ВЫСШИЙ КРУГ РУКОВОДСТВА
Большинство развитого мира видит в поведении Белого дома президента Буша проявление крайней близорукости.
Прежде чем обратиться к собственно военным действиям, к вторжению сооруженных сил США в Ирак, посмотрим как видел и анализировал Месопотамию высший круг американского руководства, как он стал относиться к внешнеполитическим проблемам.
Особенность соотношения внутренних сил
У партии есть центр, правое и левое крыло. То, что произошло в 2000 году, — представляет собой общий поворот американского республиканизма вправо, сдвиг республиканской партии США в сторону гегемонизма, силовой политики, подчинения американским интересам международных организаций.
Посмотрим на позиции этих фракций в их отношении к верховной власти в стране, к оптимальной стратегии Вашингтона в бурно развивающемся мире.
Если быть точными, то левое крыло республиканцев, являвшее собой прежний атлантический истеблишмент, прежний внешнеполитический мэйнстрим, ныне оттеснено от власти. Да, либеральные фонды — Форд, Рокфеллер и Макартур будут помощнее: 833 млн. дол. в 2004 г. против 68 млн. дол. неоконсервативных фондов. Либеральные «Нэшнл ревью», «Нэйшн», «Нью рипаблик», «Нью-йоркер» (не говоря уже о «Тайм» и «Ньюсуик»). Но главные источники власти уже очевидно сместились.
Политическая власть в начале XXI века поделена между центром (представители которого действуют как демократические империалисты) и правым флангом республиканцев (которые получили обозначение как неоконсерваторы). Назовем вначале ведущих неоконсерваторов. Это бывший первый замминистра обороны, ныне возглавляющий Всемирный банк — Пол Вулфовиц; замминистра обороны по выработке политики Дуглас Фейт; начальник штаба вице-президента Льюис «Скутер» Либби; ведущий в Совете национальной безопасности Ближний Восток, Юго-Западную Азию и Северную Африку Элиот Эбрамс; член Совета по выработке оборонной политики Ричард Перл. Остальные «неоконы» в основном судят и рядят о политике, но не формируют ее. Они ее «философы», воздействующие на американское общество со страниц ведущих печатных изданий — Уильям Кристол в «Уикли стандарт», Макс Бут в «Уолл-стрит джорнэл», Чарльз Краутхаммер в «Паблик интерест» и «Комментари». Философ Сидни Хук, политологи Ирвинг Кристол и Роберт Каган пишут книги, которые благодаря рекламе становятся бестселлерами. Прежний представитель США в ООН Джин Киркпатрик ныне преподает. Экс-директор ЦРУ Джеймс Вулси подумывает о мемуарах, Майкл Новак ударился в теологию. «Неоконы» сильны в таких аналитических центрах, как Американский предпринимательский институт, Проект Нового Американского Века, в таких фондах, как Брэдли, Джон Олин, Смит Ричардсон.
В политическом центре неоконсерваторам так или иначе противостоят собственно люди президента, (которые несколько отстоят от неоконсерваторов и в американской политической жизни ведут себя как демократические империалисты). Их возглавляет собственно президент Джордж Буш-мл., их ведет за собой вице-президент Ричард Чейни, их безусловный лидер — министр обороны Дональд Рамсфелд, их идеи олицетворяет государственный секретарь Кондолиза Райс. Не все они (и не всегда) благоволят к «неоконам». Многие из «грандов» нового американского империализма осуждали яростную активность «неоконов» на Балканах, опускали международные разделы в речах Буша-мл., когда тот лишь претендовал на Белый дом.
Неоконсервативные журналы имеют меньший тираж, чем откровенно либеральные.
Неоконсерваторы
Современный американский неоконсерватизм — мощная и сплоченная сила, искусная в идеологическом споре и в трактовании оптимального американского курса в огромном внешнем мире.
Итак, кредо неоконсерватизма: открытое провозглашение первенства США в международных делах, снижение роли международных организаций, предваряющие удары по потенциальным противникам, любые действия, предотвращающие распространение оружия массового поражения, подозрение в отношении даже старых союзников (не говоря уже о новых доброхотах, таких, как РФ), сокрушение «оси зла» (Иран, Сирия, Северная Корея), привнос демократии в такие далекие от нее регионы как Ближний Восток, активное использование уникального факта американского всемогущества («история не простит бездействия»). Мантра «неоконов»: величайшей опасностью для Америки сегодня является возможность создания одним из «rogue states» («агрессивных государств») или террористической организацией ядерного оружия, которым оно может снабдить диверсионные группы, стремящиеся проникнуть в Соединенные Штаты.
«Звездный час» политического всемогущества настал для неоконов в трагическое для Америки время. Когда потрясенная страна в сентябре 2001 г. озиралась в поисках утраченного равновесия, «неоконы» решительно вышли на национальную арену и предложили президенту и администрации в целом серию активных действий, отвечавших тогдашнему паническому сознанию руководства страны, полтораста лет не знающей войны на своей территории. Войны в Афганистане и Ираке вывели «неоконов» из идеологических пещер в самые главные кабинеты национального руководства. Орган неоконсерваторов «Стандард уикли» стал непременным чтением в Белом доме и в федеральных министерствах.
Как пишет едва ли не самый активный «неокон» Макс Бут, «после самой крупной в истории США террористической атаки президент Буш-мл. пришел к выводу, что администрация не может более позволить себе «скромной» внешней политики». Особое ликование «неоконов» вызвала принятая администрацией Буша в 2002 г. амбициозная «Стратегия национальной безопасности», главной мыслью которой было продекларированно право федерального правительства США наносить «предваряющие удары» в случае, если государственные органы страны посчитают политику государства X грозящей антиамериканскими действиями. Это наиболее лелеемый американскими неоконсерваторами документ, символ американской гегемонии в мире.
Обречена ли Америка жить в тени наиболее параноидальных мнений, грозящих, в конечном счете, распылением мощи американского гиганта, потерей им наиболее важных союзов, невозможную попытку осуществить полицейские функции «по всем азимутам»? Даже сейчас видно, что внутри Белого дома, Капитолия, Пентагона идет жесткая внутриведомственная схватка. Если бы «неоконы» были в ней побеждающей стороной, то мы бы видели силовые действия против Ирака и Афганистана гораздо раньше, а Иран уже становился бы площадкой американского «исправления мира» — сейчас мы наблюдали бы за ударами по Северной Корее и Ирану. Напротив, мы видим первые попытки контактов республиканской администрации с обеими этими странами — именно потому, что опыт, скажем, Ирака оказался далеко не вдохновляющим.
В Америке достаточно трезвых людей, не опьяненных положением единственной сверхдержавы, бесконтрольного хозяина мира. Быстро выигранная в Афганистане война — за счет Северного альянса таджиков и узбеков, обратилась в Ираке (да ныне уже и в Афганистане) теряемым миром.
Что касается целей американского ответа на Черный Сентябрь, то и здесь возникают вопросы. Уже сегодня ведущий американский социолог Иммануэль Воллерстайн спрашивает, почему «нашим главным военным ответом на акты террора было вторжение в страну, которая не имела ничего общего с атакой 11 сентября?.. «Полный вперед» — это девиз нынешней администрации, поскольку другой курс кажется им пораженческим. Если они ослабят темп, то будут выглядеть очень глупо, а поражение позже кажется менее болезненным, чем крах сегодня».
Неоконсерваторы уже сейчас (на всякий случай) жестко утверждают, что они стояли и стоят за более активное, энергичное и быстрое вмешательство в «национальное строительство» в Ираке и Афганистане. Они уже обвиняют деятелей типа и класса Рамсфелда в неповоротливости, в скепсисе по отношению к участию американцев в создании новых государств на Ближнем и Среднем Востоке. Они выступают за расширение американского военного присутствия здесь.
«Неоконы» отметают всякие аналогии с Вьетнамом, они напоминают, что во время покорения иракского восстания в 1920 г. англичане потеряли более 500 солдат — сопоставимо с первым годом пребывания американцев в Ираке. Но, если потери в Ираке (превзошедшие уже две с половиной тысячи американских военнослужащих) не прекратятся, а сотни млрд, дол., выделенных Ираку, не стабилизируют там обстановку; если ценой борьбы с суннитами и шиитами Ирака будет кризис НАТО, если вместо демократии в новом Ираке воцарится режим шиитских аятолл, когда престижу Соединенных Штатов в мире будет нанесен жестокий урон, тогда Америка будет искать «козла отпущения». И она уже знает, как его зовут.
Поражение традиционного истеблишмента
11 сентября подорвало силы левых и даже центра политического мэйнстрима. Парадоксально, но основным противником курса Дж. Буша — мл. становится секретарь СНБ его отца, Дж. Буша-ст., — Брент Скаукрофт. Он определяет свою борьбу как сражение «традиционалистов» (которых он возглавляет), против пришедших с Бушем-сыном «трансформистов», прагматиков против «неоконов» плюс демократических империалистов, интернационалистов против унилатералистов, людей, победивших в холодной войне — против борцов «войны с террором».
Последние раскололи прежнее единство американской элиты, агрессивно оттесняя триумфаторов старшего Буша 1991 года от рычагов фантастической власти в новом столетии. Показательно на фоне вышедших совместных мемуаров Буша-старшего и Брента Скаукрофта то, что Брента Скаукрофта при Буше-младшем не назначили даже на (несколько декоративный) пост главы президентского Совета по внешней разведке.
Почему? Потому что столь близкий его отцу Скаукрофт пытается сейчас объяснить причины склонности Дж. Буша-мл. к радикальным решениям таким образом: «Трансформация пришла 11 сентября. Нынешний президент — очень религиозен. Он воспринял как нечто уникальное, как поданное сверху то катастрофическое, что произошло 11 сентября, когда ему пришлось быть президентом. Он воспринял происшедшее как миссию, как его личную миссию расправиться с терроризмом». Скаукрофт замечает, что проблема в «абсолютной вере, в мотиве столь благородном, что отныне все содеянное в отместку — О.К., поскольку речь идет о правом деле». Анализ Брента Скаукрофта однозначен: от традиционных отношений с союзниками до событий в тюрьмах Абу Граиб и Гуантанамо— чем меньше моральной двусмысленности в твоем мировоззрении, тем лучше, тем спокойнее ты можешь оправдать свои действия.
Еще одна проблема согласно взглядам Скаукрофта проистекает из того факта, что «если вы верите в то, что ваши деяния — абсолютное благо, тогда грехом будет отходить от уже намеченного и взятого курса». Это означает, что религиозный абсолютизм либо создает опасные политические решения, либо, в противном случае, он делает Соединенные Штаты открытыми к обвинениям в лицемерии. Скаукрофт: «Например, вы выступаете в защиту тезиса об экспорте демократии, и при этом вы обнаруживаете себя в объятиях таких лидеров, о которых можно сказать что угодно, но только не то, что они привержены демократии или готовы отстаивать демократические идеалы где-либо. Абсолютные истины невозможно подвергать сомнению; невозможно одновременно практиковать прагматизм и полностью загораживаться от критики».
На фоне потери национальных позиций первоначальными ставленниками американцев в Ираке это своего рода объявление войны традиционалистов трансформистам. Возникает ситуация противостояния курсов 41-го и 43-го президентов, отца и сына, традиционалистов и трансформистов. Согласно Скаукрофту, «11 сентября позволило трансформистам утверждать, что ситуация в мире быстро ухудшается и мы должны быть смелыми. Мы знаем, что делать, и у нас для этого есть сила».
Контраст нынешнего Совета национальной безопасности и того, который возглавлял Скаукрофт, очевиден. И Кондолиза Райс гордится своим нынешним детищем: «Я не хотела бы иметь СНБ, похожий на СНБ времен Брента — действующий в низком ключе, занимающийся координацией, а не оперативными проблемами, маленький и менее энергичный». Возглавляя СНБ, Райс требовала, прежде всего, безусловной лояльности, полного подчинения курсу президента и всем его привычкам: «Вашей первой обязанностью является поддержка президента. Если президент желает иметь текст 12-го размера печати, а вы подаете ему юго, ваша обязанность дать нужный размер».
Либеральный истеблишмент — традиционалисты утверждают, что, работая в СНБ, Кондолиза Райс превратила Совет национальной безопасности в организацию, которая служит индивидуальным прихотям одного человека в ущерб лучшему служению национальным интересам. Скаукрофт размышляет: «Существуют две модели осуществления функций советника по национальной безопасности — снабжать президента информацией и управлять СНБ как организацией. Сложность состоит в том, чтобы решать обе задачи». Будучи советником президента по национальной безопасности, Кондолиза Райс, по мнению традиционалистов, ежеминутно была занята тем, чтобы быть на стороне президента, постоянно шепча ему что-то на ухо, становясь его alter ego в вопросах внешней политики. Это изменило роль СНБ как центра анализа, способного критично взглянуть на свой курс.
В результате государственный секретарь (до 2005 года) Колин Пауэлл, видимый миру как обладатель «голоса разума» рядом с импульсивным президентом, стал восприниматься президентскими лоялистами как подозрительная личность. Пауэллу приходилось не раз оправдываться перед иностранной аудиторией. В результате Пауэлл стал терять влияние, а затем и покинул администрацию. И, периодически не разделяя мнение «неоконов», он терял линию аргументации своей политики. Происходило очевидное отчуждение государственного секретаря, с одной стороны, и министра обороны Рамсфелда — с другой. Его заместитель в госдепартаменте Марк Гроссман сказал: «Мы стали ненужной бюрократией». Американская государственная система в подобных случаях делает верховным арбитром президента страны. И президент Буш-младший стал постепенно вмешиваться в межминистерские отношения чаще всего на стороне министра обороны. Утешением Колину Пауэлу было значительно большее международное уважение, чем выказываемое по отношению к министру обороны Рамсфелду.
С уходом Колина Пауэлла традиционалисты в американской дипломатии окончательно уступили «демократическим империалистам» типа вице-президента Чейни и министра обороны Рамсфелда; традиционалисты уступили в СНБ, возглавляемом Кондолизой Райс. На них с правого фланга оказывали нажим деятели типа Вулфовица и Либби, а ослабленный в США «левый» фланг оказался неспособным оказать необходимую поддержку.
Итак, мы видим, что с 2001 г. традиционный атлантический истеблишмент (сегодня олицетворяемый весьма одиноким Скаукрофтом) потерпел на внутриполитической арене очевидное поражение. В этих условиях «различие» в подходе отдельных представителей американского руководства к мировым проблемам можно увидеть лишь в оттенках взаимоотношения двух линий, в различиях «демократических империалистов» и неоконсерваторов. Президент Буш-младший и госсекретарь Райс отражают замену внутренней борьбы на уровне Совета национальной безопасности США консолидированной позицией.
Республиканцы: «неоконы» и демократические империалисты
Афганская операция продемонстрировала всему миру, во-первых, исключительные возможности военной машины США. А во-вторых — возобладание силового сегмента американского политического механизма, произведшего революционные изменения в американской внешней политике.
В первом случае особенное впечатление произвели огромные транспортные самолеты и тяжелые бомбардировщики, оснащенные приборами точного бомбометания, а также, весьма точные крылатые ракеты. С неожиданной силой открылся разрыв между техническим уровнем и возможностями США и прочих высокоразвитых стран Запада (не говоря уже о всех прочих государствах). Обнажился тот факт, что не менее 6о стран на определенном этапе предпочли быть военными союзниками Америки. (Позже численность военных союзников США в Ираке уменьшилась вдвое.) Что позволило министру обороны Рамсфелду утверждать, что «миссии определяют коалиции, а не наоборот». То есть, провозглашенная Америкой миссия, а не выработанная огромной коалицией стратегия стала самым важным элементом системы, где США доминируют. «Неохотный шериф» превратился в решительного полицейского. Или имперского проконсула. Изоляционистская Америка ушла на историческое дно.
Поразительное явление: в стране, где любая политическая позиция немедленно порождает оппозицию, исчезла эта спасительно постоянная бинарность.
Демократы и республиканцы нашли общую позицию — они вотируют новые военные расходы с целью продлить как можно дольше американское преобладание в мире. Политическая география обеих политических партий практически смыкается. И при президенте-демократе Клинтоне американцы искали «оборонительные рубежи» не на побережье двух омывающих Америку океанов, а в Сомали, Боснии, Колумбии, Восточной Азии. Окончание холодной войны усилило тенденцию американского руководства искать оптимальное военное решение максимально удаленно от американской территории. При президенте-республиканце Буше «проецирование силы» на дальние регионы стало ключевым выражением в американском подходе к своей безопасности в новом веке. Все звенья государственного аппарата США сошлись в том, что (словами П. Вулфовица) «проецирование силы должно оставаться наиболее предпочтительным способом использования американских войск»[123].
Во время своей предвыборной кампании 2000 г. губернатор Дж. Буш безоговорочно указал, что «наша нация оказалась на правильной стороне истории»[124]. По поводу вопроса о том, чтобы воспользоваться исключительно благоприятными открывшимися обстоятельствами у обеих главных партий не было особых противоречий — потому-то вопросы внешней политики не являли собой главного предмета спора во время борьбы за президентское кресло. При этом ни Гор, ни Буш не подвергали сомнению главную линию: воспользоваться историческим шансом. Победитель не подчеркивал различий в этом вопросе, а стремился их отвести на второй план. Губернатор Буш на пути в Белый дом отстаивал те же идеи, но несколько более вычурно, с трудом произнося вначале слово «империя»: «Америка никогда не была империей, — провозгласил Буш, выступая в Библиотеке Рональда Рейгана, и отдавая долг скорее пафосу, чем исторической точности. — Мы — единственная великая держава в истории, которая имела такую возможность, но отвергла ее — предпочтя величие мощи и справедливость славе». Но тут же Буш-мл. заявил, что «построение башни протекционизма и изоляции привело бы лишь к стагнации Америки и одичанию мира». Целью является «построение мира, формируемого американским мужеством, мощью и мудростью». Посредством столетия неустанной борьбы Соединенные Штаты пришли к триумфу «своего видения свободы и индивидуального достоинства — создаваемого свободным рынком, распространением информационной технологии, осуществляемых в мире свободной торговли». Главным вызовом Соединенным Штатам является использование их мощи для консолидации уже одержанной победы»[125].
Центральный организационный элемент
Поразительна «безнаказанность» работы этого органа, членов которого не нужно проводить через процедуру парламентских слушаний, но чьи решения влияют на судьбы внешнего мира.
При этом лицо, возглавляющее американский Совет национальной безопасности (скажем, бывшая недавно на этом посту Кондолиза Райс), бесспорно, было ближе к процессу принятия решений президента, чем любой из его коллег по кабинету в республиканской администрации). По ее собственному признанию, она проводила до шести-семи часов в день рядом с президентом. Более того, она как бы стала «неофициальным» членом семьи президента, проводя с этой семьей воскресные обеды, проводя отпуск вместе с этой семьей.
С этого поста «самый влиятельный человек мира» виден отчетливее всего. Вот как Кондолиза Райс оценивает своего босса: «Этот президент обладает стратегическим мышлением в большей мере, чем какой-либо другой президент, которого я видела. Время от времени что-нибудь в разведывательных оценках провоцирует его мыслительный процесс и подвигает на уточнение стратегического курса страны. Мы сидим и работаем над очередной проблемой, и вдруг он говорит: «Вы знаете, я сейчас подумал… ситуация в Китае…». Это нечто люди не понимают, говоря о президенте. Потому что, если вы не сидите рядом с ним в Овальном кабинет те, вам этого не увидеть. Я видела много такого в летней резиденции, в Кэмп-Дэвиде и в его ранчо в Техасе».
Мы видим, что с 2001 г. традиционный атлантический истеблишмент потерпел на внутриполитической арене поражение. Вперед вышли авантюристы. И полем приложения колоссальной энергии Соединенных Штатов стал регион Ближнего Востока.
Администрация Буша поворачивается к Ираку
В самом начале января 2001 г. новоизбранный вице-президент Чейни позвонил умеренному республиканцу — Уильяму Коэну, служившему в администрации Билла Клинтона министром обороны — с просьбой: «Нам нужно подготовить новоизбранного президента к серьезным действиям на Ближнем Востоке». Вице-президент имел в виду углубленные дискуссии «по поводу Афганистана, Ирака и другим целям в регионе».
Напомним, что Чейни был министром обороны в администрации отца нынешнего президента — Джорджа Буша-старшего в годы, включавшие в себя Войну в заливе в 1991 году. После окончания войны Соединенные Штаты, не двинувшись на Багдад, определили две запрещенные для полетов иракской авиации воздушные зоны — на севере и юге страны, закрыв для воздушных полетов 60 процентов иракской территории.
10 января 2001 г. — за десять дней до инаугурации — будущие президент Буш, вице-президент Чейни, министр обороны Рамсфелд, будущий госсекретарь Колин Пауэл и советница президента по вопросам национальной обороны Кондолиза Райс прибыли в Пентагон для встречи с уходящим Коэном. Их ждали в «танке» — гарантированном от прослушивания помещении Пентагона. Новоизбранный президент был в самом веселом настроении, он не видел в будущем угрозы. Два американских генерала совместно с Коэном просветили собравшуюся компанию относительно технических деталей установления запрещенных зон полета в Ираке. Операция «Северная вахта» запрещала иракцам полеты над северной десятой частью Ирака — так осуществлялась опека курдов. В течении 164 дней предшествовавшего года примерно 50 американских и британских самолетов патрулировали эту зону, не давая войскам Саддама Хусейна полностью овладеть севером. Почти в каждом случае американо-английские самолеты обстреливались (преимущественно ракетами «земля — воздух»). Американские самолеты отстреливались и бросали бомбы, целясь преимущественно в зенитные установки иракцев.
В ходе более крупной операции «Южная вахта» в зону контроля подпадала почти вся южная часть Ирака — вплоть до пригородов Багдада. За прошедшее десятилетие американские и британские самолеты осуществили 150 тысяч вылетов. На предшествующий год пришлось ю тысяч вылетов — и ни один самолет не был сбит. Пока. Американских генералов беспокоило то, что многомиллионной стоимости самолеты подвергались опасности при нападении на скромное 57-миллиметровое зенитное орудие.
Особый интерес представляла точка зрения Коэна, через десять дней покидавшего свой министерский пост. Он полагал, что Америке не приходится рассчитывать на помощь стран ближневосточного региона в борьбе против Саддама Хусейна. Америка здесь практически одинока. Бомбометание едва ли даст ощутимые результаты. Коэн полагал, что, войдя в тупиковую ситуацию, администрация Буша постарается найти пути примирения с Ираком.
Находившийся в отменном расположении духа президент Буш задал всего лишь несколько вопросов конкретного характера, но по ним не было ясно, какой будет его линия поведения в вопросе об изоляции Ирака. На пентагоновских столах лежали ментоловые жевательные резинки, и когда председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Генри «Хью» Шелтон увидел, что Буш вожделенно смотрит на его жвачный кубик, он передал его президенту. Таков был характер обсуждения. Или президента?
Через три года президент Буш скажет: «Мы едва ли могли повлиять на Саддама Хусейна. До 11 сентября я не видел особой опасности, исходящей от Ирака». Встает вопрос, а зачем среди сонма дел клинтоновского военного министра озадачили именно иракской ситуацией?
Второе важное (в плане формирования президентской позиции) совещание состоялось у Буша с директором ЦРУ Джорджем Тенетом. В течение двух с половиной часов речь шла о секретных операциях на Ближнем Востоке. Президенту сообщили, что Соединенным Штатам угрожают с трех сторон: l) террористы «АльКаиды», базирующиеся в Афганистане; 2) распространение оружия массового поражения, химического, биологического и ядерного; з) угроза со стороны Китая, которую можно будет игнорировать еще 5—15 лет, но не более; особенно опасен (считали американские разведчики) слой китайских военных.
Об Ираке речь конкретно зашла не сразу. Тенета больше интересовал бен Ладен. Слово «Ирак» было отчетливо произнесено на семнадцатый день президентства Буша, когда заместитель Тенета Джон Маклафлин специально охарактеризовал формирующую иракскую политику Вашингтона. Возникли предположения о наличии на территории Ирака оружия массового поражения, хотя инспекторы ООН (работавшие в стране до 1998 г.) не обнаружили таковых. В указанном году президент Саддам Хусейн изгнал международных инспекторов из Ирака и возник вопрос об отношении к противникам Саддама Хусейна в — и за пределами Ирака. Буш и его окружение боялись захвата одного из американских летчиков. Какими могут быть средства их спасения?
Новый подход сказался сразу. 16 февраля 2001 г. 24 американских и британских самолета нанесли удар по 20 иракским радарным установкам — самая крупная атака за предшествующие два года. Пентагон через Кондолизу Райс, советницу президента по национальной безопасности предупредил президента Буша о предстоящей бомбардировке. Уничтожены были фибергласовые оптические волокна, объединяющие военную систему Ирака.
Самым большим сторонником ударов по Ираку с этого времени становится министр обороны США Дональд Рамсфелд — политик с длительной карьерой работы на правом фланге американской политической сцены. Он делится с госсекретарем Пауэллом своими опасениями в отношении того, что закупаемые багдадским правительством трубы могут быть использованы в качестве ракетных устройств. Прежний профессиональный военный Колин Пауэлл усомнился: «Чтобы добыть одну такую трубу, иракцы не будут покупать прибор стоимостью в 200 тыс. дол.».
После бесед с подозрительным Рамсфелдом Пауэлл становился все более скептичным в отношении неугасающей фантазии министра обороны. Последовали несколько наиболее странных в истории американского государственного искусства дебатов. Рамсфелд свел обвинения к фразе: «Иракцы ежедневно метят в американских пилотов».
Американцы начинают все более активно обращаться к заграничным противникам Саддама Хусейна. Одной из наиболее видных таких групп был Иракский национальный конгресс, возглавляемый математиком Ахмедом Челаби, который получил образование в США и покинул Багдад в 1958 году. Госдепартамент и ЦРУ испытывали сомнения в моральных качествах Челаби и его целях («скользкий», нерешительный, не имеющий связей внутри Ирака Саддама Хусейна — считали недоброжелатели Челаби). Но у него в Вашингтоне были и влиятельные сторонники.
1 июня 2001 г. на заседании полного состава Совета национальной безопасности США было решено выработать последовательную иракскую политику. С этого времени штат СНБ стал вплотную заниматься выработкой иракской политики, и возглавил этот процесс первый заместитель Кондолизы Райс — пятидесятичетырехлетний Стивен Хэдли, адвокат, который немало работал с Ричардом Чейни, когда тот был министром обороны у Буша-старшего. Возглавляемая Хэдли группа к 1 августа 2001 г. подготовила сверхсекретный план под названием «Стратегия освобождения». Обширный план имел и весьма внушительные приложения: о роли ООН, о военных инспекторах, значении запретных для полетов зон. С планом был ознакомлен государственный секретарь Колин Пауэлл, но общее число осведомленных с ним высших чиновников было невелико.
Тем временем со времени Войны в заливе (1991) американская военная машина вела вялотекущую боевую операцию против Багдада. Бомбардировки иракских городов продолжались постоянно. Это была необъявленная война, и длилась она со времен освобождения Кувейта, но не интенсивно.
Предполагая возможность перехода из «вялотекущей фазы в боевую, американское командование создало план войны против Ирака — двести страниц текста плюс двадцать дополнений, касающихся разведки, поставок вооружений, описание боевых операций в воздухе, на земле и в морских просторах (еще 600 страниц). Согласно этому плану Соединенные Штаты нуждались в семи месяцах боевых действий, в боевых силах примерно в 500 тысяч военнослужащих только на Ближнем Востоке на момент начала операции. Слыша оценки Ренуара, генерал Фрэнкс (командующий СЕНТКОМом, в компетенцию которого входило ведение боевых действий на Ближнем Востоке) теперь более детально представлял себе, что имеет в виду президент Буш. Нужно сказать, что Фрэнкс был поражен. В средине одной войны (против Талибана в Афганистане) его главнокомандующий решил детально спланировать вторую войну. «Черт возьми, о чем они думают? Есть ли резон распылять силы?»
Но это распыление уже произошло. Американская армия расположила 368 тысяч солдат в 120 странах. До 11 сентября 2001 г. за границей Соединенных Штатов находились 20 процентов наличного армейского персонала; через два года на воинской службе за пределами страны находилась почти половина американской армии[126]. За неделю до начала боевых действий в Ираке заместитель министра обороны П. Вулфовиц предсказал, что жители Ирака, «как народ Франции в 1940-х годах, видит в нас желанных освободителей». Так смело рассуждала неоконсервативная верхушка Америки.
Самая большая разведка
Самый большой закрытый клан в Америке — американское разведывательное сообщество — расходует 40 млрд. дол. в год, что больше, чем все остальные разведки мира, вместе взятые. Центр разведки в Лэнгли, претендует и на всезнание, и на понимание главных мировых явлений. Составляющие его четырнадцать разведывательных служб и днем и ночью фиксируют мировые и региональные процессы, — стремясь обеспечить американское правительство наиболее компетентным анализом грозящих Америке явлений. Рыцари «плаща и кинжала» твердо берегут профессиональные тайны. Проходят поколения, прежде чем мир узнает о внутренних противоречиях, о раздорах и несогласиях в рядах хранящего корпоративную честь разведывательного сообщества. Внешнему миру остается только гадать о вариантах конкурирующих схем и объяснений, о цене упорно-молчаливого единства и солидарности.
Но самая хрупкая материя — психика создает напряжение, которое способно преодолеть профессиональную лояльность, и тогда в оборонительном щите образуется просвет, и мы получаем редкую возможность представить себе ход мыслительного процесса американского разведсообщества, сопоставить различные точки зрения, узнать неортодоксальные мнения. Такое случается не часто. Последний подобный разлом случился в июле 2004 г., когда ведущий ближневосточный специалист ЦРУ опубликовал книгу со своими оценками происходящего в этом регионе. Автор предпочел не называть своего имени и выступил как «Аноним». Он, один из наиболее сведущих специалистов современного исламского мира и его боевых организаций, 22 года работает в ЦРУ и непосредственно из Лэнгли наблюдал за такими целями американской разведки, как Усама бен Ладен, анализируя его действия, слова, тактику и стратегию. Причиной его желания нарушить профессиональное молчание стало несогласие с формирующимся государственным курсом, ведущим Америку в тупик.
Общенациональный спор оказался тем более ожесточенным, что пришелся на дни ухода в отставку директора ЦРУ Джорджа Тенета, когда спор об эффективности американских разведслужб и интерпретация борьбы с исламским фундаментализмом достигли своего пика. Стало ясно, что в американском аналитическом подходе выделились две школы, жестко противостоящие друг другу.
Первую точку зрения представляют неоконсерваторы, которые считают, что любое государство, любой стадии развития, представляющее любую из семи цивилизаций, способно достаточно легко и быстро воспринять западные демократические ценности. Именно эта группа теоретиков выступила с обоснованием быстрого вторжения в две ближневосточные страны, в Афганистан и Ирак, с твердой верой во всемирную приложимость западных идеологических догматов, в то, что указанные страны относительно легко будет превратить в прозападные управляемые демократии. Такие деятели, как Чейни, Рамсфелд, Вулфовиц, называли просто оскорбительными сомнения в способности Карзая в Афганистане и Аллауи — а затем его шиитско-курдских преемников — построить на своей родине подлинно демократические общества.
Вторую точку зрения самым ярким образом отстаивают профессионалы американской разведки. Победные фанфары в адрес быстро оккупированного Афганистана не ввели профессионалов американской разведки на Ближнем Востоке в эйфорию. Страны этого региона многие тысячелетия живут по своим устоявшимся законам; в присутствии иностранного вторжения главные политические силы этих стран откладывают внутреннюю рознь и объединяются против обозначившихся враждебных внешних сил. Так, даже лидеры многократно перепаханного войнами Афганистана в октябре 2003 г. — на фоне горящего Багдада — призвали «всех муджахеддиновов и простых афганцев» своею фетвою к битве с иностранцами.
Американская разведка предупредила уже по поводу Афганистана: «Неумение США заручиться поддержкой (или уничтожить) лидеров и силы старшего поколения афганских муджахетдинов делает определенным процесс формирования страшного противника… Запад потерял время в Афганистане; решающей стала позиция Хекматьяра, Хаккани, Хали и других в пользу Талибана и «Аль-Каиды», что практически гарантирует падение прозападного президента Карзая»[127]. Но еще более основательно отдельные представители американской разведки выступили против иракской авантюры.
ЦРУ, американская разведка предупредили против самонадеянности, веры в возможность быстрой перестройки многовековой парадигмы, рожденной в легкомысленных мозгах отвлеченных теоретиков. Витриной демократии на Ближнем Востоке ни Кабул, ни Багдад никогда не будут. На их стороне огромной силы цивилизационный код, сложившаяся за многие столетия иная идентичность, которая противится немедленным прозападным переменам. В Кабуле независимые от внешней помощи афганцы прямо говорят американцам: «Вы плохо изучили нашу историю». После множества сообщений об окончательном крушении Талибана и «Аль-Каиды», невозмутимо появляются новые сообщения — о том, что (об этом 5 мая 2003 г. писала «Крисчен сайенс монитор») «афганские силы сопротивления перегруппировались, перевооружились, получили новые средства и готовы вышвырнуть американские войска из Афганистана»[128].
Багдад долгие годы был столицей халифата и опорой ислама. Культурный код изменить при помощи крылатых ракет невозможно.
Разведка-2
На данном этапе особую важность приобретает американская разведка. Директор ЦРУ Джордж Тенет был единственным членом Совета национальной безопасности, унаследованным Джорджем Бушем от Билла Клинтона. 48-летний, высокого роста сын греческих эмигрантов Тенет был хорош умением кратко изложить суть дела, он был профессионалом своей профессии и Афганистан укрепил его позиции. Сотрудники ЦРУ были активны в предгорьях и наладили тесный контакт с пакистанской разведкой. Он вдесятеро увеличил штат действующих агентов ЦРУ, которое он возглавлял с 1997 г. Самой известной его фразой было: «Все в этом мире mano-a-mano, человек — человеку».
Практически случайно Джордж Тенет имел завтрак с Карлом Роувом — старшим политическим советником президента Буша-младшего. Налаженные отношения были не менее важны, чем прочные связи с Кондолизой Райс и даже с президентом Бушем. Каждое утро в 8.00 глава американской разведки приходил к президенту страны. «Я люблю его», — сказал о Тенете Буш. «Я доверяю ему, и это очень важно». За его спиной стояли 17 тысяч сотрудников ЦРУ.
Еще до 11 сентября Джордж Тенет видел неприятие администрацией Буша саддамовского Ирака. Тенет создал специальную Иракскую команду, которой поручалось возглавить подрывные действия против Хусейна. В их «периметр» входили Израиль, Афганистан, Иран й Ирак. Во главе ее 4 августа 2001 г. встал 43-летний Соул (псевдоним).
Главной опорой ЦРУ были курды — их 100-тысячное ополчение молниеносно связывало две трети регулярной иракской армии. После войны в Заливе в 1991 г. президент Джордж Буш-старший поставил перед ЦРУ задачу свергнуть режим Саддама. ЦРУ обеспечивало деньгами почти любое антисаддамовское движение. В 1997 г. конгресс США выделил этому движению 97 млн. дол.
Центральное разведывательное управление следило за Саддамом Хусейном с момента его прихода к власти в 1979 году. Согласно мнению Соула, для низвержения иракского президента требовалась концентрация всех силовых ведомств Соединенных Штатов. Этого можно было добиться лишь вторжением вооруженных сил США с активной помощью ЦРУ. Лэнгли после активизации ЦРУ в Афганистане уверовало в свою силу. Утром 11 сентября 2001 г. Соул и его коллеги направлялись в старое здание госдепартамента, чтобы поделиться советами с гражданскими коллегами.
Пересекая границу Вирджинии и округа Колумбия, они по радио услышали о нападении на США. Они видели мчавшуюся назад, в Лэнгли машину директора Тенета, прервавшего свой вашингтонский завтрак.
В первые месяцы после 9/11 ЦРУ ослабило внимание к Ираку за счет Афганистана. «Наверху» только вице-президент Чейни продолжал напоминать об опасном Багдаде. Но Соул прямо сказал Чейни, что посредством тайной операции ЦРУ свергнуть Саддама невозможно. Тенет сказал, что ЦРУ может обеспечить от io до 20 процентов успеха. Курды и прежние заговорщики против Хусейна знали о свойстве ЦРУ покинуть союзников в решающий момент и не верили американцам в штатском.
Чуть позже президент Буш спросил головку ЦРУ: «Можем ли мы сместить Саддама посредством тайной операции?» и получил ответ «нет». Кондолиза Райс напоминала президенту, что для рекрутирования надежных агентов внутри Ирака агенты ЦРУ должны твердо обещать полномасштабное вторжение американских войск. На этом этапе Буш не давал твердых обещаний.
Американские военные периода Афганистана
Генерал Фрэнкс был в высшей степени критичен в отношении плана войны в Афганистане — первые 72 дня боев его не удовлетворяли абсолютно. Отсутствие фантазии, живой мысли, тупая закостенелость бесили его. То, что происходило, трудно было даже назвать «реализацией плана» — то были лихорадочные действия по выполнению приказа президента осуществить быстрые военные действия против «Аль-Каиды». Возможно, главным виновником этой неразумной спешки был министр Рамсфелд, упорно требовавший массированной высадки американских войск на афганской территории. Первыми здесь 27 сентября 2001 г. высадились ударные силы Центрального разведывательного управления (16 дней после атаки девятнадцати и сентября). Это были весьма опытные люди, но их боевые качества желали много лучшего. Только через 22 дня на «вершину мира», на Гиндукуш прибыли Специальные группы командос. И все же сложилась довольно странная ситуация: Рамсфелд требовал максимального ускорения, а Фрэнкс указывал на неготовые к боевым действиям вертолеты, недостаточные коммуникационные связи, на неблагоприятствующую погоду.
Министр обороны недоумевал: «Почему мы не можем осуществить вторжения быстро?» Рамсфелд в конечном счете взялся за несвойственные министру дела, доходя до прямого администрирования, до конкретного планирования грядущих операций, и генералу Фрэнксу ничего не осталось, как возмутиться: «Мистер министр, остановитесь. Так не пойдет. Вы можете уволить меня. Но я должен либо быть командующим, либо отстраниться от дел. Вы мне либо доверяете, либо нет. Если вы мне не доверяете, я готов покинуть свое место. Я желаю, чтобы вы прояснили свое отношение ко мне».
Оказавшись в центре кризиса военного планирования и приготовлений, министр Рамсфелд ответил так: «Ясно, что в начале любого пути мы притираемся друг к другу в поисках оптимального пути». Но этот эмоциональный разговор оказался ключевым во взаимоотношениях министра и генерала. Стало ясно, что оба они не желают лобового столкновения, хотя в характере обоих жило бойцовское чувство. (Рамсфелд когда-то преподавал в университете, и словесная битва была его обычным полем битвы). Но, дойдя до кризиса в отношениях с главным своим подчиненным, Рамсфелрд теперь опасался упреков в неумении создать солидарную команду.
Теперь он желал создать общий с Фрэнксом фронт. Помимо прочего, увольнять ведущего генерала в начале войны на Ближнем Востоке никому не казалось верхом стратегического умения: что лежит впереди в этой необычной войне с терроризмом и как вести дела в неведомых странах, если не налажен контакт даже с ближайшими генералами? Рамсфелд пошел на попятную и сделал заметные примирительные шаги.
Тем временем Северный альянс таджиков и узбеков успешно выполнял свою миссию, ЦРУ и специальные войска продвигались вперед. Именно тогда Рамсфелд пришел к заключению, что на самом деле ему повезло — во Фрэнксе он нашел надежного исполнителя своих приказов. Отныне Фрэнкс — его человек. Это было не просто, зная традиционную жесткость министра обороны Рамсфелда, способного быть грубым и жестким, вовсе не желающим кому бы то ни было нравиться.
Центральное управление вооруженными силами США стало налаживаться. Генерал Фрэнкс более всего думал о необходимости приспособить американскую армию к двадцать первому веку, ему претил антагонизм в Пентагоне, он желал иметь в министре обороны сообщника и коллегу. Фрэнкс перестал обращать внимание на личные обиды, он стал воспринимать грубость Рамсфелда как стимулятор армейской эффективности. «Он (министр) постоянно подталкивал, и это меня полностью удовлетворяет». Была создана машина управления, которая к походу на Багдад была отрегулирована и получила боевую выучку.
Решение о войне против Ирака
К концу ноября 2001 года совместная операция вооруженных сил США и ЦРУ, сопровождаемая ковровыми бомбометаниями, стала давать результаты во многом благодаря действиям Северного альянса. Половина страны уже находилась под контролем альянса.
Кабул пал, и тысячи бойцов Талибана и «Аль-Каиды» ринулись к южной границе с Пакистаном. Вашингтон уже израсходовал миллионы долларов; он заслал своих людей в бесчисленные племена страны. Специальные силы успешно упражнялись в ковровом бомбометании. Настроение вокруг Буша после весьма мрачного октября переменилось на предчувствие скорой победы в Афганистане.
При окончании заседания Совета национальной безопасности 21 ноября 2001 г. президент Буш положил руку на плечо министра обороны Доналда Рамсфелда. Шел 72-й день после одиннадцатого сентября, канун праздника Благодарения. Одиннадцатый месяц президентства Джорджа Буша. Пятидесятипятилетний президент был значительно моложе 69-летнего министра обороны. Импульсивный президент явно не был мыслителем. Он был прямодушен, склонен решать практические задачи и гордился своей прямолинейностью. Но сейчас требовалась заведомая секретность, и именно поэтому он обращался к многоопытному министру обороны. Министр был невысок, бравировал почти мальчишеской энергией вопреки седеющим волосам, тщательно зачесанным назад. Он излучал заведомую почтительность в отношении президета — одна из редких фигур, которым он охотно улыбался. Чаще всего его лицо выражало примерное безразличие политика, испытавшего на себе многие функции государственного управления «Мне необходимо увидеть вас наедине». Два политика уединились в небольшой комнате рядом с Ситуационной комнатой; они плотно прикрыли дверь и опустились в кресла. Президент не стал углубляться в преамбулы: «Что вы думаете о плане войны против Ирака? Какой план войны против Ирака уже имеется у вас?
Искомым планом был несколько обновленный «Буря в пустыне — II Плюс». Но никто не шел на дальнейшую разработку плана, во многом потому, что командующий американскими силами в регионе генерал Том Фрэнкс не имел идей расширения военного конфликта. Его войска сражались с Талибаном и фундаменталистами, и менее всего он хотел расширения своего фронта. Хотел ли вторжения в Месопотамию Рамсфелд? Если и хотел, то понимал сложность его реализации. Потому-то и ответил президенту уклончиво: в архиве американского министерства обороны лежат 68 секретных военных планов. «Я ответственен за все наши военные планы». Министр говорил о том, что многое складывается не так, как хотелось бы. Песчаные плоскогорья Ближнего Востока погребли под собой не одного победоносного полководца. Здесь нашли предел своих возможностей Британская и Российская империи.
Доналд Рамсфелд, проявляя свое обычное профессорское упорство, постарался объяснить президенту, что выработка новых военных планов требует многих лет подготовки, а переход от одной президентской администрации к другой часто попросту подрывает многолетнюю работу. Но на этот раз президент проявил неумолимое упорство.
Он закончил беседу словами: «Давайте начнем это дело и дадим Томми Фрэнксу возможность защитить Америку низвержением Саддама Хусейна. Можно ли подготовиться не привлекая особого внимания?». Рамсфелд ответил утвердительно — ведь он недавно беседовал с четырехзвездными генералами и адмиралами в Европе, Азии, Латинской Америке и лично с генералом Томми Фрэнксом, возглавлявшим американские силы на Ближнем Востоке, в Юго-Западной Азии и Африканском Роге (СЕНТКОМ).
Президент попросил своего министра обороны не распространяться относительно его просьбы, и Рамсфелд пообещал, выставляя в качестве исключения Джорджа Тенет, директора ЦРУ. Без помощи его. ведомства война против Ирака едва ли не невозможна. Президент согласился, но просил подсоединить Тенета значительно позже.
Триумвират Буш — Рамсфелд — Фрэнкс работал на иракском направлении многие месяцы. Буш признавал, что ставить в известность американский народ о потенциальном конфликте с Ираком сразу же после Афганской войны было бы чревато.
Решимость президента
Именно вышеуказанный разговор показал министру Рамсфелду, насколько полон решимости вести войну с Ираком президент Дж. Буш-младший. О плане знал очень ограниченный круг сотрудников, окружавших президента. В то же памятное утро Буш сообщил советнице по национальной безопасности Кондолизе Райс о своем разговоре с Рамсфелдом, не объясняя при этом мотивы своего решения, и подобным же образом поделился с вице-президентом Диком Чейни: «Он придерживался того мнения, что Саддам Хусейн — подлинная угроза ближневосточному региону. Мы обсудили проблему во время продолжительной прогулки, и вице-президент стал одним из наиболее убежденных сторонников сокрушения Багдада»[129].
Но это в политической и идейной области. В сфере же конкретной подготовки на первый план выдвинулся 56-летний четырехзвездный генерал Том Фрэнкс, ветеран Вьетнама и Войны в заливе в 1991 году. Техасец огромного роста, генерал Томас Фрэнкс был главной мишенью Дональда Рамсфелда. Тот пересек Потомак, вошел в свой огромный кабинет в Пентагоне и немедленно направил Объединенный комитет начальников штабов на создание сверхсекретного доклада Фрэнксу, требующего капитальной оценки положения Ирака, изложения точки зрения Фрэнкса на проблему Ирака как противника, на возможности сокрушить этого противника — и представить свои соображения по этому вопросу не далее чем через неделю.
План
Собственно планом войны Соединенных Штатов против Ирака должен был заниматься генерал-майор военно-воздушных сил Виктор «Джин» Ренуар, начальник оперативного отдела в СЕНТКОМЕ — штабном месте Центрального командования, возглавляемого Фрэнксом. Центральное командование разместило свой штаб во флоридских болотах, в Тампе. Именно отсюда осуществлялось руководство войной в Афганистане. Пятидесятилетний Ренуар, летчик-истребитель, имел мастерскую степень по психологии и его не по годам лысый череп говорил скорее об ученом, чем о лихом воздушном бойце. Он не имел ни одного выходного после 11 сентября 2001 года. Папки, окружающие его письменный стол, пухли день ото дня. Последнюю по счету папку Ренуар называл «Черной книгой смерти».
Именно в это время за дело берутся вторые лица в Пентагоне и госдепартаменте. Заместитель Пауэлла Ричард Армитидж выдвинул идею помощи иракской оппозиции. Но подлинным интеллектуальным лидером дискуссий по Ираку с этого времени становится заместитель Рамсфелда Пол Вулфовиц. Он сразу же возглавляет «партию войны». Вулфовицу в это время 58 лет, он доктор политических наук. Длинные седеющие волосы, наступательная внешнеполитическая философия — как бы в контрасте с мягким, вкрадчивым голосом. Его главным аргументом необходимости избавиться от Саддама Хусейна было: это необходимо, и это можно сделать легко.
Первые же идеи Вулфовица — послать специализированные части ударных американских войск на южные нефтяные поля Ирака и захватить примерно тысячу скважин, дающих две трети нефтяного производства Ирака. С этого плацдарма оказывать постоянное давление на Багдад. Контролировать захваченные скважины будет несложно, все они находятся на расстоянии не далее 100 км от Кувейта, в котором размещены американские войска. «Ничто не сможет остановить войска захвата». Это предложение получило название «стратегия анклава», и звучало все это как «неукротимый барабан», которому с восторгом вторили ставшие столь влиятельными неоконсерваторы.
Первым же критиком Вулфовица выступил государственный секретарь Колин Пауэлл: ведущий ястреб изображает дело так, словно почти все 25 миллионов иракцев бросятся на сторону антисаддамовской оппозиции. Абсурдно, стратегически незрело. «Это тип лунатизма». Обращаясь к президенту: «Не дайте себя увлечь до тех пор, пока не выработаете ясной стратегии и четкого плана, пока в наступательных действиях не будет очевидной необходимости».
Президент Буш на данном этапе звучал успокаивающе: «Не беспокойтесь об этом. Это хорошее предварительное планирование, я знаю, что они делают и пока не спешу дать им шанс». Позже он скажет, что «идея выглядела привлекательным орешком, который легко было раскусить, 10 августа американские и британские самолеты нанесли удар по трем объектам в Ираке — сильнейший удар после февральских бомбардировок. Американские газеты сообщили об этих налетах даже не на первых полосах. Газеты писали, что Буш-младший продолжает практику президента Клинтона — наносить по Ираку удар через каждые шесть месяцев.