моральной сфере, ближе других к Богу. А как иначе послать фермера из Айдахо или Небраски освобождать мир от Саддамов хусейнов? Еще Честертон называл Америку «нацией с душой церкви». Современные американцы говорят это без тени сомнения или иронии.
Как могли относиться эти люди к чужим верованиям?
Они косо смотрят, скажем, на Англию с ее официальным англиканством; Америка полагает, что вместила в себя все оттенки иудео-христианства. Библия для американца гораздо более значима, чем Писание на других континентах, она не только источник моральных ценностей, но источник энергичной самореализации. И своего рода «окно в мир». Американцы абсолютно серьезно верят, что могут реализовать свободу, равенство и демократию повсеместно, даже в таких отдаленных во всех смыслах странах, как Афганистан и Ирак.
Можно ли посягнуть на столь поразительную веру? Библейские корни американизма делают всякую критику этой страны своего рода святотатством. Даже внешне лишенные библейского вида документы американской истории — начиная с вышедшей в эпоху Просвещения Декларации американской независимости, являют собой уверенный в себе американизм с его дидактической обращенностью ко всему миру. А уж творения уже поминавшихся более ранних «отцов-основателей», таких, как Уинтроп («Америка — это город на холме») звучат чистым провозглашением американизма, ведущего через Адамса к Линкольну, Трумэну, Рейгану. Эта форма современного радикального республиканизма, этот вид американизма, который американцы без колебаний называют «богом данным», кажется современным американцам более чем естественным. Президент Джордж Буш-мл. многократно утверждал, что американские принципы «даны Богом». Это не риторическое украшение, президент верит в это. И не прав тот, кто думает, что современная Америка вызрела из секулярных просвященческих взглядов Томаса Джефферсона. Джордж Буш — «новообращенный христианин» — верит в то, что говорит.
В начале XXI в. примерно треть американцев определяет себя как «возродившиеся христиане» — 39 процентов американцев назвали себя таковыми. К ним принадлежит и нынешний президент. Речь идет о большинстве баптистов в стране, примерно трети методистов и более четверти лютеран и пресвитериан. Очень существенно отметить, что основной рост идет в рядах тех, кого следовало бы отнести к рядам консервативных христиан— евангелических протестантов, тех, кто определяет себя как «зановорожденные христиане», мормонов (рост за десятилетие на 19,3 процента), консервативных евангелических Христианских Церквей, церквей Христа (рост на 18,5 процента), южных баптистов (17 процентов роста). Характерным признаком является формирование т. н. «Христианской коалиции» преподобного Пэта Робертсона, объединившей 1,7 млн. человек. Более 2 млн. вошли в такие организации, как «Фокус на семье», «Ассоциацию американской семьи», «Женщины, беспокоящиеся об Америке» (крупнейшая женская организация в стране с 600 тыс. членов).
В новой трансформации Америки, где 93 процента населения объявили себя верующими, протестантизм и евангелизм занимают самые выдающиеся места. Евангелисты особенно активны среди быстрее всего растущей группы населения — испаноязычных католиков. В семи тысячах магазинов религиозной книги продаются 3 млн. книг; 130 издательств, специализирующихся на религиозной литературе (17 млн. книг продается в год). В стране как грибы растут радио- и телестанции — 1300 религиозных радиостанций и 163 телевизионные станции. В Соединенных Штатах построены огромные сети магазинов религиозной направленности, 600 мегацерквей, вместительностью до двадцати тысяч человек. Такие организации, как «Христианская коалиция», устремились в американскую политику, чрезвычайно влияя на выборы всех уровней. Напомним, что в 2000 г. Дж. Буш-мл. получил голоса 84 процентов членов белых евангелических протестантов — не менее 40 процентов всех, кто за него голосовал. И то же повторилось в 2004 г.
Евангелисты стали основной силой республиканской партии. На вопрос, кто является наиболее существенным, с его точки зрения, политическим философом, Дж. Буш-мл. ответил: «Христос, потому что он изменил мое сердце». Через десять дней после прихода к власти президент Буш-мл. выдвинул программу федеральной поддержки участия религиозных групп в общественной деятельности, включая центр религиозной поддержки при Белом доме.
Творец всего сущего — непременный персонаж речей Джорджа Буша. Нет числа его прокламациям, что «Бог на нашей стороне», «Бог с нами», «мы с Богом не можем потерпеть поражение» и т. п. Повторим: как могли относиться эти люди к чужим верованиям? Не слишком ли легкое обращение? Не слишком ли обжитым богом стал скромный техасский Кроуфорд? Вспомним, что посреди поразительной битвы — гражданской войны — полтораста лет назад и Абрахам Линкольн рискнул однажды помянуть Господа. «В глубине своей души я скромно надеюсь, что, приложив праведные усилия, мы сможем оказаться на стороне Бога». Величайший из американских президентов лишь скромно надеялся. Произошла немыслимая прежде концентрация колоссальной власти в руках руководства именно одной партии — республиканской. Эта необычная консервативная администрация, «нижнюю» часть которой представляют неоконсерваторы, а высшую— демократические империалисты, — встретила на глобальной арене несогласных с собой представителей иной религии, иных миропредставлений, иного мироощущения. Сентябрьское унижение диктовало библейское «око за око». На горизонте не было видно ни одного достойного противника, история стала гибким и податливым материалом. «Левиафан» американской армии ринулся в Месопотамию, где царила нефть и чужая религия.
Рассмотрим мировую схему в более широком плане. Три пункта привлекают особое внимание. Первое. Период 1873–1945 годов, время битвы за мировое первенство между вышедшими из гражданской войны Соединенными Штатами и объединившейся Германией. Тогда, до 1914 г., Америка и Германия потеснили с мирового Олимпа Британию. В последующей тридцатилетней войне Вашингтон подмял Берлин и вышел в единоличные мировые лидеры. После Второй мировой войны США— единственная передовая держава в мире, снова оставшаяся нетронутой — и даже укрепившей свою мощь экономически. Задачей феноменально развивших свой экономический потенциал Соединенных Штатов стало увеличение зоны спроса на американские товары. Социолог настаивает на том, что Соединенные Штаты «чрезвычайно нажились на холодной войне, поскольку их производственным мощностям потребовались огромные новые рынки и они ради этого начали восстановление Западной Европы, а затем Японии, Южной Кореи и Тайваня[11].
Второе: прошлый век не только обозначил лидера, но дал выход на первый план антизападному движению. Революции в Мексике, Афганистане, Персии, Китае и даже русско-японская война были попытками ослабить пан-европейское доминирование. Русская революция была самой внушительной и впечатляющей попыткой уйти из-под зависимости от Запада. (Конечно, многие русские считали себя европейцами, и большевики были в споре западников и славянофилов на стороне первых. Но это только подчеркивает смысл их противостояния панъевропеизму.
Третье — сорокалетней холодной войны как противостояния, хладнокровного с обеих сторон. В ретроспективе холодная война видится как в высшей степени сдержанное, тщательно конструируемое и предоставленное неусыпному мониторингу занятие, которое никогда не выходило из-под контроля и никогда не вело мировое сообщество к той мировой войне, которую все боялись. При всех словесах лукавых, Америка никогда не вторгалась в советскую зону влияния, а СССР — в американскую. Ялта была очень обязывающим соглашением, иррациональности в этой борьбе не было. Тем самым Уоллерстайн как бы опровергает миф об имманентной революционности советского коммунизма. И еще: с крахом Советского Союза, как считают влиятельные американские теоретики, «исчезло политическое обоснование американской гегемонии»[12]. Это далеко не банальное для американской социологии суждение.
Тех, кто поднялся так высоко, восстановление мира неизбежно вело вниз: США не смогли остановить распространение ядерного оружия; этапами начинающегося упадка стало вхождение китайских коммунистов в Шанхай в 1949 г.; Бандунгская конференция государств неприсоединения в 1955 г.; революционное движение 1968 г.; поражение во Вьетнаме в 1975 г. Величайшим ударом по Соединенным Штатам явилось восстановление экономического могущества Западной Европы и Восточной Азии как конкурентов на рынках третьих стран и даже на собственно американском рынке.
Часть IНАРУШИЛСЯ МИРОВОЙ БАЛАНС
Глава 1ЗА ЧТО МУСУЛЬМАНЕ НЕ ЛЮБЯТ АМЕРИКУ
Это ведь не ваша нефть. Зачем же проливать нашу кровь?
Международное энергетическое агентство предсказывает на ближайшие двадцать лет рост потребности в нефти с 77 миллионов баррелей в день до 120 миллионов. Повышение в три раза цены на нефть за последнее десятилетие стало одной из причин текущего энергетического кризиса. А далее мировые запасы нефти начнут иссякать, создавая напряжение в отношениях между «старыми» и «новыми» индустриальными странами. Цена контроля за нефтедобывающими районами станет критической.
Самая энергопотребляющая страна мира — США — добывает более ю млн. баррелей нефти в день (второе место по добыче после Саудовской Аравии; первое место в мире по потреблению). При сохранении нынешнего уровня годовой добычи в 370 млн. тонн, нефти в США останется не более 3 млрд. тонн. Или примерно на 8,5 лет. Американская зависимость от импорта нефти давно превысила 50 процентов, и эта зависимость продолжает возрастать. США восполняют недостающую часть с помощью импорта нефти и газа.
Эксперт Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне Р. Эйбл заявил на слушаниях в американском конгрессе: «Мы в полном смысле сидим на крючке дешевой нефти». Ныне повышение цены на нефть на 2 дол. за галлон означает дополнительное бремя на каждую американскую семью до 2 тыс. дол. в год. Общий объем этого дополнительного бремени для американскоо общества — 250 млрд. дол. в год. Это весьма политически рискованное увеличение налогов для любого американского политика[14].
Прогнозы экономического роста в США строятся на стабилизации ее цены в диапазоне 30–35 долларов за баррель. Все это повышает значимость источников органического сырья, без импорта которого экономический организм Запада просто не может функционировать. Более чем кто-либо другой США вынуждены искать стабильные источники энергетического сырья. Хорошо известно, где следует их искать. 76 процентов мировых запасов нефти природа распределила в узкой полосе песчаных плоскогорий между Каспием и Персидским заливом, в центре исламской цивилизации.
Кто присматривает за богатством арабского мира
В условиях истощения мировых углеводородов нефть стала самым сильным оружием мусульманского мира. Из упомянутых 67 процентов доказанных мировых запасов нефти, которые находятся в регионе Среднего Востока, четверть мировых запасов драгоценного сырья находится под юрисдикцией Саудовской Аравии — 261 млрд, тонн разведанного нефтяного богатства. Саудовская Аравия добывает 7,19 млн. баррелей в день (мбд) и экспортирует около 7 мбд.
Запад оценил сырьевую ценность «черного золота» в период первой глобализации, на рубеже XIX–XX веков. Будучи первым лордом адмиралтейства, Уинстон Черчилль перевел колоссальный — первый в мире — британский флот с угля на нефть. Потребность в электричестве, массовое производство автомобилей и массовый характер развивающейся авиации сделали нефть самым важным органическим сырьем.
Америка вышла на первое место в индустриальном мире во многом за счет обращения к обильным источникам этого сырья на территории самих Соединенных Штатов, а затем обернулись к соседям— Канаде и Мексике. Нефть пошла в американские доки из Венесуэлы (откуда США выдворили в конце XIX века Британию и Германию), а затем из прежней британской колонии — Нигерии. Но ни Аляска, ни богатые нефтью вышеупомянутые страны не могли сравниться по количеству и качеству с нефтью Аравийского полуострова, Кувейта, Ирака и Ирана. Вашингтон поставил перед собой задачу овладения контролем над этими прежними частями Оттоманской — а затем Британской империи.
Уже ко Второй мировой войне американские компании возобладали над Персидским заливом, изгнав оттуда растерянных англичан, своих союзников в мировых войнах и в холодной войне. Вашингтон, безусловно, хотел бы владеть долей контроля над Саудовской Аравией, Ираком, Ираном и Кувейтом. Недавно раскрытые документы Совета национальной безопасности США показывают, какую невероятно большую роль сыграло стремление администрации Г. Трумэна контролировать нефтяные богатства Персидского залива в начале холодной войны. Американцы — документ NSC 26/2 за 1949 г. — планировали даже применение на Ближнем Востоке «радиологического» оружия[15].
Как вспоминает генерал Уэсли Кларк, «изначально базы «Аль-Каиды» располагались вдоль афгано-пакистанской границы (будучи нацеленными против Советской армии в Афганистане. —А.У.). В 1980-е годы именно американцы помогли их создать. Затем с периферии они переместились в глубь многих государств и получили поддержку с их стороны, а иногда даже от их правительств или отдельных членов правительств. В числе этих государств оказались такие традиционные союзники США, как Пакистан и Саудовская Аравия. «Аль-Каиду» не поддерживали только такие наши противники, как Сирия и Ливия»[16].
Американцы, чтобы платить за импортируемую нефть довели свой экспорт на Ближний Восток до 23 млрд, дол. Война в заливе позволила Вашингтону создать огромную базу Дахран, разместить свои войска в Кувейте. Немудрено, что американцы не имеют желания покидать военные базы, созданные на территории Саудовской Аравии в 1990 г. в ходе войны в Персидском заливе (хотя стоимость содержания американских войск здесь значительна — 60 млрд. дол. в год). Будет ли эта ближневосточная нефть определяющей в мировых энергетических потоках? До недавнего времени казалось, что да. Саудовская Аравия — лидер. Ее доля в ежедневной мировой добыче — преобладающая.
Американцы пытались несколькими способами гарантировать контроль над нефтяной кладовой мира. Независимости Норвегии и Мексики от ОПЕК оказалось для создания альтернативы проарабскому ОПЕКу недостаточно. Самое острое оружие мусульманского мира показало свою необоримую силу в противостоянии Западу в 1973 г., когда цена на «черное золото» возросла двадцатикратно. Саудовская Аравия словно ядерная держава едва ли не диктует геоэкономические условия. Эр-Рияд (24 процента) и Багдад (11 процентов мировой нефти) в значительной мере диктуют цену (а с ней и ритм экономического развития) индустриальной Америки.
В 1998 году Дональд Рамсфелд и Пол Вулфовиц в числе других 18 авторов неоконсервативной организации «Проект за новое американское столетие» в письменном обращении к президенту Клинтону просили его поставить прежде всего задачу по устранению режима Саддама Хусейна. «В ближайшем будущем это означает желание предпринять военную операцию, потому что дипломатические усилия очевидно не увенчались успехом»[17]. Но, по мнению большинства американцев, не было никакой особой информации относительно того, что Саддам Хусейн готов совместно с «АльКаидой» нанести удар по соединенным Штатам с применением оружия массового уничтожения[18].
И исламский фундаментализм желает воспользоваться энергетической зависимостью Запада. Американская военно-воздушная база Дахран, размещенная на Аравийском полуострове, оскорбляет чувства тех, для кого хадж в Мекку является самым важным событием жизни. Велика роль нефти и в решении палестино-израильского конфликта. Согласно опросу лета 2001 г., палестинская проблема является «наиболее важной взятой отдельно» проблемой для 63 процентов жителей Саудовской Аравии, и примерно столько же арабов этого королевства выразили свое недовольство американским военным присутствием[19]. В сентябре 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне обнаружилась страшная степень решимости воинов джихада и в США (как формулирует известный аналитический центр — Брукингский институт); «напряженность в отношениях между Соединенными Штатами и Саудовской Аравией, а также Ираком вызвала стремление освободиться от зависимости от потока ближневосточной нефти»[20].
Америка и ранее старалась подстраховаться — на случай противостояния со всем исламским миром — посредством резкого увеличения нефтяного экспорта недалекой географически Венесуэлы (которая в 1990-е годы увеличила свою добычу до 3 млн. баррелей в день) и стала ведущим поставщиком сырой нефти на американский рынок. В ответ Саудовская Аравия резко увеличила свою добычу, и цена на «черное золото» пошла вниз вплоть до коллапса 1998 г. Эр-Рияд и Багдад сумели восстановить свое лидерство. Сегодня Саудовская Аравия поставляет 1,7 миллиона баррелей в день из 10-милионного ежедневного импорта Америки (у Саудовской Аравии самая большая доля).
Сразу же после событий и сентября 2001 г. президент Буш призвал к большей независимости Соединенных Штатов от импорта нефти — всем было ясно почему, все знают, откуда течет этот поток. Двигаясь в собственном направлении, Саудовская Аравия неофициально заявила, что американские военные больше не являются желанными на Аравийском полуострове[21]. Эр-Рияд открыто осудил позицию Вашингтона в палестино-израильском конфликте и начал активное давление в пользу подъема цен на свое стратегическое сырье. Но по более жесткому пути пошли американоиракские отношения.
Осенью 2001 г., на фоне рушащихся нью-йоркских башен нефтяная мощь мусульманского мира казалась несокрушимой, это было острое оружие арабского мира. Действуя довольно уверенно, Саудовская Аравия отказала Америке в использовании американских военных баз на Аравийском полуострове для бомбардировки Талибана, а затем и оккупации Ирака. Как признает генерал Уэсли Кларк, «не было никаких свидетельств связи Саддама с событиями 11 сентября в отличие от растущих подозрений, что другие государства, включая Саудовскую Аравию, многими нитями связаны с воздушными пиратами. Хотя Саддам и атаки террористов 11 сентября связывались друг с другом в выступлениях и заявлениях многих представителей администрации Буша, ни сам президент, ни его подчиненные не могли доказать, что Саддам каким-либо образом был виновен в одном из наиболее серьезных провалов в сфере безопасности за всю историю США. Таким образом, с самого начала борьбы с терроризмом некоторые представители администрации Буша хотели расширить эту проблему и использовать ее в качестве средства решения других проблем…Опросы общественного мнения после и сентября указывали на то, что общественность верила в причастность Саддама к терроризму…Роковая ошибка! — подумал я. — Что за глупость считать, что терроризм просто идет к нам из этих государств….А как же быть со странами, которые дали более всего террористов, — такими союзниками США в регионе, как Египет, Саудовская Аравия и Пакистан? Разве не репрессивная политика одних и коррупция и бедность других способствовали появлению массы молодых недовольных жизнью людей, ставших террористами? А что делать с радикальной идеологией и прямой финансовой поддержкой, исходящими из Саудовской Аравии?»[22]
Будущее и нефть
Основой современной международной системы являются те регионы Земли, которые в той или иной степени вступили в объединяющий процесс глобализации. «Функционирующая основа» («functioning Core») мировой системы безопасности включает в себя Северную Америку, старую и новую Европу, Россию, Японию и Южную Корею, Китай (хотя внутренние районы в значительно меньшей степени, Индию (выборочно), Аргентину, Бразилию и Чили; Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку. Все вместе это составляет примерно четыре миллиарда человек. «Функционирующая основа» стремится заместить собой «Старую основу» — Америку, Европу и Японию. Лидерами «Новой основы» выступают Китай, Россия, Индия, Бразилия — именно им предстоит изменить полутысячелетнюю историческую тенденцию, характерную безусловным господством Северной Атлантики.
«Вялый Запад не имеет ни малейшего представления, сколь ужасные вещи готовятся. Время — на их стороне, не на нашей, особенно с тех пор, как эти хитрые китайцы лишь поверхностно имитируют наше развитие, чтобы успокоить нас и приучить к мысли, что они дружественны нам, в то время как на самом деле они готовят немыслимые по технической сложности версии оружия Четвертого поколения. Эти народы никогда не сдаются!»[23]
На что полагаются американцы на Ближнем Востоке?
Во-первых, на сокращение рождаемости местного населения — это означает, что давление на «мировую основу» в ближайшие десятилетия ослабнет. В таких странах, как Саудовская Аравия, новое поколение вытеснит «гастарбайтеров» из других мусульманских стран, которых сейчас не меньше шести миллионов.
Во-вторых, прибытие массы американцев, оккупация Ирака и пр. создает новые рабочие места. Со времени начала американского вторжения поток инвестиций на Ближний Восток удвоился. Объем фондового рынка возрос только за 2004 г. на 30 процентов, здесь была капитализирована почти половина триллиона долларов. Инвесторы верят в то, что задействованность Соединенных Штатов гарантирует сохранность самых рискованных инвестиций.
В-третьих, для большинства мусульман в регионе подъем религиозного фундаментализма является преимущественно модернизирующим феноменом, а не попыткой возвратиться в прошлое. Более позднее выданье в жены девушек уменьшает общую рождаемость в регионе. Притягательность западной культуры отвлекает молодежь в том же направлении. Глобальная масс-культура отделяет целый слой от узкого фундаментализма. Как бы ни рвались вперед исламские консерваторы, волна времени оказывается не с ними. Но нельзя не отметить и хрупкость региона. Так, разрушить экономическую махину Соединенных Штатов практически невозможно. А взорвать сеть добычи и перекачки нефти в Саудовской Аравии может быть делом нескольких десятков террористов.
Нефть — «кровь» индустриального подъема. Растущая Азия вступает в борьбу за нефть Ближнего Востока. Как пишет американский стратег Томас Барнет, «Индия, Китай, Корея и Япония — все придут в Персидский залив со своими войсками в ближайшие годы. У них два пути: присоединиться к начатому американцами в Ираке процессу своеобразной демократизации, или постараться разделить весь регион на зоны влияния»[24].
Будущее начало определяться в 2005 году, когда Китай и Индия подписали соглашение по газу и нефти с Ираном. В американском военном сообществе сразу же стал обсуждаться вопрос: делается ли это в чисто экономических нуждах или в этих действиях есть стратегический аспект антиамериканского направления? Многое зависит от грядущей роли Ирана во всем процессе трансформации Ближнего Востока. Что бы ни пытались делать американцы — изолировать Иран или стремиться вовлекать его в общие акции, но без Ирана эволюция Ближнего Востока будет неполной.
В конечном счете, характер эволюции Ближнего Востока будет зависеть от того, какие отношения сложатся у Соединенных Штатов с Китаем и Индией. Соединенные Штаты могут воспринять движение двух азиатских гигантов как «опасное соперничество за критические ресурсы» — или, хуже того, как «гигантскую обструкцию», а могут постараться выработать общую стратегию. Вашингтон постарается вовлечь Тегеран в общее экономическое взаиморазвитие региона.
Итак, на первом этапе гнать в пустыни террористов, на втором этапе постараться трансформировать политический ландшафт Ближнего Востока. А на третьем этапе «вписать» Ближний Восток в общемировую экономику. Ибо ближневосточный терроризм явился ответом на всемирную глобализацию, «восстанавливая прежнюю исламскую славу в огромном исламском государстве, распростершемся от Морокко до Филиппин… Глобальная версия этого движения устремлена к поражению западных держав, предотвращающих создание единого исламского государства»[25]. Фокусом салафистских джихадистов является Саудовская Аравия, треугольник Мекка — Медина — Иерусалим.
До тех пор, пока глобализация не охватит собственно Ближний Восток, мусульмане сконцентрируются на эмиграции в Европу, где их, собственнно, заставляют ассимилироваться — чему они противятся. До сих пор ислам выступал не против противостоящей религии (он не бомбил, скажем, Ватикан), а обрушился на символы современной глобализации — Международный торговый центр и Пентагон. И те, кого американцы сокрушили в 2001–2003 годах, думают не в пределах нескольких лет, а в масштабах десятилетий. Чтобы противостоять этой решимости, Америка должна развить в себе жестокую воинственную решимость в духе Роберта Каплана («Почему лидерство требует языческой этики»)[26]. Теоретики типа Мартина ван Кревельда и Роберта Каплана полагают, что народы просто любят войну[27].
А теоретики типа Томаса Барнета считают, что, если Соединенные Штаты уйдут с Ближнего Востока, то туда придет Восточная Азия. «Если мы позволим этому процессу разворачиваться в русле острого соперничества, то мы придем к тому, что поделим в новом ялтинском духе весь Ближний Восток»[28].
Немного истории: ислам отступает
Как известно, в первые столетия своего существования вихрь ислама овладел значительной частью Евразии и Африки. Но в последующие века мир ислама отступал перед западноевропейскими, российской и китайской империями. После того, как турецкая армия в 1683 г. была отброшена от Вены, начались триста лет отступления мира ислама перед натиском Запада. Более и «хуже» того, эти триста лет были временем постоянного проникновения Запада в мир ислама. Проникновения военного, экономического, политического, идейного. Пиком можно считать ликвидацию исламской суннитской централизации в лице стамбульского султана и одновременно имама мусульманского мира в 1920-е годы, превращение новообразованной Турции в светское государство; образование государства Израиль в 1948 г.
Два процесса как бы действовали вопреки друг другу. С одной стороны, слабело геополитическое влияние исламского мира, столь могучего между VII и XVI веками; его децентрализация, отступление перед колониальным натиском Запада, трудность модернизационных преобразований, неадекватность элиты в процессе мирового прогресса. Развал Оттоманской империи, контроль Британии и Франции над наследием Стамбула, Багдада, Индостана, Индонезии, Магриба и Леванта низвел мусульманский мир до положения сугубых жертв мировой эволюции. С другой стороны, колоссальный демографический рост исламского мира (12 процентов мусульман в мировом населении в 1900 г. и 30 процентов в 2000 г.) на фоне постоянного повышения стратегической значимости нефти — главного сырья мусульманского мира — начали медленный, но обратный процесс некоторого восстановления позиций, столь очевидно утерянных после семнадцатого века. От Алжира до китайского Туркестана возник своего рода исламский интернационал. И его частью стали многие миллионы мусульман, живущие на самом Западе.
Основой самоутверждения исламизма стало осуществленное во второй половине XX в. практически полное признание в мусульманском мире идей материального развития Запада (и американских достижений как наиболее впечатляющих) при одновременном отрицании западных социальных ценностей и западных постулатов, эталонных показателей США, американских рекомендаций относительно наиболее релевантного общественного устройства. Представитель саудовской верхушки выразил это отношение так: «Зарубежные товары просто ослепляют. Но менее осязаемые социальные и политические институты, импортированные из-за границы, могут быть смертоносными — спросите шаха Ирана… Ислам для нас не просто религия, а образ жизни. Мы в Саудовской Аравии желаем модернизации, но не вестернизации»[29]. Численность мусульман в 2020 г. достигнет 30 % населения земли. В Западной Европе уже живут 13 млн. мусульман, 2/3 эмигрантов, направляющихся сюда, — исходят из арабского мира.
Ответ Запада
Вестернизации — до сегодняшних фундаменталистов — сопротивлялись в начале двадцатого века японские националисты, русские славянофилы, фашисты и японские милитаристы. И если Запад сохраняет единство, радикальных исламистов встретит судьба прежних противников Запада: поражение и присоединение.
В Соединенных Штатах распространено мнение известного исследователя ислама Бернарда Льюиса о том, что сегодняшняя ярость мусульман являет собой финальную стадию окончательного упадка исламского общества после тысячелетней борьбы с Западом за выживание и самоутверждение. И. Бурума и А. Маргалит видят в исламском фундаментализме лишь последнее воплощение «оксидентализма» — волнами надвигающихся попыток незападных цивилизаций организовать действенное сопротивление вестернизации. Вестернизации сопротивлялись все незападные цивилизации, и никто не смог ей противостоять. Но до полного поражения незападных цивилизаций, видимо, много еще жителей Запада может погибнуть от рук террористов. Основная стратегия Запада — создание консервативных прозападных режимов — Мубарака в Египте, Мушаррафа в Пакистане, прозападных шейхов в Саудовской Аравии и Иордании. Что же касается партии арабского социалистического возрождения (БААС) и фундаменталистов типа Талибана, то неоконсерваторы в США жестко выступили за силовое решение вопроса взаимоотношений с наименее прозападными силами в среде ислама. Америка должна убедить мир ислама в невозможности противостоять мощи Запада. Война с антизападными силами должна закончиться так, как заканчивались предшествующие американские войны против враждебных идеологий: одна из сторон должна победить тотально. И, будучи хорошими наследниками президента Вильсона, американцы должны сделать этот мир лучшим местом для жизни, чтобы противостояние не возобновилось вновь. Так раньше было в борьбе с Германией и Японией. Самые опасные элементы этих противников подчинились западным нормам[30].
Чувство исторического унижения, столь очевидное для мира ислама, с трудом — в условиях отсутствия соответствующего эмоционального опыта — ощущается на Западе. Как формулирует У. Эко, «бен Ладен знал, что в мире есть миллионы исламских фундаменталистов, которые, чтобы восстать, только и ждут доказательств того, что западный враг может быть «поражен в самое сердце». Так оно и произошло в Пакистане, в Палестине и в других местах. И ответ, данный американцами в Афганистане, не только не сократил этот сектор, но и усилил его»[31].
Исламский фундаментализм
В цивилизационном противостоянии Западу особую силу набирает авангард исламского фундаментализма, получивший военную подготовку в Алжире в ходе войны за независимость в 1954–1962 годах, в антиизраильских войнах 1948–1973 гг., в иранской и ливийской революциях, в укреплении партии Баас в Сирии и Ираке, исламском самоутверждении боснийцев и албанцев в 1994–1999 гг., в движении талибов, северокавказских и синьцзянь-уйгурских сепаратистов в 1990-е годы. Не без поддержки Запада Усама бен Ладен стал тем, кем он является сегодня для миллионов людей в ходе военной мобилизации исламского фундаментализма в Афганистане, направленного против советских войск. Центральное Разведывательное Управление США было активно в Афганистане с 1980 г., оно на протяжении 1980-х гг. разместило в Афганистане несколько тысяч тонн оружия[32].
На американские деньги в Пакистане были созданы лагеря подготовки моджахедов против просоветского правительства Афганистана в 1980 г., когда из США поступили первые английские винтовки «энфилд». Идея заставить Москву заплатить за вхождение в Афганистан максимально возможную цену окончательно победила в Вашингтоне в 1983 г. Для этого против коммунизма был полностью развернут исламский радикализм. Речь шла о радикализме суннитского толка с его требованиями всецело подчинить общество шариату (что полностью тогда отвечало интересам Саудовской Аравии, стремившейся утвердить свою исламскую легитимность в противовес шиитскому революционному Ирану. Пакистанские спецслужбы намеревались разыграть карту суннитского ислама, установить контроль над Афганистаном и осуществить прорыв в Среднюю Азию. Вся операция была спланирована совместно ЦРУ США, главой саудовских спецслужб Турки Ибн-Фейсалом и пакистанской межведомственной разведкой. Основная работа была поручена арабским братьям-мусульманам и пакистанской партии Джамаат-и-ислами. Начиная с 1984 г. тысячи боевиков-исламистов из стран Ближнего Востока двинулись в Афганистан.
Инженер по образованию, Усама бен Ладен (как и организатор покушения на МТЦ в 1993 г.) не смотрится фанатичным шахидом. Поразительна в нем холодная и абсолютная ненависть к Америке и всему, что ее олицетворяет. Он определяет Америку как «Союз крестоносцев и сионистов» Это ваххабит и радетель духовной чистоты ислама. Его цель — избавить мусульманские страны от прозападных правительств. Как пишет Г.Видал, «бен Ладен видится многим простым людям как истинный наследник Салах-эд- Дина, великого воина, одержавшего победу над английским королем Ричардом и крестоносцами»[33].
В свое время бен Ладен отправил 4 тысячи саудовцев в Афганистан для военной подготовки (совместно с американцами) борцов с Советской Армией в Афганистане. В ходе войны против 40-й Советской Армии в Афганистан прибыли не менее 25 тыс. волонтеров-арабов, шедших через Пакистан. Рекрутированием этих бойцов занимался, среди других, один из сыновей саудовского миллиардера Усама бен Ладен. В боях за провинцию Пактия в 1987 г. он, вооруженный американским оружием член Исламской партии единства, получил боевое крещение. Здесь же, в приграничных с Афганистаном пакистанских медресе набрало силу движение Талибан.
На Западе вокруг моджахедов вроде бен Ладена была создана аура героев. Складывается впечатление, что западные инструкторы полагали, будто самоотверженные «воины Аллаха» могут наносить удары только в одном, определенном для них направлении. Людей двенадцатого века вооружили военной техникой двадцать первого века, кочевнику-номаду вручили в руки «стингер» в наивной уверенности, что его целью всегда будут машины только с красными звездами на бортах — без полос. В негостеприимных горах тогда погибли тринадцать тысяч советских солдат, воевавших с бесстрашным исламским порывом, реставрацией традиций джихада, помноженного (при помощи Запада) на хладнокровную организацию, на эффективное использование западных технических средств.
После ухода советских войск бен Ладен покинул Афганистан, чтобы перенести войну с неверными в другие страны. Здесь — еще до войны в Заливе в 1991 г. — его антиамериканизм принял твердые формы. Америке в этом смысле не помогла помощь, оказанная президентом Клинтоном мусульманам Боснии и Косова в 1990-е годы. Бен Ладен возвратился в Афганистан из Судана в 1996 г., но широкую известность получил в 1997 г., когда в телеинтервью СНН признал свое организационное участие в убийстве в Сомали в 1993 г. 18 американцев. Герой 1980-х гг. стал для Запада сатаной 2000-х, а ведь бен Ладен сохранил неоспоримую цельность, он всегда считал себя защитником ислама от посягательств — не важно откуда, с севера или запада, пришли его нынешние и потенциальные противники.
Под давлением США Пакистан закрыл несколько тренировочных лагерей в пакистанской части Кашмира. Но эти, тренируемые уже в новом веке для борьбы против Индии, моджахеды, эти борцы за веру, улучшившие квалификацию в использовании современного оружия, никуда не делись. Они являются фактором эффективного насилия в будущем. В соседнем регионе президент Буш, охладевая к Арафату, стал говорить вместо «палестинского государства» о «Палестине». Но возможность для Буша разрешить ближневосточный узел, преуспеть там, где провалились президенты Картер и Клинтон, оказалась призрачной. Здесь выросла масса ожесточенных палестинцев, указывающих на клеймо «сделано в США», находимое на используемых израильтянами ракетах. За период после Второй мировой войны в этом регионе общего ареала исламской цивилизации велись десять крупномасштабных войн, унесших миллионы жизней. Выросло поколение, чью ненависть к Западу трудно измерить.
В таких странах, как Египет, Иордания, Пакистан, исламская ортодоксия находится на подъеме, в то время как в Саудовской Аравии феноменальное процветание правящей элиты вступило в явное противоречие с устремлениями основной массы населения, приверженного ваххабизму. Фактом является то, что Саудовское государство не может после войны в Заливе умиротворить исламских активистов.
Одержав победу в Афганистане, бен Ладен в 1991 г. перебрался в Судан. В 1994 г. проамериканская королевская семья в Эр-Рияде лишила его гражданства Саудовской Аравии, но в исламском мире он уже был признанной величиной. Именно тогда Усама бен Ладен пишет двенадцатистраничное «объявление войны» растлевающему исламский мир влиянию Соединенных Штатов. В его лице Америка получила наиболее последовательного противника, готового принести на алтарь своей страшной борьбы собственную жизнь.
Гражданская война в мире ислама
Настойчивость исламского мира, во многом противопоставившего себя западному миру, стала ощутимой в 1970-е годы: инициативы ОПЕК, иранская революция и пр. Уже тогда началась отчаянная борьба против того, чтобы «западный конструкт ограниченной применимости» был признан всемирно универсальным. Исламский мир не пожелал взять в качестве эталона набор стандартов, ограниченный цивилизационными правилами Соединенных Штатов, Великобритании и Франции. Мусульманская историческая матрица не совпадала с канонами либерального индивидуализма и ей помогла марксистская критика прав человека, антропологическая критика высокомерия буржуазного империализма девятнадцатого века, отрицание универсализаторских претензий просвещенческой мысли североатлантического мира. Западная интеллектуальная гегемония превратилась в объект яростной критики: не имея возможности более владеть всем миром, Запад стремится замаскировать свою волю в якобы нейтральном и универсальном языке гражданских прав, которые навязываются без разбора всему миру. Примерам «идейного» столкновения цивилизаций, особенно открыто ощутимых в противостоянии с мусульманским миром, несть числа. Скажем, администрация Клинтона поддерживала избирательные права женщин в Катаре, Омане и Кувейте; поддерживала основы парламентаризма в Йемене и в других. (Но когда речь зашла о двух «краеугольных камнях» американской политики в арабском мире — Египте и Саудовской Аравии, у Вашингтона опустились руки. Администрация Клинтона особенно опасалась перебрасывания «алжирской болезни» на Египет)[34].
Мусульманская элита Саудовской Аравии, Египта и многих других стран Магриба, Леванта, стран Персидского залива начиная с Ирана и Ирака, ощутила чрезвычайную ненависть к тем, кого эта мусульманская элита считает компрадорами и «продавшимися Западу». Аятолла Хомейни и Саддам Хусейн стояли в том же ряду антизападных деятелей, где занял место Усама бен Ладен. Именно Саудовская Аравия и Египет дали основу «Аль-Каиды», «Хезболлы» и прочих антизападных террористических организаций, действующих от Марокко до Филиппин. В рекрутах и пожертвованиях здесь нет недостатка, и уход бен Ладена в данном случае ничего не изменит.
После «войны в Заливе»
С другой стороны, триумфализм Запада после победы над Ираком в 1991 г., нежелание ни республиканцев, ни демократов в США вооружиться конструктивной политикой в отношении своего рода «пасынков истории», привело к утере контактов со средним классом мусульманского мира, отторгнутого деятелями типа Мубарака, алжирского и турецкого военного руководства от непосредственных контактов с западным миром технологии, денег и идей. Э. Коэн называет это отношение Запада и, прежде всего, США, «сочетанием клиентеллизма, реальполитик и культурного презрения» к миру ислама, в то время как «Израиль платит цену за отсутствие интереса к прогрессу в гражданском обществе Палестины» В той степени, в какой «американские лидеры закрывают свои глаза на реальности больного и отвергнутого арабского сообщества как части большого исламского мира, они будут терпеть поражения в попытках понять подлинную природу войны в которую они оказались вовлеченными»[35]. Ожесточение маргинализируемых дважды— и глобально, и на национальной арене — мусульманского мира (уммы в целом) стало зримым фактором мировой политики.
Напомним, что первая атака на Международный торговый центр была инспирирована в 1993 г. шейхом Омаром Абделем Рахманом. Именно проамериканизм официального Египта позволил египетскому подданному Рахману переехать в Нью-Йорк. Пример аятоллы Хомейни, вернувшегося с Запада, чтобы завоевать Иран, вдохновлял этого египтянина, создавшего в «западном Вавилоне» мечеть. Исполнитель того террористического акта был тишайшим инженером-химиком, обустроившимся в Америке, чьи дети учились в хороших американских школах. И вот этот «тишайший» набил пикап динамитом и поставил его в паркинг МТЦ. Характерно, что и его последователи пилоты-самоубийцы не испытывали страха. Они, похоже, были ведомы не слепой яростью, а твердой верой — назовем это версией мусульманской веры.
Саддам Хусейн
После поражения в войне 1991 года Саддам Хусейн пришел к оптимистической оценке своего положения. Он делился с заместителем премьер-министра Тариком Азизом, что американцы отставят идею нападения на Ирак. «Он был очень уверен в этом». В крайнем случае Франция и Россия предотвратят вторжение Соединенных Штатов. Саддам: «Франция и Россия вложили миллиарды долларов в торговые и прочие контракты с Ираком и в вопросе о санкциях они будут стоять за Ирак. Они в любом случае используют свое право вето»[36].
Начальник генерального штаба армии Ибрагим Ахмад Абд аль-Саттар убеждал Саддама Хусейна, что, если даже Соединенные Штаты начнут войну против Ирака, они ее скоро остановят под давлением пресса мирового общественного мнения. Глава Ирака верил также в «героическое сопротивление, которое нанесет американцам немыслимые потери. «Ирак— это не Афганистан. Мы не позволим войне стать пикником для американцев и англичан».
Как признает пакистанский президент генерал Мушарраф, «события п сентября показали, что люди готовы умереть за бен Ладена. Люди идут за ним потому что не могут больше выносить бедности, отчаяния, бессилия. Бен Ладен дал своим ученикам проект, который оправдывал терроризм и предоставил им финансовые средства для совершения этих актов. Парадоксально, главной мотивацией воинствующих исламистов была не религия, а политика. Террористы, атаковавшие Нью-Йорк и Вашингтон, отнюдь не были набожными. Они нанесли удар не во имя Аллаха, формальной причиной стал палестино-израильский конфликт»[37].
И для любого, кто желает не просто излить эмоции, но понять суть происходящего, следует увидеть объяснимые черты поведения террористов, рациональное в их мотивации и в целях. Отрицать, что названные проблемы противоречат установленному надолго внешнеполитическому курсу США, было бы противиться очевидности. В США уже говорят о «болезненных последствиях триумфализма, который овладел Соединенными Штатами после окончания холодной войны»[38].
«Аль-Каида» направлена против США по совершенно рациональным для нее причинам:
— несогласие с военным присутствием США на Аравийском полуострове рядом с мусульманскими святынями;
— борьба с прозападными (умеренными, по западной терминологии) режимами, враждебными (особенно активно в случае с Египтом, Иорданией и Алжиром) правоверным мусульманам;
— «Аль-Каида» выступает против политической линии США в арабо-израильском конфликте.
Но есть и более широкий аспект проблемы — цивилизационный конфликт, желание освободиться от контрольных механизмов западной цивилизации. Напомним, что американские вооруженные силы взяли под свое крыло политические режимы Египта, Саудовской Аравии, Пакистана, Турции. Пытались контролировать Ливан и Сомали. В 1990 г. американская армия высадилась в Саудовской Аравии, а позднее в Кувейте. В то же время окончилось противостояние Запада с Востоком, которое периодически позволяло (скажем, Египту, Алжиру, Индонезии, Сирии, Ливии, Ираку, Судану, Сомали) играть на великом противостоянии холодной войны. Последовала буквально массовая фрустрация ожесточенных мусульманских политиков. Об этом ныне отчетливо свидетельствуют такие исламские средства массовой информации как телекомпания «Аль-Джазира» из Катара.
Мнение американской разведки
Руководитель арабского отдела ЦРУ «Аноним» акцентирует внимание на том, что провоцирует межцивилизационное ожесточение — на жестких высказываниях христианских проповедников, четко фиксируемых в исламской среде. Пэт Робертсон: «Гитлер делал много дурного, но мусульмане поступают с евреями еще хуже». Преподобный Джереми Фолвэлл назвал Мухаммеда «террористом». Телепроповедник Джимми Сваггарт: «Пусть Господь благословляет тех, кто благословляет Израиль, и проклянет того, кто проклинает Израиль». Преподобный Франклин Греэм назвал ислам «порочной религией»; он сказал, что христианство и ислам противостоят друг другу как «свет и тьма». «Аноним» обобщает: «Мир ислама никогда — за всю свою историю не слышал подобных оскорблений»[39]. И такие оценки следуют не только от «Аль-Каиды», но от алжирской группы салафистов, кашмирской «Лашкар-э-Тайиба», афганской «Хисби Ислами», индонезийской «Джемаа Исламия» и многих сотен других исламских организаций, члены которых истово верят в то, что они — «рабы Аллаха».
Соединенные Штаты, руководствуясь сугубо геополитическими соображениями, не видят уязвимости курса полагаться только на проамериканские, прозападные режимы своих марионеток — президента Мушаррафа в Пакистане, Мубарака в Египте, на феодальную династию в Саудовской Аравии, отставляя на задний план коренные проблемы материального развития мусульманского мира, равно как и соответствие этих режимов демократическим ценностям. Но США «потеряли победу в ней из-за своего высокомерия, поскольку стали стараться создать в Кабуле демократию западного типа — религиозной терпимости и прав женщин — все то, что является анафемой для трайбалистской политической культуры афганцев»). Режим Карзая ненадолго переживет уход американских войск. «Мы преуспели только в одурачивании самих себя»[40]. Но подлинно смертельную ненависть вызвала оккупация и расчленение мусульманских земель: создание христианского государства в Восточном Тиморе (относительно убитого в августе 2003 г. С. Виера де Мелло «Аль-Каида» высказалась так: «Он был крестоносцем, который оторвал от нас часть земли Ислама — Восточный Тимор». Журнал «Аль-Каиды» «Аль-Ансар» оценивает ситуацию в Персидском заливе так: «Все страны Залива оккупированы без особых потерь в рядах врага. Кувейт стал военной базой противника без борьбы. Миниатюрный Пентагон создан в Катаре. В Саудовской Аравии военные установки американцев разместились вокруг Мекки и Медины без всякой борьбы. Оккупирован весь регион»[41].
США в высшей мере заинтересованы в контроле над главной нефтяной кладовой мира, гарантирующем поток арабской нефти в самые важные регионы мира, что позволяет американцам владеть долей контроля над экономикой регионов-конкурентов — Западной Европы, Японии, Китая. При этом (указывает «Аноним»), «ради дешевой и легкодобываемой нефти Вашингтон и поддерживает те тирании, которые бен Ладен стремится сокрушить»[42].
«Аноним» называет семь ложных положений, которыми руководствуются американцы в Афганистане[43]: меньшинства не могут долгое время править в Кабуле; афганцев невозможно купить; афганцы с подозрением относятся к ставленникам извне; интернационализация конфликта ничего не меняет — в конечном счете, по мнению «Анонима», победит главенствующая группа — пуштуны.
Битва за умы
Цель победить в войне против терроризма и цель — распространение глобализации являются двумя сторонами одной медали.
Самой большой угрозой Западу объявлен исламский фундаментализм, порождающий убежденных террористов, готовых сразиться на западной почве и вопреки всей мощи западной идеологии. Самых свирепых борцов порождает ваххабизм, возникший в Саудовской Аравии в XVIII веке — воинствующая секта, которая приобрела особое влияние в последние десятилетия. Воинствующие институты ваххабизма обрели чрезвычайное влияние, и эти институты не сформировались спонтанно. Ваххабисты как радикальные исламисты создали организации трансконтинентального размаха.
Кто питает этот источник, бросивший вызов западному миру? Адрес очевиден и неоспорим: поддержку радикальному исламу оказывает в первую очередь Саудовская Аравия, она создала превосходных специалистов по идейному воздействию на огромную мусульманскую умму. Правящая династия Саудитов согласилась оказывать огромную помощь ваххабитам как один из путей умиротворить клерикальную общину, сосредоточенную у священных мусульманских городов. Средства идут через множество каналов, и общий поток определить практически невозможно. Но примерную оценку этого потока определить можно.
Выступая с экспертными данными перед комиссией конгресса США, один из ведущих специалистов показал, что саудовская династия израсходовала на проекты по поддержке ваххабизма после нефтяного бума 1970-х годов более 70 млрд. дол. Саудовская династия выступила спонсором 1500 мечетей и 2000 школ по всему миру, от Индонезии до Франции. Ваххабитские медресе заместили менее воинственные и хуже финансируемые исламские школы. Что может противопоставить этому потоку даже богатый западный мир, если его лидер — Соединенные Штаты расходуют на общественную дипломатию в масштабах всего исламского мира ежегодно примерно 150 млн. дол.?
Что примечательно, союз саудовской семьи с ваххабистским духовенством дал противоположные желаемым саудовской семьей результаты. Острием влияния поддерживаемого королевской семьей ваххабизма стал не саудовский монарх, а Усама бен Ладен, одной из целей которого является низвержение прозападной монархии Саудитов. Показательны в этом плане опросы голосовавших в исламском мире после иракской войны. Большинство в Индонезии, Иордании, Пакистане, Марокко и на Палестинских территориях указало на свою веру в бен Ладена как благотворителя исламского мира, способного сделать на международной арене много положительного. В этих странах значительное большинство доверяет больше Усаме бен Ладену, чем Джорджу Бушу-мл. и Тони Блэру. Тот факт, что бен Ладен возбуждает доверие столь многого числа мусульман, просто обязан насторожить Америку, да и весь остальной мир.
Как можно подействовать на умеренных мусульман, на тех, кто не встал на самоубийственный путь джихада? На Западе предлагают три типа стратегии в воздействии на умы и сердца потенциальных жертв ваххабизма: 1) Быстрее реагировать с собственной интерпретацией происходящих событий (американцы уже создали «Радио Сава» и телевизионный спутниковый канал «Аль Хурра», они стремятся создать подлинного конкурента «Аль Джазире»). 2) Создать «позитивный» облик Запада, предложить схему возможной модернизации, обратиться к ценностям, понятным «среднему мусульманину» — как добиться ускоренного развития мусульманских стран, как достичь позитивных социо-экономических целей, з) Наиболее важным на Западе начинают считать выработку долговременной стратегии, включающей в себя культурные и образовательные обмены, направленные на создание в исламском мире прозападной среды. Западные специалисты особенно настаивают на необходимости расширения образовательных обменов. Частные западные компании, равно как и корпорации, фонды, университеты и не ориентированные на прибыль организации должны предложить все возможные методы воздействия на модернизацию мусульманского мира. Наиболее эффективными апологетами вестернизма считаются не западная ангажированная профессура, а местные специалисты, вышедшие из мусульманской среды и проделавшие карьерный путь в западном мире. Насущно необходимо исследование истории исламских стран, профессиональный подход к исламским проблемам. Исключительно важен такой опыт в журнализме. Западные правительства просто обязаны финансировать изучение западных языков.
9/11
Бывают события, которые как сполохом молнии озаряют широкий горизонт и высвечивают даль, прежде закрытую пеленой обыденности. Падающие небоскребы Манхэттена и горящий Пентагон были таким моментом современной истории, которая раскололась на до и после.
Американские граждане были не раз жертвами террористических атак— в Ливане в 1983 г., в Средиземноморье в 1985 г., над Шотландией в 1988 г., в двух американских посольствах в Восточной Африке в 1998 г. Но все это происходило далеко от американских пределов. На этот раз террористические акты были совершены на американской территории и, собственно, в нервных центрах американской мощи. Погибло в один день в пять раз больше американцев, чем за три предшествующих десятилетия террористических атак. Вдвое больше, чем в Пирл-Харборе, в 30 раз больше, чем от рук Тимоти Маквея в Оклахома-сити.
Запад 11 сентября 2001 г. подвергся нападению не просто террористов, а при этом и истовых верующих ислама. Неудивительно, что президент-протестант, как и все соответствующее окружение, бросились доказывать, что ислам — это прекрасная и чистая, мирная и восхитительная религия, а смертники над Нью-Йорком и Вашингтоном являют собой отщепенцев-фундаменталистов, искажающих своими поступками суть учения Мухаммеда. Официальные лица посетили мечети, пригласили в Белый дом видных представителей исламской общины, выразили словесное восхищение великой мировой религией.
Государственная машина США постаралась показать экстремизм чрезвычайно далеким от массового ислама явлением, маргинальным ответвлением великой мировой религии, изгоем самого арабского и исламского мира. Многое было сделано, чтобы лишить происходящее характера Kulturkampf между Западом и исламом. Успех этой идейно кампании относителен. «Узкое определение того, против чего мы воюем как нелигитимного, как отщепенчества от здравых религиозных и национальных сообществ, — пишет американец Э. Коэн, — может благоприятно подействовать на наше сознание, может служить краткосрочным политическим целям и обеспечить успокаивающие границы нашим страхам. Но оно не соответствует истине. «Аль-Каида» питает силу из гораздо более широких движений в арабском и мусульманском мирах, где она обращается к артезианским потокам ненависти и возмущения, которые текут под поверхностью всех контролируемых обществ. Эта организация не может быть с легкостью изолирована или сведена к исключительно фанатикам. Даже беглый взгляд на арабскую прессу дает наглядную картину спонтанных выражений восхищения унижением Соединенных Штатов. Сознательный отход многих исламских религиозных деятелей от безоговорочного осуждения таких приемов борьбы многое проясняет. Усама бен Ладен ни в коей мере не является предметом осуждения во всем арабском и исламском мире — это неудобный факт, но это факт»[45].
И все же в этом случае оставить определение противника на будущее — историкам нельзя. Слишком важен момент, слишком велика значимость направления применяемой американцами силы. Выяснение характера противника не может немедленно определить оптимальную стратегию, но оно может показать будущую направленность конфликта, обещающего быть долговременным.
Главным в данном случае является, увы, не мнение мирно беседующих с президентом США американских мусульман. Желает того Америка или нет, а наиболее важным внешним фактом для богатой и щедрой Америки теперь является то, что в огромном, более чем миллиардном мусульманском мире — от Марокко до Южных Филиппин — ее теперь, после силовых действий против основной мусульманской общины Афганистана, пользуясь эвфемизмом, любят меньше. Особенно важно то, что это относится к быстро растущей демографически мусульманской молодежи. И на Западе (в частности, в США) на серпы мечетей население смотрит с особым чувством — что бы ни говорили мастера политической корректности.
При этом «нападение на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября может быть прелюдией гораздо более страшного будущего… В руках «Аль-Каиды» инструменты и технические приемы, которые прежде были доступны лишь Западу. Ободренные успехами в Иране, Судане, Ливане, мусульманские радикалы не намерены ослаблять свой натиск»[46]. Америка встретила страшного, в своей решимости противника.
Человек, который повел самолет на Северную башню Международного торгового центра — Мохамед Атта сознательно оставил в багаже документ, который был явно предназначен миллионам, которые могли прочесть это своеобразное политическое завещание террориста, превозносящего мученичество своих товарищей и обещавшего божественное вознаграждение 19 соучастникам-террористам. Знакомство с исламом в версии Атты потрясло миллионы американцев. В завещании египтянина Атты мы читаем мысли типичного мусульманина, который просит аллаха о небесной компенсации, предназначенной мученику за веру. Обращается к сообщникам: «Знайте, что сады рая ждут вас во всей своей красе. И женщины рая ждут вас, взывая: «Придите сюда, друзья Всевышнего». Они одеты в свои лучшие, прекрасные одежды». Атта пошел «дорогой своих покорных Аллаху предков в битву на стороне Аллаха». Захватив самолеты, террористы п сентября читали боевые молитвы ислама: «Не поможет ни снаряжение, ни высокие ворота, ни всяческое оружие достижению нашей цели, и не может нам причинить что-либо никто, кроме Аллаха».
Это религиозно-эмоциональная сторона дела. Что касается воодушевляющих исторических реминисценций, то помощник бен Ладена аль-Завахири напомнил о временах владения исламом Испанией и его победоносного движения к Вене — о великих для мусульманской цивилизации временах, после которых христианам удалось изменить течение мировой истории. Подобно тому, как в XIII веке Ибн-Таймийя сумел организовать всех мусульман на борьбу против монголов, так и сегодня вожди исламского мира найдут силы для организации огромного мира ислама. Семь столетий назад прозвучали слова, которые мусульмане произносят сегодня: «Сражаться в защиту религии и веры является коллективной обязанностью; нет более важной обязанности, чем сражаться с врагом, который искажает саму жизнь и веру»[47]. И американцы — это монголы тринадцатого века.
С точки зрения внутрицивилизационной исламской консолидации целью самоубийственной атаки 11 сентября 2001 г. были не две башни Международного торгового центра, а главные основы западного влияния в мусульманском мире — прозападные режимы Пакистана, Саудовской Аравии, Египта и Алжира. Исламские активисты указывают, что только западное вмешательство (через посредство компрадорских прозападных режимов) не позволило исламским фундаменталистским партиям прийти за последние десять лет к политической власти в Алжире, Турции, Пакистане, Индонезии. В своей «Декларации войны» (октябрь 2001 г.) бен Ладен указывает, что размещение американских вооруженных сил на Аравийском полуострове представляет собой величайшее надругательство на исламом со времен смерти Пророка. Цель этих сил — вытеснить американцев с Ближнего Востока, свергнуть т. н. «умеренные» (т. е. прозападные) режимы и воссоздать единую мусульманскую нацию, руководимую воинствующей религиозной идеологией.
Организаторы сентябрьской акции апеллировали к умме, к мировому исламскому сообществу. К факту бедности, разочарования, униженности миллионов жизней в исламском мире. И цель поставлена была довольно прозрачная: Соединенные Штаты развернутся всей своей невероятной мощью и постараются «убить летящую муху из ружья. Средства массовой информации будут неустанно показывать, как огромная сила используется против гражданского населения Афганистана, и вся умма будет шокирована тем, как безмятежно американцы несут страдания и убивают мусульман. Последующее возмущение разверзнет бездну между правительствами и обществами Ближнего Востока и правительства, связанные с Западом — многие из которых являются репрессивными, коррумпированными и не следующими законам — окажутся в изоляции»[48].
Часть единоверцев Атты на Западе, особенно приемлемые для западного истеблишмента муллы, поспешили отвергнуть оставленный документ, но миллионы единоверцев в мусульманском мире красноречиво молчали. Даже самые умудренные, далеко не молодые и даже связанные с Западом. Вот что пишет египетская «Аш-Шааб» через ю дней после террористических актов: «Посмотрите! И это мастера демократии, которую они так часто обожествляют, но которые совершают преступные, варварские, кровавые дела, превосходящие по отсутствию моральных стандартов самые кровавые империи в истории. За последнее десятилетия от рук американской цивилизации погибли пять миллионов человек, пусть Аллах примет их как мучеников». В той же легальной «Аш-Шааб» события сентября подавались так: «Посмотрите! Хозяину мира, Америке нанесен удар. Сатана, который правит миром от востока до запада, горит. Спонсор терроризма сам горит в огне». Бен Ладен в своей «Декларации войны» утверждает, что то, что Америка «испытывает сегодня — малая толика того, что мы испытываем на протяжении десятилетий. Наша нация чувствует это унижение уже более восьмидесяти лет. Убиты ее сыны, льется ее кровь, подверглись нападению ее святые места, и эти места управляются не по законам Пророка». Восемьдесят лет назад распалась Оттоманская империя. Он назвал 12 горячих точек, где умирают мусульмане и отвел роль главного виновного Соединенным Штатам. А следующая цель — продажные правители прозападного толка. «Вы знаете о размерах, намерениях и опасности американского присутствия на базах в этом районе (в Саудовской Аравии. — А.У.) Здесь правительство предало умму и присоединилось к неверным, помогая им в борьбе против мусульман… открывая Аравийский полуостров крестоносцам, режим выступил против Пророка»[49].
Исламистские фундаменталисты «ненавидят Соединенные Штаты, Германию и Францию… Они превозносят свои традиции и веру, хотя эти традиции уже не могут дать им всего мира. При этом взрывная демография ислама захлестывает и Запад. Воинствующий ислам пришел в движение»[50]. Следует при этом отметить, что сотни тысяч молодых и энергичных, цивилизационных защитников ислама приобщились к современной технике и западной организации в ходе этого нового периода «бури и натиска», когда практически все границы исламского мира стали представлять собой линии фронта — от Сараево и Грозного на севере до Судана на юге, от Алжира на западе до Филиппин на востоке.
Ведущий во второй половине XX века идеолог ислама Саид Кутб объясняет единоверцам враждебность Запада так: «Самый главный элемент — дух Крестовых походов, вошедший в кровь всего Запада. Он влияет на весь их мыслительный процесс, ответственный за империалистический страх пред духом ислама и за попытки сокрушить ислам. Инстинкты и интересы всего Запада связаны с сокрушением этой силы»[51]. Запад и ислам вступили в продолжительную войну друг с другом. «Ислам в конечном счете, конечно же, победит, но только после преодоления величайших трудностей. Современная история, характерная доминированием Запада, представляет собой самое темное время во всей истории ислама»[52].
Уверение, что происшедшее ничего общего с религией не имеет, по меньшей мере убедительно не для всех. С. Сакс из «Нью-Йорк тайме» высказался именно в этом духе: «Нетрудно предсказать, что разочарованные молодые люди в Египте и Саудовской Аравии от отчаяния обратятся к религии». По определению Н. Чанды и С. Талботта, террористы, «претендуя на роль защитников беззащитных масс земли, они нашли способ атаковать самое могучее государство. Они определили способ нападения в стиле джиу-джитсу, превращая базовые черты американской мощи — открытость и мобильность — в уязвимые места Америки. Они отправили захватчиков, вооруженных самыми примитивными видами оружия (вскрывателями коробок) в самую сердцевину технологического совершенства современного мира. Американский историк П. Шредер: данные террористы «являются фанатичными идеологами и уголовными преступниками, но они не дураки и не сумасшедшие ни в каком клиническом смысле и показали высокую степень целенаправленной рациональности в преследовании своих целей; справедливым было бы сказать, что они ожидали и страстно желали ответной реакции Соединенных Штатов. Их очевидное желание стать мучениками борьбы за свое дело говорит нам об их готовности сделать невольными мучениками многие тысячи своих единоверцев и сограждан, равно как и спровоцировать военное отмщение американцев и их союзников. Это стандартная тактика для террористов и партизан — спровоцировать противника на кровавые ответные меры с тем, чтобы разрушить жизненные центры и заставить каждого сделать выбор между ними и национальными или религиозными противниками. Такой была калькуляция Таврило Принципа, а он был значительно менее умным, чем нынешние террористы»[53].
Грозный знак впереди — возможная эволюция позиции Пакистана. Многочисленные пуштуны-офицеры армии Исламской республики Пакистан при всех прозападных связях и симпатиях не могут быть в конкретной ситуации надежной прозападной силой в противостоянии президента Пакистана со своим исламским населением. И если США окажут на президента Мушаррафа давление выше не ощутимой в Америке нормы, его режим будет просто сметен. В чьих руках будет тогда ядерное оружие Пакистана? Не будем пугать себя сами, но представьте на минуту этот огромный неудовлетворенный самый быстрорастущий мир от Атлантики до Тихого океана, от Лагоса до Джакарты, вооруженный ядерным оружием Пакистана. И не только его. Такие страны, как Нигерия, Иран, Египет, Ирак, Саудовская Аравия, Бангладеш, Индонезия имеют два необходимо-обязательных компонента: нефтедоллары и получивших образование в западных университетах физиков. Остальное — воля, минимальное менеджеристское умение и определенная степень закрытости.
Девятнадцать самоубийц
Террористическая атака «Аль-Каиды» против Нью-Йорка и Вашингтона унесла жизни почти трех тысяч американцев. Вечером 11 сентября президент Буш записал в дневнике: «Пирл-Харбор двадцать первого века произошел сегодня». Что подрывало престиж Буша — директор ЦРУ Джордж Тенет предупреждал президента о серьезности планов бен Ладена. Но президент до этого дня игнорировал эту проблему. «У меня не было чувства экстренности. Кипения не было в моей крови».
Отметим следующее: в те минуты, когда террористы нанесли удар по Пентагону, убив 184 человека (без двадцати три пополудни), министр обороны Рамсфелд поставил своим подчиненным задачу нанести в отместку удар по Ираку (это зафиксировал один из его помощников. В его записках SH означает Саддам Хусейн, a UBL — Усама бен Ладен).
Согласно этим запискам Рамсфелд размышлял над тем, чтобы «нанести удар по SH одновременно с UBL». Он послал своему заместителю Вулфовицу задание найти в террористической атаке на США «оправдание» удара по Ираку. В эти дни лишь Колин Пауэлл отчаянно отказывался видеть связь между Саддамом и 11 сентября. «Этим мы разрушим колоссальную антитеррористическую коалицию». Он использовал свои старые связи в Пентагоне и вращал глазами, глядя на председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Шелтона, когда тот, вслед за Рамсфелдом, стал говорить о «возможности» удара по Ираку. Глава ЦРУ Джордж Тенет настаивал на том, что первоочередной целью должен быть Афганистан, а не Ирак.
Лишь Вулфовиц желал «поменять» Афганистан на Ирак. Он предвидел полугодовое сидение 100 тысяч американских солдат в негостеприимных горах Афганистана. В сравнении с этим блестящая короткая победа американских сил в пойме Тигра и Евфрата была подлинным триумфом американцев на Ближнем Востоке.
Ключевой была роль президента. 17 сентября президент Джордж Буш подписал в высшей степени секретный план «Жемчуг», объявлявший всемирную войну с терроризмом. Но Афганистан значился в этом плане на первом месте. А Ирак — следующим.
Преследуемый всем цивилизованным миром Усама бен Ладен после первых же бомбардировок Афганистана заявил (посредством катарской телекомпании «Аль Джазира»), что «Америка открыла дверь, которую не сможет закрыть». Мы слышали много ламентаций уже практически бессильных людей. И Гитлер едва ли не до последнего дня в бункере намекал на имеющееся якобы у него «сверхоружие». Но мы, живущие в стране, имеющей восьмилетний афганский опыт, не можем легко отмахнуться от очередного пророка джихада. Можно смести с лица земли все учебные центры терроризма, но если мы оставим в неприкосновенности его постоянно пополняемые источники — поразительное материальное неравенство, нечувствительность к тем, кто считает себя обиженными (справедливо или несправедливо — в данном случае это не радикально важно), фактическое неравенство при формально провозглашаемом равенстве — тогда точность летчиков в октябре менее важна, чем фанатизм сентября. На существенное в текущей обстановке обстоятельство указывают американские исследователи: «Соединенные Штаты неспособны дистанцироваться от Израиля, какую бы опасность политика Израиля не несла американским жизням и американским интересам»[54].
Особенности «Аль-Каиды»
Автор смотрит на «Аль-Каиду» как на военного противника, а не просто как на иррациональных убийц. Вожди исламского экстремизма встают со страниц книги как стратеги, рассчитывающие на долговременную борьбу, а не на краткосрочный набег. В этом отношении книга «Имперское высокомерие» является вкладом в осмысление, а не в банальное хуление мусульманского экстремизма. В качестве примера долговременной настроенности «Аль-Каиды» «Аноним» приводит оценку поведения ведущей исламской организации в октябре 2001 г., когда стало ясно, что американцы обрушатся на Талибан. В короткие дни, предшествующие американскому наступлению на Афганистан, «Аль-Каида» постаралась отнюдь не фанатично принять на себя «последний бой», а «так рассредоточила свои войска, чтобы гарантированно избежать уничтожения одним всеобъемлющим ударом своего более мощного врага». Силы муджахетдинов были распылены по малым отрядам. (Именно это же советовал сделать начальник военных операций «Аль-Каиды» Сауф аль-Адиль нарождающемуся сопротивлению повстанцев Ирака в марте 2003 г.). Задачей «Аль-Каиды» стало сохранить свой потенциал, сберечь опору на сельские районы, которые никогда не станут в условиях огромной страны предметом контроля американцев, сосредоточившихся (как когда-то и Советская Армия) на городах.
Выпускники Вест-Пойнта и Аннаполиса могли снисходительно относиться к одетым в странные шаровары темным крестьянам, но те знали свой способ выживания и в этом превосходили дипломированных специалистов иной цивилизации, поспешивших возвестить победу: в сентябре 2003 г. известный исследователь Э. Лутвак (в числе многих прочих. — А.У.) заявил, что «Аль-Каида» как функционирующая группа более не существует». А уже через несколько месяцев в американской печати заговорили о боеготовых двадцати тысячах бойцов «Аль-Каиды», о деятельности организации в 80 странах от Марокко до Филиппин. «Аноним» убеждает своих читателей: перед вами не сброд фанатиков, а защищающая себя цивилизация, на протяжении столетий выработавшая свой стиль самообороны. По мнению «Анонима» «глубоко ошибаются американские официальные лица, которые смотрят на «Аль-Каиду» как на традиционную исламистскую террористическую группу, простой сброд фанатиков[55]. Лишь постепенно в Пентагоне и Лэнгли пришли к выводу, что, «это прежде всего военная, а не уголовная организация, что это противник, который, благодаря своим качествам, требует пристального к себе внимания»». Если видеть здесь лишь бандитов, то необъяснимо неумение лучших армий мира уничтожить организованных террористов — «Хезболла», «Тигры-Тамилы», бесчисленные палестинские группировки, ЭТА в Басконии, Сендеро Луминосо в Перу. Гибель или арест самых высоких руководителей этих движение никак, собственно, не сказался на эффективности этих движений. Анализ сил противника должен быть более глубоким.
«Аль-Каида» — это многонациональная, полиэтническая организация огромного масштаба, беспрецедентная по масштабу своей деятельности. Под руководством бен Ладена она направила острие своей деятельности на Соединенные Штаты тогда, когда, согласно опросу Гэллапа, 53 процента мусульман в мире обнаружили «неблагоприятное» мнение об Америке[56]. Она стала базироваться на Афганистане «как на символе — эта страна в течение восьми веков не подчинялась завоевателям».
И Запад, если он желает выиграть цивилизационную битву, должен иметь в виду, что тысячи забытых богом деревушек в реальности не поддаются контролю завоевателя. Это в XIX в. ощутили англичане, в XX в. — русские, а в XXI в. — американцы. Исламские ветераны прежних битв (Кашмир, Чечня, Узбекистан, Эритрея, Йемен, Саудовская Аравия, Алжир, Таджикистан, Египет, Босния, Северо-Западный Китай, Индонезия, Малайзия, Македония, Косово, Филиппины) рассредоточены, преимущественно, на пыльных трактах Северного Пакистана и Южного Афганистана. «Их было трудно переместить за пределы Афганистана, многие рыдали»[57].
Только постепенно американцы стали приходить к выводу, что «Аль-Каида» является нерегулярной армией глобального масштаба, ведущей «в неконвенциональной войне бои низкой интенсивности». В невидных деревушках продолжилась подготовка будущих бойцов ислама. Отсюда Америке угрожают новые Атта и аль-Изавахири. Учебники, захваченные в Афганистане, говорят о двуступенчатой подготовке. Только перешедшие на вторую ступень начинают готовиться к операциям за границей. Америка, по мнению «Анонима», ошибается в определении центральных звеньев «АльКаиды» — они не на плоскогорьях Афганистана, а в песках Саудовской Аравии, где растет сопротивление компрадорскому феодальному строю.
Самый большой ненавистник Америки
Бен Ладен не устает приглашать президента США и американский народ принять ислам: «Мы зовем вас в ислам; мир придет к тем, кто ступит на правильную дорогу. Я предлагаю вам увидеть радость жизни и избавиться от сухого, жалкого, бездуховного материалистического существования… Воспримите уроки Нью-Йорка и Вашингтона, они даны вам за прежние преступления»[58]. Одновременно телекомпания «АльДжазира» и Интернет сделали прежде невозможное — растиражировали облик первого врага Запада, распространили в пестрой мусульманской умме от Джакарты до Занзибара героический ореол ее защитника. «Аноним», как и многие исследователи ислама, такие как Д. Бергенер, Дж. Китфилд, Б. Хофман, Э. Басевич, считают, что без этого лидера мусульманский мир не смог бы столь очевидно организоваться для джихада против Запада.
«Аноним» тоже выступает против упрощенного подхода к «террористу № 1». Упрощенный вариант удобен части американской элиты, но он знаменует собой «нежелание американцев ясно увидеть те действия США в мусульманском мире, которые заставляют мусульман бросаться на Соединенные Штаты»[59]. «Аноним» предлагает рассмотреть явление рационально и отказаться от маниакальности. «Эта линия анализа берет блестящего, твердо все рассчитывающего, предельно терпеливого противника, каковым является бен Ладен, и низводит его до положения сумасшедшего, жаждущего крови и иррационального».
По мнению «Анонима», секрет бен Ладена можно понять только при помощи обращения к тому, что более всего он обличает. А обличает он «жалкие условия мусульманской цивилизации, в которых мусульмане виноваты сами. Он, конечно же, винит Запад за нападение на ислам, обвиняет в отторжении арабских природных богатств, но более всего он обличает не крестоносцев, а тех мусульман, которые сошли стропы пророка и не сумели найти единение в джихаде… Беда не во внешних врагах, а в незначительности числа защитников веры»[60]. Это не безумец, разбрасывающий бомбы, а упорный и трезвый противник, полный решимости нащупать слабое место своего врага. Он — «преисполненный горечи и злобы, хладнокровно калькулирующий свои действия политик. Да, ему нет места на страницах «Гарри Поттера». Но для него много места у той части мира, которая далека от «Гарри Поттера». Это подлинное столкновение цивилизаций».
«Аноним» напоминает главный идеологический мотив бен Ладена: мусульманский мир подвергается нападению западных крестоносцев, встречая «океан насилия, несправедливости, убийств и грабежа, направленных против исламского общества. Мы защищаем себя от Соединенных Штатов. Это «оборонительный джихад», потому что мы желаем защитить свою землю и людей»[61]. Исламский мир получил руководство, готовое на долговременную борьбу. Выведя свои ударные силы из Афганистана в момент наивысшего наступательного порыва американцев (когда американская армия лишилась шанса «загнать Талибан в каменный век», бен Ладен начал их возвращать только в середине 2003 г., когда бомбардировки Тора-Бора ослабли. Бен Ладен вполне воспринял совет, который Макиавелли дает своему принцу: «Все вооруженные пророки добивались успеха, а невооруженных ждало поражение и забвение».
За что же мусульмане не любят Америку? Президент Буш-младший ответил на этот вопрос сразу же после трагедии и сентября 2001 г.: «За нашу свободу». Прошло три с лишним года, и ответ стал конкретнее, нелицеприятнее, точнее. Мусульманский мир негативно относится к Соединенным Штатам по совершенно определенным причинам:
1. Нахождение вооруженных сил США близ мусульманских святынь Мекки и Медины вызывает ропот миллиардного мира. Нечувствительность официального Вашингтона к религиозным устоям исламского мира, активное использование базы Дахран и других военных структур на Аравийском полуострове порождает впечатление и мнение о нечувствительности американского гиганта к религиозным основам других народов, о презрительности его к одной из великих мировых религий.
2. Соединенные Штаты поддерживают только проамериканские, прозападные режимы, укрепляют лишь своих вассалов, ставя проблему развития мусульманского мира заведомо на второстепенное место. Президент Мушарраф в Пакистане, Мубарак в Египте, феодальная династия в Саудовской Аравии — вот приемлемые для Вашингтона правители мусульманского мира — вне зависимости от того, соответствуют ли эти режимы собственным американским демократическим ценностям.
3. Соединенные Штаты в высшей мере заинтересованы в контроле над главной нефтяной кладовой мира. Это гарантирует поток самой легкодобываемой арабской нефти в собственно США; это позволяет американцам владеть ключом к поставкам органического топлива в регионы-конкуренты, в Западную Европу, Японию, Китай.
Цель: терроризм
Терроризм существовал всегда и всегда, увы, пребудет с нами — как всегда будет существовать праведный и неправедный гнев, исступление, чувство отчаяния или попранной справедливости, фанатизм, заблуждение, ненависть, моральный тупик или вспышки безумия. Что превратило терроризм из «профессионального риска монархов» (слова знавшего этот предмет итальянского короля Виктора-Эммануила Первого) в массовую угрозу, так это:
1. «Демократизация технологии» — создание компактных средств массового террора, прежде доступных лишь могущественным государствам. Мы являемся свидетелями «приватизации войны» — обретение несколькими индивидуумами средств поражения, ранее мыслимых только для всесильных государств.
2. Освещение террористических актов средствами массовой информации, ставшее рычагом массового разгона эмоций. Еще два десятилетия назад молниеносные глобальные коммуникации были привилегией крупных правительств или больших организаций, таких, как многонациональные корпорации или, скажем, католическая церковь. А ныне такая связь находится в пределах досягаемости даже очень небольшого круга частных лиц.
В обозрении, осмыслении и интерпретации терроризма, заставшего врасплох Америку в черном сентябре 2001 г., выделилась группа лиц, убедивших самое могущественное общество современности в том, что пассивная самооборона самоубийственна. Тогда, в 2001 г. обрел чрезвычайное влияние тезис американского политолога Чарльза Краутхаммера о том, что пассивность губительна; что «покорная международная гражданственность» Соединенных Штатов рискует погасить светоч демократии и справедливости во всем мире. Неоконсервативные идеологи обнаружили друг друга по одному кодовому определению: Америка может избежать трагической судьбы в качестве жертвы террора только в том случае, если сознательно сбросит с себя оковы созданных после Второй мировой войны организаций, начиная, разумеется, с ООН. Даже обращение натовских союзников к параграфу пять статута Североатлантического союза после сентябрьского нападения террористов на США (объявлявшего, фактически, всеобщую мобилизацию) вызвало гримасу неудовольствия неоконсервативной когорты. В деле обеспечения своего выживания инструменты, созданные для других целей, не помогают. Помогает новообретенная, нововозвращенная вера в себя, односторонние действия лидера.
Министр обороны США Д. Рамсфелд поставил стоящих в замешательстве союзников на место: «Проблемы определяют формирование коалиции, а вовсе не коалиции определяют наиболее актуальные проблемы». Главной такой идеей стало нанесение предваряющего удара по странам, потенциально способным создать инструмент насилия, который может быть использован в террористических целях против Соединенных Штатов, и распространить американские ценности по всему миру.
Право
Объявлена войну терроризму — огромному, страшному, многоликому явлению. При этом жертвой Сентября стало, прежде всего, международное право.
Обобщенно можно сказать, что международное право, начиная с XVII в., базируется на двух принципах — национальный суверенитет и равенство всех наций перед законом. Оба эти принципа были жестко проигнорированы Соединенными Штатами.
Непосредственно после атаки 11 сентября государственный секретарь США Колин Пауэлл провозгласил, что США находятся «в состоянии войны» с терроризмом. Провозглашение войны — юридический термин. И не самый удачный в данном случае: ведь так же можно объявить войну преступной уголовной деятельности или торговле наркотиками. Подобные антисоциальные действия могут быть ослаблены, уменьшены в объеме, но их невозможно «победить», искоренить полностью. Обычно другие страны действия, подобные американским после 11 сентября, называют «чрезвычайными операциями» (или как-то иначе), но не «войнами». Здесь терминология означает многое. В случае чрезвычайных операций главная ответственность передается разведывательным органам и полиции, которым придаются чрезвычайные полномочия — а там, где это необходимо, придаются войска. Задачей провозглашается изоляция террористов от основной массы населения, изоляция их от источников снабжения. Но террористам в обычных случаях не придается статус стороны, ведущей регулярные военные действия. Они объявляются преступниками уголовного характера и отношение к ним соответствующее. Как полагает англичанин М. Хоуард, «террористов не следует облагораживать приданием статуса ведущей войну стороны. Они преступники и должны рассматриваться обществом и властями как таковые. Объявлять войну террористам, или еще более безграмотно, терроризму, означает придать террористам статус, которого они не заслуживают, но которого жаждут. Это что-то вроде их легитимизации»[62].
Если они — сторона, ведущая военные действия, значит, с ними нужно и обращаться соответственно. Что еще важнее, пребывание нации в состоянии войны создает своего рода общественный психоз — противоположное необходимому для искоренения терроризма как зла состояние общества. Возникают совершенно ненужные ожидания и требования; публика требует четко обозначить противника. И лучше всего, если им будет некое враждебное государство. Неважно, если это не соответствует истине. Отныне использование силы видится не крайней мерой, а именно самой первой — и чем раньше будет применена сила, тем для публики лучше. Органы массовой информации требуют детального освещения происходящего. Отставные военные возникают на экранах с картами и графиками. Любое предложение ослабить применение грубой силы вызывает бурю негодования. Сторонники такой линии подаются как «соглашатели». В результате качества, необходимые для успешной борьбы — строгая секретность, простор деятельности специальных служб, а главное — бесконечное терпение — немедленно забываются под давлением гонки за непосредственным результатом.
Еще неудачнее, с точки зрения международного права, выступил президент Дж. Буш с призывом «крестового похода против зла». Вместо полицейской операции возникла декларируемая как настоятельная необходимость в создании коалиции держав, возглавляемых Соединенными Штатами. А вовсе не о полицейской операции под флагом ООН, действующей от лица мирового сообщества против преступных действий группы лиц, которых ждет международный суд. Американцы поддались эмоциональному порыву. Для них в происшедшем — не преступление против человечности, а атака на Соединенные Штаты. Страна ждала катарсиса. Мщения. Ответного удара. Ликвидации опасности. Но не восстановления справедливости.
Но несколько иного ждал остальной мир. Прежде всего, исчезла общая точка зрения. Как пишет американский исследователь М. Хирш, «вместо общего видения будущего, мир получает боевые приказы от Буша; в результате мир все менее склонен следовать этим приказам, особенно в том случае, если Соединенные Штаты начнут крупномасштабную превентивную акцию против таких государств, как Ирак»[63]. (А если завтра Индия нанесет превентивный удар по Пакистану?) Можем только изменить цель: Ирану; Сирии, КНДР?
Вместо битвы за умы и сердца людей началось соревнование в военной эффективности. А страдающей стороной выступила деятельность разведывательного сообщества, без успешной деятельности которого борьба с терроризмом принципиально не может окончиться успехом. И потом. Тот, кто в глазах одних — террорист, в глазах других «борец за свободу». А терроризм может быть сокрушен только тогда, когда общественное мнение и внутри страны и за рубежом — поддерживает антитеррористическую деятельность, видя в террористах преступников, а не героев. Весь прежний немалый опыт показывает, что террористы начинают побеждать, когда им удается спровоцировать противостоящие власти на применение против них регулярных вооруженных сил. Когда ситуация для них становится беспроигрышной, они либо ухитряются избежать решающей битвы, либо попадают в нее, погибают и становятся героями, мучениками, жаждущими отмщения.
А рядом уже погибли многие непричастные гражданские лица, и это страшный удар по престижу правительства. Англичанин Хоуард говорит, что это «все равно, что попытаться искоренить рак горящим факелом. Какими бы ни были военные оправдания бомбардировок Афганистана, неизбежные сопутствующие потери резко ослабят огромный моральный подъем, последовавший за террористическими атаками против Америки… Причиненные ими жестокости так или иначе уйдут в глубину памяти, а вот каждое новое телевизионное изображение разбомбленного госпиталя или сделанных калеками детей, выброшенных из своих домов беженцев будут усиливать ненависть и рекрутировать в ряды террористов»[64]. И порождать сомнения в противоположном лагере. И предоставляют деятелям типа бен Ладена платформу для глобальной пропаганды. Или делают из него мученика и идола для миллионов. В любом случае проблема терроризма оказывается неверно оцененной и неправильно решаемой.
Но напомним еще раз о юридической стороне дела. Провозглашение войны означает противодействие некоему государству. И сегодня уже не звучит апелляция к международному праву, к господству закона. Разговор о сокрушении государств и снятии ограничений на внеюридическое преследование может соответствовать эмоциональному порыву, но это бумеранг, он возвращается. Если подорвать созданную преимущественно Соединенными Штатами систему международного права, то что станет ее заменой? Ряд даже американских юристов и историков полагает, что «незамедлительный выбор Америкой войны не совпадает с принципами международного сообщества, которые требуют отвечать на международные угрозы — включая революционные, подрывные, террористические атаки на ту или иную страну — руководствуясь не старым принципом lex talionis (око за око), но посредством организованных действий международных организаций. Подобные акции, включая легальные, моральные, дипломатические, военное давление, рассчитаны на то, чтобы «предотвратить возможный кризис от эскалации в войну и, если это возможно, найти решение, приемлемое для всех сторон с легальной, юридической точки зрения… В данном случае немедленное объявление войны терроризму может рассматриваться как несдержанная риторика на потребу дня, а вовсе не как тщательно продуманное решение»[65].
Запад, вместо закрепления благоприятствующей ему системы международных отношений, позволил себе систематическое нарушение мировой упорядоченности. Решающий шаг в сторону от господства международных норм был сделан весной 1999 г. нарочитым односторонним натовским актом— бомбардировкой суверенного государства Югославии. Диктат закона заменила пресловутая целесообразность. В апреле 2001 г. (значительно раньше предсказывавшегося срока конфронтации с Китаем) США, вместо извинений после сбитая китайского самолета, приступили к давлению на КНР, придавая тем самым респектабельность односторонним действиям, неподчинению коллективным международным нормам. Американское правительство в последнее десятилетие сделало на внешней арене много такого, против чего американское население, безусловно, восстало бы, имей эти действия место на внутренней арене. Напомним о действиях в отношении Панамы, Гаити, Сомали, Судана, Югославии, Афганистана. Словесно отвергая возможность наказания до суда, Запад стал бомбить Афганистан, основываясь на косвенных доказательствах, наказывая до предъявления доказательств.
Тот факт, что террористы нарушают фундаментальные нормы цивилизованного общества, еще не означает, что цивилизованный мир должен реагировать подобным же образом. Ведь претензия на цивилизованность — это показ, что мы поступаем не как террористы. Это вовсе не означает прощения или оправдания, но это первый реальный шаг в сторону от повторения будущих нападений, в направлении их предотвращения.
Даже в трагических условиях после сентября 2001 г. США отказались создать Международный суд и отвергают международное Соглашение по запрету использования биологического оружия. США отказались ратифицировать протокол Киото; отвергли позитивную значимость договора по ПРО и в декабре 2001 года вышли из этого договора; не признали юрисдикцию международного суда в Гааге; постарались поставить Североатлантический Союз вне и над системой ООН; уменьшили уровень международной помощи — создавая тем самым респектабельность односторонним действиям, неподчинению коллективным международным нормам.
П. Шредер полагает, что «даже успешная кампания максималистского типа, направленная на другие, предполагаемые террористические государства, может принести огромный ущерб международной системе, вызвать обращение к односторонности и превентивному использованию силы… Сравнение 2001 года с 1914-м должно заставить нас глубже задуматься над судьбой международного права»[66]. Праву в таком мире не будет места. Если Запад во главе с США не сумеет придать новой жизни — и солидарности глобальным международным организациям, попытается идти собственным путем, не сообразуясь с волей огромного большинства мирового населения, конфликт с не-Западом практически неотвратим.
«Создание широкой коалиции может успокоить Америку в том отношении, что она не одна в исламском мире. Удары по Афганистану — самое простое из возможного, гораздо менее сложное, чем решать проблемы в Персидском заливе и Египте… Но среди тех, кто обрушился на башни из стекла и стали, кто нанес удар по Пентагону, нет афганцев. Эти пришли из арабского мира, где антиамериканизм принимает отчаянные формы, где террор действует с молчаливого одобрения мужчин и женщин»[67].
Империя или не империя?
Империя — это форма правления, когда главенствующая страна определяет внешнюю и, частично, внутреннюю политику всех других стран. Республиканской администрации Дж. Буша-мл. не хотелось сразу расставлять акценты и однозначно называть свою политику имперской. Невозможно говорить об империи в классическом виде — эмфатически утверждает советница президента Буша по национальной безопасности Кондолиза Райс. «У Соединенных Штатов нет территориальных амбиций и нет желания контролировать другие народы». Подобным же образом и президент Буш открещивается от предлагаемого лозунга: «У нас нет территориальных амбиций, мы не стремимся создавать империю».
Примечательный уход от определения империи — никак не разделяется теми, кто не считает зазорным называть явления своими именами, кто энергично и открыто обеспечивает идейную подоплеку односторонней политики. Для таких идеологов как Чарльз Краут-хаммер, для издателя неоконсервативной «Уикли стандарт» Уильяма Кристола, для популярного ныне аналитика Роберта Кэгена и заместителя министра обороны Пола Вулфовица — в имперских орлах, в имперском влиянии, в самом слове империя нет ничего, что заставляло бы опускать глаза. Как написал Уильям Кристол, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо, мы имперская держава». Среди тех, кто все более свободно оперирует этим термином, есть и умудренные историки — к примеру, Джон Льюис Геддис: «Мы (США) — определенно империя, более чем империя, и у нас сейчас есть мировая роль».
В послесентябрьской Америке понятие «имперское мышление» сменило негативно-осуждающий знак на позитивно-конструктивный. И ныне даже такие умеренные и солидные издания, как «Уолл-стрит жорнэл» и «Нью-Йорк тайме» впервые за сто лет заговорили об империи, имперском мышлении, имперском бремени не с привычным либеральным осуждением, а как о реальном факте исторического бытия. Изменение правил политической корректности ощутили на себе редакторы бесчисленных газет и журналов повсюду между двумя океанскими побережьями. Ведущие американские политологи триумфально возвестили, что «Соединенные Штаты вступили в XXI век величайшей благотворно воздействующей на глобальную систему силой, как страна несравненной мощи и процветания, как опора безопасности. Именно она будет руководить эволюцией мировой системы в эпоху огромных перемен».
Теоретики могут выступать за или против империи, но все они уже свободно пользуются этим термином — от политического правого фланга до левого, от Майкла Игнатьева и Пола Кеннеди до Макса Бута и Тома Доннели. Именно это и наиболее примечательно; все участники дебатов знают о чем идет речь. И речь идет не о традиционных темах распространения влияния по всему миру. Речь совершенно определенно идет о принуждающей внешней политике, об использовании вооруженных сил США на глобальных просторах, на всех материках и на всех океанах.
Даже самые хладнокровные среди американских идеологов приходят к выводу, что «Соединенные Штаты занимают позицию превосходства— первые среди неравных — практически во всех сферах, включая военную, экономическую и дипломатическую. Ни одна страна не может сравниться с США во всех сферах могущества, и лишь некоторые страны могут конкурировать хотя бы в одной сфере».
Взлет имперских орлов сделал классическую историю популярной наукой. Обращение к Римской и Британской империям за несколько месяцев стало захватывающим чтением, изучение латинского языка вошло в моду (даже «Гарри Поттер» переведен на латинский язык) и приобрело новый смысл. Буквально повсюду теперь в республиканской Америке можно найти статьи о положительном воздействии на мир Паке Романум, подтекст чего не нужно никому расшифровывать: новая империя пришла в современный мир, и мир должен найти в ней признаки и условия прогресса. Парадокс эволюции американской демократии: Паке Американа изживает (по крайней мере, для американцев) свой негативный подтекст.
Посетившие Вашингтон после Сентября иностранцы в один голос указывают на новую ментальность страны, где главное общественное здание — Капитолий, где римские ассоциации сенат вызывает не только как термин, но и как архитектурное строение, где по одной оси расположены пантеон Линкольна, обелиск Вашингтона и ротонда Джефферсона. Менталитет «римских легионов» проник даже в Североатлантический Союз (жалуются англичане) ради жестких односторонних, имперских действий. Вольно или невольно готовилась Америка к этому звездному часу своей исторической судьбы. Посмотрите на архитектуру основных зданий Вашингтона, обратите внимание на название государственных учреждений: сенат,
Верховный Суд; не упустите факта колоссальных прерогатив принцепса, именуемого в данном случае президентом. Не упустите того факта, что согласно американской конституции внутреннее законодательство и конгресс стоят выше международного законодательства и международных институтов.
Создается «неоимперское» видение, оставляющее за Соединенными Штатами право определять в глобальном масштабе стандарт поведения, возникающие угрозы, необходимость использования силы и способ достижения справедливости. В такой проекции суверенность становится абсолютной для Америки, по мере того, как она все более обуславливается для стран, которые бросают вызов стандартам внутреннего и внешнего поведения Вашингтона. Такое видение мира делает необходимым — по крайней мере, в глазах приверженцев этого видения — видеть новый и апокалиптический характер современных террористических угроз и обеспечить беспрецедентное глобальное доминирование Америки. Эти радикальные стратегические идеи и импульсы, как это ни странно, могут изменить современный мировой порядок так, как того не смогло сделать окончание холодной войны.
«Мыслительные центры» столицы новой империи — Вашингтона с готовностью обсуждают стратегию односторонних действий по всему мировому периметру. Прежде республикански сдержанная «Уолл-стрит джорнэл» находит благосклонную аудиторию, когда пишет: «Америка не должна бояться свирепых войн ради мира, если они будут вестись в интересах «империи свободы». Все это означает, что Америка действует без оглядки на других. Международные соглашения типа «протокола Киото» являются жертвами представления о неподсудности американцев никому кроме собственных национальных учреждений. Сенат США, в частности, не ратифицировал «Конвенцию экономических и социальных прав», «Конвенцию искоренения дискриминации в отношении женщин», «Конвенцию прав детей», участие в «Международном уголовном суде»; против «протокола Киото» вместе с президентом Бушем выступили 95 американских сенаторов. Многие проводят линию на наличие в американской истории давней и неистребимой традиции «американской исключительности». Гарвардский профессор Э. Моравчик: Америка, стабильная демократическая, идеологически консервативная и политически централизованная, является сверхдержавой и может обходить обязательные для всех правила и законы.
Мировая история подсказывает: США не преминут воспользоваться редчайшей исторической возможностью. В этом случае главной геополитической чертой мировой эволюции станет формирование однополярной мировой структуры. Америка прилагает (и будет в обозримом будущем прилагать) огромные усилия по консолидации своего главенствующего положения. С этим выводом согласны наблюдатели за пределами страны-гегемона, да и сами американские прогнозисты: «Соединенные Штаты сознательно встанут на путь империалистической политики, направленной на глобальную гегемонию. Они умножат усилия, выделяя все более растущую долю ресурсов на амбициозные интервенции в мировом масштабе». Свернуть с этой дороги пока не сможет ни один ответственный американский политический деятель, любой президент должен будет опираться на массовое приятие страной своего положения и миссии. Уже сейчас высказывается твердое убеждение, что «еще не одно поколение американцев будет готово идти этой дорогой: тяжело отказываться от всемогущества».
Проконсулы докладывают из провинций о завершении военных операций. Тацит, историк имперского Рима, почувствовал бы себя в своей тарелке.
Мэйнстрим склоняется к империи
Нет ничего уникального в имперском статусе Вашингтона— такова мировая история. А как иначе назвать структуру, имеющую «752 военные базы в более чем 130 странах?»[68] На суше у Америки 9 тыс. танков «Абрамс», на море — двенадцать авианосных групп. В мире работают 64 тыс. религиозных миссионеров из США. Ни у кого в мире нет ничего подобного. Вашингтон стоит в мировой иерархии там, где совсем недавно стоял Лондон. Словно Британская империя в работе Фергюсона озирает способности своего наследника и в целом удовлетворена гиперимперией. «Утверждается не только то, что Соединенные Штаты являются империей, но и то, что они всегда были империей. У меня нет принципиальных возражений в отношении Американской империи… для многих частей мира американское имперское владычество будет благотворным. Пусть только это будет либеральная империя»[69]. Главная проблема— может ли имперская Америка быть либеральной. «Не являются ли Соединенные Штаты гигантом Самсоном, безглазым в секторе Газа, привязанным нерушимыми обязательствами к Ближнему Востоку и в конечном счете способным только на слепое разрушение?»[70] Весь мир задается этим же вопросом.
Уже в 2000 г. руководитель Центрального командования США (Ближний Восток) генерал Энтони Зинни сказал, что он «является современным проконсулом, наследником солдат — государственных деятелей, которые правили в Римской империи окрестными территориями, привнося порядок и идеи из диктующего законы Рима». Трудно представить себе, что генерал говорил это с иронией. Английский историк верно указывает на важнейший документ эпохи — «доктрину Буша», оформленную в «Стратегии национальной безопасности», которая увидела свет в сентябре 2002 г.: «Мы будем активно работать ради осуществления демократии, развития, свободного рынка и свободной торговли во всех частях мира… Америка должна твердо стоять за ценности человеческого достоинства, по поводу которых не ведут переговоров: правление закона; ограничение абсолютной мощи государства; свобода слова; свобода вероисповедания; равная справедливость; уважение к женщине; религиозная и этническая терпимость; уважение частной собственности». Фергюсон пишет, что Британская империя стояла за те же идеалы. «Либеральные империи всегда провозглашали собственный альтруизм»[71]. Эдмунд Берк идентифицировал свободу как главную характеристику Британской империи еще в 1766 г. «Точно так, как американцы рассматривают сегодня глобальную демократизацию по американской модели как самоочевидное благо, так и англичане в свои дни стремились экспортировать свои институты парламентской монархии всему внешнему миру». То, что англичане делали в Индии, Африке и повсюду в 1904 г., американцы делают в Междуречье в 2004 г.
При этом империи всегда норовили внести свою культуру в жизнь народов, на чьи богатства они посягают. «Англия, откуда римляне вывозили серебро и свинец, была романизирована, равно как Южная Африка, откуда вывозили алмазы, была англизирована. Вывозя с Ближнего Востока нефть, Соединенные Штаты стремятся трансформировать политическую культуру этого региона»[72]. Фергюсон полностью смыкается с неоконсерваторами, возобладавшими в США: «Я полагаю, что империя будет необходима в двадцать первом веке более, чем когда бы то ни было, поскольку технологические прорывы делают международные угрозы более острыми»[73]. Является ли американская империя благом для сопредельных земель? Едва ли. Фергюсон признает, что «все империи склонны эксплуатировать свое окружение».
Фергюсон прослеживает смещение фокуса американской внешней политики. В начале XX века он был нацелен на Западное полушарие, в середине века — на Европу, а в конце стал смещаться на Ближний Восток.
Плохой стороной имперского сознания Фергюсон считает драматизм восприятия противостоящих явлений. Ни Вьетнам, ни Куба не имели для всемогущих Соединенных Штатов никакого значения; Вашингтон преувеличил значимость этих далеких углов мира, и это стоило огромных жертв. Не преувеличивает ли Америка в XXI веке значимость Афганистана и Ирака? До 1950-х годов Вашингтон не придавал Ближнему Востоку особенного значения и это никак не отражалось на безопасности и экономике Америки. Американцам имело смысл так беспокоиться об этом регионе, когда рядом был могущественный Советский Союз, но в условиях его распада и для американцев стратегическая значимость региона фактически резко снизилась, чего американцы как бы «не заметили».
Фергюсон считает надуманным противопоставление односторонности и многосторонности в действиях Соединенных Штатов: империя всегда действует односторонне, а мощь Америки значительно больше, чем значимость международных организаций, даже таких, как ООН. «Суть в том, что Организация Объединенных Наций не может служить альтернативой Соединенным Штатам, хотя бы потому, что бюджет ООН составляет 0,07 процента федерального бюджета США». ООН не может выступить против США и победить. Валовой продукт четырех постоянных членов СБ ООН составляет 4,5 трлн. дол. — менее половины американского. ООН, полагает Фергюсон, ныне нуждается в США больше, чем США в ООН. Во многом потому, что невиданный рост суверенных государств в XX веке не сделал эти государства процветающими и они обратились за помощью. «Эксперимент с политической независимостью стал несчастьем для многих бедных стран», а причиной бедности явилось «отсутствие необходимых государственных институтов»[74]. Ключом к экономическому успеху является наличие эффективных государственных институтов, которые империя обеспечивает быстрее, чем кто бы то ни было. «Моим центральным тезисом является следующее: либеральный империализм является хорошим феноменом»[75].
Неизбежен вопрос: кто более всего получает от имперского всевластия внутри самих Соединенных Штатов? Фергюсон с долей одобрения приводит ответ экономиста Пола Крюгмена: «Богатейшая часть республиканской партии и нефтяная промышленность». Роковой вопрос: укрепляет или ослабляет Американская империи свое значимость и влияние в мире? И выступает апологетом империй: это более старое государственное образование, чем суверенные государства, и главный носитель цивилизующих институтов. После крушения СССР мир стоял пред выбором — совокупность наций-государств или Американская империя. И империя возобладала. Остается определить, надолго ли.
Исключительной особенностью американской империи, по мнению Фергюсона является «чрезвычайно короткий период существования». Римская империя существовала полторы тысячи лет, Британская империя — полтора столетия; американской империи отведено несколько десятилетий. Почему?
Во-первых и прежде всего, потому, что, в отличие от классических империй, американцы не заселяют завоеванные или зависимые страны. «Несмотря на огромные богатства страны и на грандиозную военную мощь, американцы не склонны к тому, без чего подлинная империя не бывает долговременной. Они не хотят «идти туда» — и если они все же обязаны идти, то считают дни до возвращения домой»[76]. Они игнорируют зависимые страны, они привязаны к метрополии. Но это, увы, не способствует созданию имперской сплоченности.
Во-вторых, хронический дефицит «человеческого материала» явственно ослабляет империю. В Британской империи не была недостатка в энтузиастах освоения завоеванной и заселенной четверти мира. Выпускники Оксбриджа с готовностью брали на себя «имперское бремя» и отправлялись в неведомые углы мира. Не то с выпускниками Гарварда; проконсульская миссия не привлекает их. Да и с солдатами еще дело сложнее — 12-месячное ограничение на пребывание за границей. При этом недостаточность военного персонала в Ираке признана практически всеми. «Кризис принял такие пропорции, что (американская) администрация была вынуждена проглотить свою гордость и просить союзников о подкреплениях».
В-третьих, ЦРУ далеко до британской Интеллидженс сервис. У американской разведки нет ни одного подлинно квалифицированного, говорящего по-арабски агента на Ближнем Востоке, где в свое время блистали Лоуренс Аравийский и Филби-старший. Американцы этой службы «предпочитали жить в окрестностях Вашингтона, исключая для себя операции, грозившие диареей». Никакого киплинговского героизма у этих «тихих американцев», давно описаных Грэмом Грином.
В-четвертых, электоральный цикл в четыре года подогревает чувствительность американского общества к людским потерям. Но долго иметь империю без империалистов невозможно.
В-пятых, низвергая тиранов на Ближнем Востоке, Америка является самым большим должником мира. «Зарубежные долги Соединенных Штатов в 2003 г. превысили 8 трлн. дол.»[77]. США сами вешают себя на крючок зарубежного капитала.
В самом влиятельном американском журнале «Форин афферс» идеологи имперской касты пишут то, что было немыслимым всего несколько лет назад: «Логика неоимпериализма слишком убедительна для администрации Буша, которая не может сопротивляться ей… Хаос в мире является слишком угрожающим, чтобы его игнорировать… Пришло время империи и логикой своего могущества Америка просто обязана играть лидирующую роль»[78]. Время суверенов на мировой арене окончилось. В Вашингтоне звучат призывы создать под руководством США некий всемирный орган, мировое агентство (следуя модели Мирового банка и Международного валютного фонда), который заменил бы неэффективную Организацию Объединенных Наций и имел бы вооруженные силы, которые контролировали бы всю планету. Этот орган мог бы разместить силы там, куда бы их направил руководимый американцами центральный совет. Прежний гимн демократии превратился в апофеоз империи.
Подобные идеи Роберт Каплан популяризировал в книге «Политика воинов: почему лидерство требует языческого этоса». Язычество в Америке XXI века стало предметом восторга. Каплан, назвавший Европу «женственной Венерой», воспевает «восхитительного» императора Тиберия, чей проконсул Понтий Пилат санкционировал распятие Христа. Тиберий, с точки зрения восхищенной имперской мысли современной Америки, «умело сочетал дипломатию угрозы применения силы ради сохранения мира, благоприятного для Рима… В империи была положительная сторона. Она была, в определенном смысле, наиболее благоприятной формой мирового порядка»[79]. Обращаясь к современности, Каплан с одобрением пишет, что Соединенные Штаты стали «более безжалостны в решении задач экономической турбулентности», равно как-и в вопросах демографического роста развивающихся стран, в отношении к природным ресурсам этих стран[80]. Далеко ли отсюда до идей удара по Месопотамии, в чьих недрах более десяти процентов мировой нефти?
Газета «Нью-Йорк тайме» поместила серию статей «с мыслью об империи». Впечатляющей представляется статья Э. Икина: «Сегодня Америка является полнокровной империей на манер Римской и Британской империй. Таково общее мнение наиболее заметных комментаторов и ученых нации». Восторг в метрополии, но как воспримут новую имперскую мощь потенциальные колонии? Чарльз Краутхаммер анализирует ситуацию в том же ключе, буквально упиваясь имперским превосходством: «Американский народ выходит из замкнутого пространства к мировой империи. Со времен Римской империи в мире не было подобной мировой силы, которая доминировала бы в культурном отношении, экономически и в военном смысле. Никогда еще за последнюю тысячу лет в военной области не было столь огромного разрыва между державой № 1 и державой № 2… Экономика? Американская экономика вдвое больше экономики своего ближайшего конкурента»[81]». А в «Уолл-Стрит джорнэл» М. Бут под заголовком «В защиту Американской империи» начал давать практические советы: Вашингтону следует оккупировать не только Афганистан, но Ирак и «другие беспокойные страны, которые вопиют о просвещенном руководстве». Современный мир должен воспринять ту древнюю идею, что право в империи принадлежит силе.
Для многих такая постановка вопроса Америкой является новинкой, но только не для соседей Соединенных Штатов — Мексики, половину территории которой американцы захватили еще в позапрошлом веке. У памятника покончившим с собой мексиканским кадетам 1848 года слышится: «Самое удивительное относительно удара США по Ираку — это изумление наивных душ».
Дождавшиеся своего часа сторонники имперской внешней политики полагают, что Америка должна вести себя как активный гегемон в силу двух главных соображений: 1) она может себе это позволить; 2) если Вашингтон не обратится к силовым методам и не навяжет свое представление о международном порядке, тогда воспрянут соперники и Америке не избежать судьбы постепенной маргинализации[82].
Новым в приведенной констатации является не то, что Америка— единственная «сверхдержава» мира (таковой она является со времени окончания «холодной войны»), а то, что в Вашингтоне начали ощущать, осознавать отсутствие препятствий, свое неслыханное превосходство, возможность пожинать плоды своего успеха. Изменой национальном чувству стало сомнение в утверждении своих прав на все, включая предупреждающий первый удар везде, где стражи империи усмотрят потенциальную враждебность.
Поборники имперских прав энергично призывают Вашингтон возглавить мировое сообщество, прозвучало напоминание о том, что США являются «величайшим получателем благ от глобальной системы, которую они создали. Как держава несравненной мощи, процветания и безопасности, США должны и сейчас возглавить эту систему, претерпевающую время разительных перемен»[83].
Воинственность охватила американское общество удивительно быстро — в течение нескольких лет. Еще в 1990 г. опасения в отношении зарубежной конкуренции испытывали 41 % американских производителей, а в начале следующего, двадцать первого столетия страх почти исчез — лишь 10 процентов опрошенных американцев выразили свои тревоги в отношении силовой политики. Страх в отношении объединенной Европы и неудержимой Японии ослаб, Россия сама сокрушила свою мощь, Китай еще сомневается в своей готовности к мировому возвышению.
Теперь 85 % лидеров американского бизнеса приветствуют европейскую конкуренцию[84] — нужно же иметь спарринг-партнера. Годовой доход в расчете на каждого американца составил 38 тыс. дол. Американский бюджетный дефицит в 2005 фин. г. превысил 100 млрд. дол.
Региональная ориентация
Не все регионы одинаково важны для США, более важны те, торговля с которыми и инвестиции из которых дает критически важный импорт, особенно, нефть, а также регионы, важные в военном смысле. За пределами Западного полушария такими регионами являются Европа, Восточная Азия и Персидский залив. Три вышеуказанных региона касаются высших экономических интересов Америки, импорта энергии, военных связей, союзнических соглашений, историко-культурных связей наиболее фундаментальной важности. Критически важными государствами в этих регионах являются Россия, Китай, Британия, Франция, Германия, Италия, Япония, — и некоторые государства «среднего размера, включающие в себя Канаду, Мексику, Бразилию, Венесуэлу, Нидерланды, Иран, Ирак, Саудовскую Аравию, Кувейт, Южную Корею. Все это говорит, что ни один регион и ни одно государство не являются безразличными для США, особенно — за пределами трех регионов — Израиль, Индия, Пакистан, Ангола, и Нигерия.
Возросла важность внешней торговли. За последние тридцать лет доля торговли в ВНП США удвоилась. А ведь на протяжении основной части американской истории доля торговли составляла 3–5 процентов внутреннего продукта, в среднем никогда не более 8— 10 процентов. Но за последние 25 лет один только экспорт и один только импорт стали составлять примерно 10 процентов в отдельности. К началу XXI века экспорт стал давать американцам около 11 млн. рабочих мест. А в целом торговля как часть американского ВНП прошла путь от 11 процентов в начале 1970-х годов до 23 процентов к концу 1990-х годов[85].
Но ничего не стало важнее жидкого топлива для нации автомобилистов и частных домов. Между 1947 и 2000 годами между 78 и 100 процентами американского нефтяного импорта приходили из трех регионов: Западное полушарие, Ближний Восток и Африка; пять стран — Саудовская Аравия, Канада, Мексика, Венесуэла и Нигерия давали 69 процентов американского импорта В 2000 г.
Знала ли Америка Ближний Восток?
В ноябре 2001 г. журнал «Нэшнл ревью» прямо обвинил Американскую Ассоциацию исследований Ближнего Востока в «полном провале ближневосточных исследований как академического занятия, оказавшегося неспособным подготовить Соединенные Штаты к брутальному терроризму исламского радикализма»[86]. Кабинетные ученые, мол, влезли в дебри абстрактных догм, «расщепляют волос вдоль» и при этом игнорируют национальные интересы США. Завязалась весьма ожесточенная дискуссия.
Самый краткий ответ на вопрос «как это случилось 11 сентября?» звучит примерно так: потому что несколько преисполненных решимости людей — исламских фанатиков — хотели этого и оказались в состоянии произвести нападение, обойдя все охранительные преграды, воспользовавшись неадекватностью разведслужб США, открытостью американских границ.
Но вопрос о причинах решимости девятнадцати самоубийц, их интерпретации религиозных догм, их сознательного стремления стать самоуправляемыми ракетными установками, захватывает гораздо более широкий диапазон проблем. И основой этих проблем была ненависть к политике Соединенных Штатов в ближневосточном регионе.
Многие американские исследователи Ближнего Востока сознательно постарались избежать манихейства, избежать сознательной антагонизации огромного и важного региона, призвали улучшить отношения с арабским миром и поэтому старались не акцентировать внимания на негативной оценке ислама как цивилизации.
Но сказать, что специалисты по исламу не предупреждали западный мир было бы неправдой. Напомним, что влиятельнейший журнал «Форин афферс» поместил еще в 1998 г. статью Б. Льюиса «Разрешение на убийство: Усама бен Ладен объявляет Священную войну». В 1999 г. Майкл Фенди издал исследование, значительная часть которого посвящена карьере бен Ладена со всем из этой карьеры антиамериканским вытекающим. Значительное число весьма квалифицированных исследований было осуществлено непосредственно для ЦРУ, и в них авторы также постарались отойти от иррационального озлобления.
Уже администрация Клинтона столкивалась с враждебностью, вылившейся, в частности, в несколько террористических актов против американских посольств и военных контингентов. Именно тогда, во времена президента-демократа было создано короткое и простое объяснение, ставшее почти частью политической культуры в США: иностранцы будут не любить Америку, что бы она ни делала, просто потому, что она является самой мощной нацией на земле, приверженной при этом демократии и свободному рынку. Так грозное явление получило самоуспокаивающее объяснение, годное на все случаи жизни. Это был легкий ответ, и он привел американцев к представлению, что, словами американского аналитика Д. Саймса, «вмешательство во внутренние дела других стран будет ненакладным; Соединенные Штаты будут нести относительно скромные расходы, а не всю плату за последствия своих действий»[87]. Эта теория в конечном счете стала «общепринятым здравым смыслом», она стала привычным и поверхностно убедительным объяснением.
Но эта теория является ложной. Вся история терроризма свидетельствует против того, что абстрактные положения политической философии сами по себе достаточны, чтобы спровоцировать силовое противодействие. Это очевидно в случае Израиля, где терроризм связан с арабо-израильским конфликтом. Указанное объяснение не работает в случае террористических атак в Индии, Шри Ланке, России, Испании, Британии, Колумбии, Алжире, Узбекистане. Эйфелеву вышку хотели уничтожить из-за связей французского правительства с алжирским военным режимом. Почему «Аль-Каида» должна быть иной? Возможно, она является ваххабитской ветвью радикального ислама, предубежденного против западной цивилизации. Но она же не борется слепо против этой цивилизации как таковой, в противном случае ей нужно было бы напасть на более продвинутые, разрешающие гораздо больше, чем сравнительно консервативные США, страны Западной Европы.
Ощущая невозможность «максимально широкого» определения противника, Америка после шока постепенно «сузила» (иначе невозможен был конкретный ответ) территорию противника: террористическая сеть «Аль-Каида» как организация с «искаженной формой исламского экстремизма» — цитируя президента Буша. По мнению Ахмеда Рашида, считающегося лучшим специалистом по мусульманским террористическим организациям (в 2002 г. на Западе вышла его обстоятельное исследование «Джихад»), «Аль-Каида» продолжает действовать по всему миру. Основной проблемой для Запада являются «спящие» ячейки в Европе и других регионах, которые почти невозможно раскрыть. Члены этой организации уже много лет живут, будучи внедренными в западные общества и мoгут быть задействованы в любой момент. Структура и силы «АльКаиды» и режим талибов понесли значительные потери в Афганистане, но это не нанесло никакого урона их оставшемуся всемирному аппарату. Параллельно в Средней Азии действует Исламское движение Узбекистана (часть структур которого были развернуты в Афганистане и пострадали в ходе боев).
Заново после Сентября мобилизованные, американские специалисты по Ближнему Востоку выдвигают четыре объяснения взрыву исламского терроризма в отношении Америки:
— Влияние военного триумфа в войне с Ираком в 1991 г. Тогда США сознательно постаралось не ожесточить мусульманский мир. «Чтобы навести глянец на современный ислам, эксперты по Ближнему Востоку постарались занизить значимость мусульманского экстремизма, что привело к самоуспокоенности и самоуверенности»[88].
— США сконцентрировали свое внимание на том, что им кажется наиболее важным — на отношениях с «умеренными» режимами, с прозападными правительствами Саудовской Аравии, Египта, Иордании, на тенденциях развития связей этого региона с Западом. Это заметно отвлекло внимание от воинствующей части ближневосточного политического спектра. Недостаток внимания к радикальным режимам сказался. Потенциальная демократизация Ближнего Востока как бы закамуфлировала упорный радикализм.
— Нефть как стратегическое сырье современной экономики заставляет как бы «сквозь пальцы» смотреть на особенности политического процесса в данном регионе.
— Палестино-израильский конфликт так или иначе занимает в американских отношениях центральное место, как бы уводя в сторону возможность прямого воздействия мусульман на Америку.
Предпосылка новой эффективности исламского фундаментализма, вызвавшая 11 сентября, — глобализация. Можно, конечно отворачиваться, пожимать плечами и т. п., но до сих пор глобализацию видели, в худшем случае, как раздражающий источник замешательства, причину пока теоретических баталий. В одном только 2000 г. границы США пересекли 489 млн. человек, 127 млн. легковых автомобилей, 11,5 млн. грузовиков, 829 тыс. самолетов, 2,2 млн. железнодорожных вагонов. «Возможно, наиболее серьезной угрозой, порожденной атакой 11 сентября, — пишет американец С. Флинн, — является обнаружение мягкого подбрюшья глобализации. Та же самая система, которая питала славные дни 1990-х годов — открытость американской экономики миру — увеличила американскую уязвимость. На протяжении многих лет американские политики, переговорщики и лидеры бизнеса действовали исходя из наивного предположения, что у раскрытия ворот мировой торговли и путешествий нет побочного негативного эффекта»[89]. Американцы опомнились поздно — теперь в США не купить карт основных водных резервуаров, атомных электростанций, мостов и тоннелей. Карты нефте- и газопроводов изъяты из Интернета.
И для любого, кто желает не просто излить эмоции, но понять суть происходящего, следует увидеть объяснимые черты поведения террористов, рациональное в их мотивации и в целях. Отрицать, что названные проблемы противоречат установленному надолго внешнеполитическому курсу США, было бы противиться очевидности. В США уже говорят о «болезненных последствиях триумфализма, который овладел Соединенными Штатами после окончания холодной войны»[90].
Фактор религии
Не все в нашем мире определенно знают, насколько религиозным является американское общество. При общем джефферсоновском отделении государства от религии (Т. Джефферсон считал «Акт о религиозной свободе» своим высшим вкладом в американскую политическую жизнь), представить себе президента, сенатора или члена палаты представителеи-атеиста весьма трудно. Религиозная жизнь в США весьма специфична, здесь мирно уживаются самые различные религии и верования вплоть до удивительных сект и культов. Преувеличить влияние христианской религии для США просто невозможно — это суть и душа Америки. По воскресеньям американцы идут в церковь.
Но при всей культурно-этнической пестроте американского общества фактом является практически абсолютное господство на политической арене США WASP — белых англосаксов протестантов. Уже избрание президента-католика (1960 г.) было своего рода общественной революцией. Представить себе президента США, клянущегося не на библии, а на талмуде, Коране, буддийских или индуистских текстах просто невозможно. По меньшей мере, в обозримом будущем. И церковь, на которой стоит американское государство, административный аппарат, армия, суды и истеблишмент — это христианский протестантизм. Читатель может указать на вкрапления католицизма (ирландцы, итальянцы, испаноязычные, поляки), иудаизма (евреи), православия (восточные славяне), но все эти исключения лишь подтверждают правило: правящий американский мэйнстрим — христианский протестантизм. Надпись на долларе «Мы верим в Бога» означает совершенно определенного бога.
В англосаксонском мире сегодня героизируют «воинствующий христианский фундаментализм». Это явление Петерс из Колледжа армии США (Карлейль, Пенсильвания) подает как единственный достойный ответ воинствующему исламскому фундаментализму бен Ладена. «Саддам как Валленштейн, Усама как Пикколомини, Колин Пауэлл как Ришелье, а все вокруг— от Колумбии до Индонезии— наемники». Петерс призвал к захвату нефтяных месторождений Персидского залива. Он готов воевать «хоть 100 лет».
Посетив зимой 2001 г. штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, президент Путин заметил, что видит в НАТО перемены, в свете которых эта организация не смотрится более старым военным альянсом, направленным против России. «Говорят, что НАТО становится скорее политической, чем военной организацией. Мы наблюдаем за этим процессом. Если дело пойдет таким образом, то все изменится значительно… Мы верим, что происходящее ведет к качественной перемене в отношениях России и Запада». Для демонстрации своей благорасположенности Россия сделала несколько недвусмысленных жестов — объявила о своем уходе с баз Камрань (Вьетнам) и Лурдес (Куба)[91].