось. Не будет мама чужому человеку квартиру отписывать.
– Пистолет наставят – что угодно подпишет.
На мозги капал постоянно, так что дочь бабы Раи реально забеспокоилась. Прав муж, может плохо кончиться. Девица курит, выпивает, вечно в окружении парней подозрительных. На матерых уголовников не тянули, но по мелочи явно проблемы с законом имели. Ксюша тоже наверняка подворовывает. В том числе и у ее матери. А подслеповатая старуха, небось, и не замечает, что деньги у нее исчезают.
Велела бабе Рае деньги ее пенсионные обязательно контролировать и расходы записывать.
Старуха дочери послушалась, в конце месяца показала отчет. Дебет с кредитом вроде сходился. Но две тысячи восемьсот рублей «Ксюше на шапочку зимнюю» и ей же тысячу пятьсот «в долг до зарплаты» дочке бабы-Раиной решительно не понравились.
И она придумала, как Ксюшу от матери своей отвадить.
У бабы Раи как раз надвигался юбилей. Двадцать второго декабря – восемьдесят лет.
По идее, банкет бы надо в ресторане, родню созвать, подружек материных, кто еще жив. Но в заведениях в это время – корпоративы предновогодние, цены подскакивают вдвое. С пенсии старухиной точно не погуляешь, а самим платить не с чего, времена нынче сложные.
Баба Рая успокаивала:
– Да зачем нам рестораны? Дома посидим.
Но тоже ведь морока: продукты закупать, готовить, потом посуду мыть.
– Ничего, я Ксюшу позову на подмогу.
– А она вообще к тебе часто приходит? – словно бы между делом спросила дочь.
– Нет, – вздохнула тетя Рая, – все у нее дела какие-то. Но на день рождения, конечно, придет.
– Позови и сейчас. Чаю вместе попьем.
– Ты ведь не любишь ее, – взглянула проницательно мать.
– Так я по делу. Попросим, чтобы с готовкой помогла. По-соседски.
Позвонили беспутной соседке. Ксюша быстро явилась. Юбка коротюсенькая, рожа намазанная. Старуха расплылась в улыбке:
– Птенчик мой прилетел!
Дочь еще больше насупилась – мыслимое ли дело, к юной шалаве – ласковей, чем к человеку родному.
Но уселись все вместе за стол. Попросили девчонку, чтобы накануне юбилея пришла, подсобила.
– Ясен перец, заявлюсь! – хохотнула та. – Будем салатики строгать и шампусик квасить, чтобы не скучно, да, баб Рай?
Дочка тети Раи неодобрительно скривилась – что за манеры.
Ксюша перехватила ее осуждающий взгляд и вдруг ангельским голоском попросила:
– Баб Рай, а можно мне ваши фотоальбомчики посмотреть?
– Да ты видела все сколько раз!
– Еще хочу. Жалко вам, что ли?
– Ну, пойди в залу, погляди.
Какой изумительный момент!
Девчонка – одна! – отправилась в комнату.
Дочь бабы Раи прошипела:
– Сопрет что-нибудь.
– Брось, – отмахнулась старуха. – Она у меня никогда не возьмет.
– Посмотрим, – зловеще усмехнулась дочь.
Резко отворила дверь в залу – и увидела: Ксюша из альбома фотографию вытаскивает.
– Ты что творишь? – напустилась на нее дочь бабы Раи.
А девица глазами хлопает:
– Ничего.
– Как это ничего? Я видела: ты фотографию вытащила!
– Не брала я!
– Давай, посмотрим.
Подскочила, стала листать альбом – действительно, одной карточки нет.
– Ты вытащила?
– Нет!
– Да я видела!
Баба Рая тоже подошла, сказала растерянно:
– Правда нету. Ксюшенька, это моя любимая фотография. Зачем тебе она?
Но девчонка зло топнула ногой:
– Не брала я ничего! И нечего тут туфту гнать!
Вся красная от злости, кинулась в коридор, из квартиры вон. Шваркнула входной дверью.
Дочь дождалась, пока по лестнице отгремели шаги. И сладким голосом говорит бабе Рае:
– Ты по-прежнему свои деньги похоронные дома держишь?
– Конечно. Банкам доверия нет.
– А прячешь где?
– В большой комнате.
– Ксюша твоя там одна была. Пойди проверь: деньги-то на месте?
– Ой, ну что ты говоришь!
– Посмотри, посмотри.
Баба Рая неохотно отправилась в комнату. Открыла книжный шкаф. Достала томик Достоевского. Раскрыла. Побледнела и схватилась за сердце. Прошептала:
– Как она могла…
Дочке прямо жаль ее стало.
Зато Ксюша теперь точно в их квартиру больше не придет.
Ксюша выскочила из квартиры. Сердце колотилось молотом. До чего противно, когда хочешь хорошее дело сделать, а тебя за воровку принимают!
Она давно чувствовала: родственники бабы Раи ее ненавидят.
Дочка – та только рожу кривила. А вот муженек – легавый – реально подставить может. Давно глядит волком. Недавно остановил Ксюшу во дворе. Смерил холодным взглядом. Процедил:
– В квартире нашейчтобы больше не околачивалась!
Она, понятно, взорвалась:
– Я не к вам хожу, а к бабе Рае!
Мужик нехорошо прищурился:
– Девочка, ты с огнем играешь. Хочешь, чтоб порошочек белый в кармашке нашли? По двести двадцать восьмой прогуляться, годков эдак на пять?
Про статью за наркотики она знала – дружок нынешний по ней как раз пятилетку отмотал. А зять баб-Раин продолжает давить:
– У нас в полиции как? На человека смотрят, на его облик моральный. Ты с контингентом общаешься нехорошим. Даже разбираться не будут – закроют на полную катушку.
Мужика она тогда, конечно, послала. И к бабе Рае продолжала ходить. Кто он вообще такой, чтоб пугать?
Но сейчас совсем нехорошо получилось. Она ведь действительно фотографию украла. Надо было, конечно, объяснить, зачем взяла. Но когда орут – оправдываться неохота.
И настолько вдруг стало обидно, беспросветно, тяжко. Что у нее за жизнь! Дома – пьянство сплошное. На работе, в палатке, – тоска и от начальства придирки. Бойфренд нынешний – вечно обкуренный. Город родной – болото. А баба Рая, единственный человек, к кому прикипела, теперь тоже ее за воровку приняла.
«Не хочу больше здесь оставаться», – прошипела сквозь зубы.
И замерла.
А кто, собственно, ей мешает – разом со всем покончить?
Как считалось у них в городе и учил писатель Чехов (его рассказы читали вместе с бабой Раей), бежать всегда надо в Москву.
Ксюша умчалась на ночном поезде, в плацкарте. Денег с собой – смешные несколько тысяч, знакомых в столице никаких. И что там делать, как устраиваться – совсем непонятно. Город, все говорили, жесткий и очень дорогой. Гостиница, народ в вагоне болтал, – от штуки в сутки, причем за самую поганую. Но можно устроиться в общагу, или, по-столичному, хостел.